Андрей Валентинов - Век-волкодав
«Говори, где машинка с Кирочной и, честное слово, сегодня же тебя отпустим…»
А еще подвал расстрельный вспомнился — и мысли, что перед самыми выстрелами в голове мухами роились. Подумалось тогда, что обидно будет умереть, тайны не узнав. В руках держал, а не далась. Недостоин, значит.
И вот она — тайна. Прямо на знакомом столе, на сукне зеленом. Хочешь, пальцем коснись, хочешь так смотри, облаками любуйся.
Свиделись!
* * *Бесконечный день наконец-то сменился ночью, такой же долгой и томительной. Можно было подремать на диване в кабинете — или прямо в большой комнате на первом этаже Сенатского корпуса, куда по-прежнему стекались донесения о делах в Столице. Но бывший старший оперуполномоченный знал, что не уснет. Ночь не кончилась, что-то еще случится. Отправив трудягу-Полунина отдыхать, он сел у телефона, приготовившись ждать, словно в чекистской засаде — терпеливо, спокойно, никуда не торопясь. Так на Можайской ждали Фартового, чтобы уже перед самым рассветом услышать короткий и резкий стук в дверь.
Товарищ Ким позвонил в начале четвертого. Леонид, ничуть не удивившись, поинтересовался лишь, куда идти, в чей кабинет. В Главной Крепости сейчас все начальство, полный набор Скорпионов, ступить некуда. Мало ли что руководству в голову придет? Пристрелить Гришку Зиновьева к примеру. Сначала пулю в висок, потом — револьвер в еще теплую руку, а затем нужную бумажку на стол, например, подписку о работе на британскую разведку. Отчего бы и нет? По Гришке-Ромовой Бабе точно уж никто плакать не станет!
Обошлось. Ким Петрович ждал его у себя в кабинете. Леонид почему-то решил, что начальству тоже скучно. У товарища Москвина в тумбе стола польская вудка, у секретаря ЦК наверняка тоже что-то имеет, ничуть не хуже.
Вудки не было. Товарищ Ким сидел на подоконнике, держа в зубах давно погасшую трубку, а на зеленом сукне неярко горел экран, встроенный в верхнюю крышку знакомого «чемоданчика». Леонид пододвинул стул, пристроил поближе пепельницу, закурил — стал смотреть на клубящиеся тучи. О том, зачем пригласили, и почему чудной «чемоданчик» включен, он решил пока не думать. Редко бывает, чтобы мечта сбылась, да еще такая.
А ведь сбылась же!
— Ни о чем не хотите спросить? — негромко поинтересовался начальник, неторопливо набивая свой «Bent» табаком из большой яркой пачки, лежавшей там же, на подоконнике.
Товарищ Москвин покачал головой, не отрывая взгляд от экрана.
— Нет, Ким Петрович. У меня, если честно, от всех наших тайн уже зубы ноют. Мне бы что попроще, я же не ученый.
— Не скромничайте, — табак в трубке вспыхнул ярким огнем, словно уголек в ночном костре. — В одном вы правы: точный вопрос не сразу сформулируешь. Сделаем иначе. Расскажите-ка мне, что вы сейчас видите?
Товарищ Ким улыбался, рука поглаживала короткую бородку, но Леонид уже понял, что звали его сюда не просто так, от предрассветной скуки.
Подобрался, вновь на экран поглядел, отложил недокуренную папиросу.
— Такие устройство проходят у нас под грифом ТС, то есть Странные Технологии или Технологии Сталина. Сам товарищ Сталин считает, что их создали либо в Северо-Американских Штатах, в секретной лаборатории, либо… либо вообще не на Земле.
— Докладную нашего Кобы я тоже читал, — перебил начальник. — Фантазер он изрядный. Могу вас уверить: это все создано на нашей планете.
Товарищ Москвин пожал плечами. Начальству виднее.
— Что касаемо именно этого устройства… Его привезли из-за границы, насколько я помню, из Швеции, в Петроград в ноябре 1922 года. А потом долго искали.
Он покосился на подоконник, но там ничего не изменилось. Ким Петрович невозмутимо дымил трубкой.
— Не хотите рассказывать о своих подвигах? — наконец, отозвался он. — Признаться, Леонид Семенович, никак не могу одобрить вами сделанного. Даже не знаю, в каком качестве вы принесли больше вреда — как бандит Фартовый или как чекист Пантёлкин. Я вообще не люблю ВЧК. Понимаю, что у контрразведки свои методы, и что белые перчатки там не выдают, но всему есть предел… Вчера, кстати, вас поминал товарищ Зиновьев.
Леонид почувствовал, как холодеют пальцы. Если питерский диктатор узнал, кто таков скромный сотрудник Техсектора товарищ Москвин, дела плохи. Гришка не из тех, кто прощает.
Эх, если бы и самом деле выдали приказ на исполнение Ромовой Бабы! Пистолет — в руку, бумажку на стол…
Вы скажите мне, братцы-граждане:
Кем пришит начальник?
— Он на вас также весьма зол, но крови не жаждет. Вашей крови, Леонид Семенович. Но вот использовать опыт старшего оперуполномоченного Пантёлкина в своих целях очень даже не прочь. Впрочем, об этом позже. Сначала о приборе. И пусть зубы у вас не ноют. По вине известного вам чекиста погибло несколько хороших людей — тех, ко мне помогал. Придется вам занять их место…
Бандит по кличке Фартовый скрипнул зубами. На сознанку давит, ключик-чайничек? А кто терпил под пули поставил? Сам бы и вез «чемоданчик» из Швеции, глядишь, на Кирочной и встретились бы.
Виду, понятно, не показал, кивнул только. Мол, слушаю, готов!
Ким Петрович слез с подоконника, шагнул к столу.
— Итак, устройство. Прибор… Только сейчас сообразил, что у него нет названия. Пусть будет… «Око». Коротко и точно.
Пальцы легли на клавиатуру. Тучи исчезли, сменившись ровной чернотой.
— Его делали не марсиане и даже не ваши любимые тускуланцы. Кстати, на Тускуле тамошние товарищи не считают себя инопланетянами. Они живут на Земле. Мы — тоже Земля, но Старая. Я вначале очень обижался.
— Так вы и на Тускуле жили?!
Товарищ Москвин на миг ощутил то, что много страшнее зависти. Мир перестал быть плоским, стены кабинета беззвучно раздались, освобождая звездный простор, пол истаял, превратившись в черную бездну. Над головой вскипели тучи, неслышно ударила белая колючая молния… Человек, стоящий перед ним, переступал границы Миров. А кем был он, Леонид Пантёлкин? Серым пятном на сером асфальте, никак не больше.
Начальник ничего не заметил, только взглянул удивленно.
— Не рассказывал? Я вырос на Тускуле, Леонид. Свято-Александровск, улица Академика Глазенапа, дом три. Вы еще не знаете, но время там течет иначе, прожил я там пять лет, гимназию закончил, думал вернуться домой. А возвращаться стало некуда…
Он подошел к ящику стола, повернул ключ.
— Вот, посмотрите.
Фотографическая карточка, цветная, яркая, левый верхний край оборван, правый загнут. Видно, что часто доставали, не держали под спудом. На карточке — старик и мальчишка. В нижнем правом углу — надпись, неровные буквы синими чернилами: «1980 год, 5 июня.»
Дата не слишком удивила, Леонид помнил то, что рассказала Гондла. Ким Петрович родился в 1932 году. Но те, кто изображен на карточке…
— Узнали?
— Лунин, — товарищ Москвин уверенно указал на старика. — Николай Лунин. Мне говорили, что он ваш родственник, кажется, дядя.
— Два Лунина, — негромко поправил начальник. — Два Николая Андреевича, дед и внук. С младшим я встречался всего лишь один раз, как раз перед тем, как мы с отцом уехали на Тускулу.
Леонид мысленно отметил «уехали». Не улетели сквозь мировой эфир, не перебрались даже, а вроде как просто сели в вагон скоростного поезда.
— Мы с отцом тогда чуть не поссорились. Я считал, что мы оба станем дезертирами, что наше место дома, в СССР. Дядя Коля уезжать не захотел, хотя ему тоже грозила опасность. А Коля-младший, внук, все не мог понять, почему его родственник такой сердитый.
— А вам сколько лет тогда было?
— Если по обычному счету — одиннадцать, — коротко улыбнулся товарищ Ким. — Но я самого детства понял, что Время — дискретно. Даже не понял, на себе прочувствовал. Когда я закончил гимназию, в СССР уже начались большие перемены, я решил вернуться, отец тоже не был против. Но тут подвернулось одно дело, опасное и очень интересное. Мне было семнадцать, хотел себя испытать, проверить… Не учел одного: там, куда пришлось отправиться, Время текло совсем иначе, не как на Земле и даже не как на Тускуле…
Рука с зажатой в пальцах трубкой беззвучно ударила по зеленому сукну.
— Не учел… А если точнее, просто не задумался. Домой я вернулся в 1998 году, если по нашему счету. И… И нашел только могилы.
Товарищ Ким взглянул на фотографию.
— Дядю Колю, Николая Лунина, убили в 1991-м. Через два года погиб отец, а еще через год умер Коля-младший. Ему ввели препарат Воронина, удивительно, что парень продержался так долго. И все они погибли не случайно. Вам, Леонид Семенович, помнится, было сделано некое предложение? Точнее, вам двоим — чекисту Пантёлкину и профессору Артоболевскому.
Бывший старший оперуполномоченный беззвучно шевельнул губами. «Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит. На месте злачне, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя…» Не всех смог спасти 22-й защитный Псалом…
