Алексей Махров - Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего
— Один миллион двести пятьдесят две тысячи рублей! — мгновенно выдал ответ Михаил. — Но, черт возьми, откуда ты знал?..
— Братец, по поводу моих гениальных, в кавычках, пророчеств, мы с тобой говорили неоднократно! — улыбнулся я. — Просто поверь — тут дело не в божественном вмешательстве, никто мне с небес в ухо не нашептывает! Все дело в четком анализе существующих мировых тенденций развития техники. И теперь каждый вложенный рубль обернется тремя рублями. Потому как мы успеваем в нужное время сделать сразу нужное количество! А гипотетические конкуренты застряли бы на стадии мелкосерийки!
Выслушав мою тираду, Михаил понимающе кивнул.
— Готлиб Федорович, а сколько бронированных автомобилей мы можем построить в сжатые сроки? — я вернул обсуждение в конструктивное русло.
— Полагаю, Александр Михайлович, что от четырех до шести! — осторожно сказал Даймлер. — По крайней мере, сейчас имеется в наличии шесть проверенных шасси, восемь обкатанных на стенде двигателей и достаточное количество бронелистов. Надо только сварить бронекорпуса и произвести окончательную сборку. Все дело в сроках — если есть неделя, то сделаем четыре. А если дадите еще пару дней, то шесть.
— Принято, Готлиб Федорович, работайте! — кивнул я. — Даже четыре штуки будут отличным аргументом. Насколько мне помнится, подготовленных экипажей у нас почти десяток. Подводя итог нашему совещанию…
— Простите, Александр Михайлович, — внезапно перебил меня Майбах. — Я вам докладывал, но вы, видимо, запамятовали — три дня назад в экспериментальном цеху при конструкторском бюро были полностью закончены два морских орудия в башенных установках. После полной проверки всех механизмов мы начали готовить их к транспортировке на артиллерийский полигон Морского Ведомства, так как наш полигон слишком мал для их испытаний. К каждому из орудий мы изготовили по пятьдесят снарядов и по семьдесят полузарядов.
— Я помню, Вильгельм Карлович, — ответил я, — но, если честно, ума не приложу, как мы можем их использовать! Это же сто двадцать мэмэ с длиной ствола в пятьдесят калибров! Да башенная броня! Они же весят в сборе более двадцати тонн! Да плюс к тому боекомплект — а каждый снарядик по пятьдесят килограммов.
— Да, Александр Михайлович, вы правы насчет общего веса установок! — кивнул Майбах. — Но я вот подумал, что если взять четырехосную железнодорожную платформу…
— Гениально, Вильгельм Карлович! — воскликнул я. — Просто гениально! Сделаем специальный поезд! И кроме морских орудий установим на нем еще и пулеметы. И полностью все забронируем! Включая паровоз. Нет, нужно взять два паровоза. И будет у нас первый в мире бронепоезд![16]
— Боюсь, Александр Михайлович, — осторожно прервал полет моей фантазии Даймлер, — что у нас не хватит запаса броневых листов достаточной толщины для бронирования целого поезда.
— Ну так бронируйте сколько сможете, — начал говорить я, но тут до меня дошел весь смысл сказанной Даймлером фразы. — То есть бронелисты есть, но вы полагаете их толщину недостаточной?
— У нас сейчас скопилось большое количество бронелистов толщиной двенадцать миллиметров, — ответил главный инженер, — подготовленных для бронеавтомобилей. Но ведь подобная броня явно недостаточна для…
— Вполне достаточна, Готлиб Федорович! — перебил я Даймлера. — На защиту орудийных казематов и паровозных котлов берите броню потолще, а во всех остальных местах, даже на той же платформе в оконечностях, используйте двенадцатимиллиметровые плиты. К тому же кто вам запрещает класть по два, а то и три листа? Только не переусердствуйте, а то рельсы могут под этаким бронечудовищем разъехаться!
— Хорошо, Александр Михайлович, — согласился Даймлер и, переглянувшись с Майбахом, добавил: — Тогда мы прикинем точное наличие материалов, сделаем проект и завтра утром подойдем к вам для согласования?
— Конечно, Готлиб Федорович, заходите в любое время! Только не забывайте, что воевать на этом бронепоезде придется живым людям, а не механизмам. Поэтому предусмотрите места для отдыха экипажа, продуктовый склад и место для принятия пищи, возможно, даже кухню, если поместится. Обязательно отхожие места с продуманной системой канализации отходов… э-э-э… жизнедеятельности. Неплохо бы баню и прачечную, но это уже поезд-люкс получится. Да, чуть самое главное не забыл — командно-дально-мерный пост! У нас ведь остался невостребованный дальномер с пятиметровой базой. Проку от него в нашей лесистой местности, когда дальность ограничена несколькими километрами, будет мало, но вдруг… И, естественно, все помещения должны отлично вентилироваться, а то начнем стрелять и угорим в пороховом дыму! Ну, вроде бы все вспомнил… Ан, нет! Не все! Если не предусмотреть специальных подпорок, выдвижных, то при стрельбе на борт платформа с орудием может опрокинуться! Вы, Вильгельм Карлович, зайдите попозже, я вам чертежик набросаю. А теперь, господа, раз больше нет вопросов, объявляю совещание оконченным! Всем спасибо, все свободны!
Все встали и потянулись к выходу, но тут уж я не удержался…
— А вас, Савва Алексеич, я попрошу остаться! — негромко сказал я в спину своему главному безопаснику.
Рассказывает Олег Таругин (цесаревич Николай)
Мы сидим в Москве, Владимир Александрович — в Питере. На нашей стороне Московский военный ок-руг,[17] на его — Санкт-Петербургский.[18] Правда, насчет Финляндии я бы на месте «дяди Вовы» не был бы столь уверен: Гейден вряд ли горит желанием выяснять со мной отношения на поле брани…
Остальная страна выжидает. В частности, Бреверн-де-Лагарди срочно заболел и теперь дожидается, кого поздравлять с победой. А у нас с Владимиром Александровичем сил для серьезных действий пока маловато, так что ситуация — даже и не знаю, как ее можно охарактеризовать. Лучше всего, пожалуй, подходит определение незабвенного Троцкого: «Ни мира, ни войны». Правда, там была еще мысль, чтобы армию распустить, но вот это уж фигушки.
Постепенно я обрастаю новым правительством и чиновничьим аппаратом, что, разумеется, добавляет мне популярности в кругу моих сторонников (еще бы: должности раздают! Не зевай!). Но, соответственно, понижает мои акции в Питере, в особенности среди тех, ЧЬИ должности я раздаю.
Правда, многие из питерских чиновников, здраво оценив ситуацию, не говоря худого слова, собрали манатки и рванули в Первопрестольную. Их примеру последовали некоторые гвардейские офицеры, как ни странно — не только участники знаменитой встречи во флигеле «Поленница».[19] Многие из тех, кто помоложе, недолго думая, бросились в Москву изъявлять свои верноподданнические чувства цесаревичу. Нельзя сказать, что из Питера в Москву течет полноводная человеческая река, но ручеек не иссякает ни на мгновение.
К нам уже перебрались Куропаткин с группой офицеров Генерального штаба, приехал Николай Христофорович Бунге, горящий желанием заменить Вышнеградского, и совершенно неожиданно явился Николай Авксентьевич Манасеин.[20] Я как-то не был с ним особенно близок, наоборот — за все время своего пребывания в должности цесаревича я и беседовал-то с ним разве что раза два-три. Но если верить тому, что рассказывают об этом человеке, то он, хоть и не блещет умом, отличается редкой для судейских кристальной честностью. Видно, из-за этой честности Николай Авксентьевич просто не поверил в историю, сочиненную «дядей Володей», и не счел для себя возможным оставаться в подчинении у убийцы. Вместе со своим министром приехали многие чиновники из Министерства юстиции…
Но вот что меня тревожит — молчание Змея российской политики — Победоносцева! От Константина Петровича — ни слуху ни духу! Он не поддержал меня, но и «дядю Вову» тоже. Мало того — из Питера Победоносцев уехал, но до Москвы пока не добрался. Понятно, что Змей выжидает прояснения обстановки и сделает ставку на победителя в нужный момент. А это может означать только одно — весы все еще колеблются…
Императора мы хороним на девятый день после покушения. Хороним в Архангельском соборе Московского Кремля. Здесь у Александра хорошая компания — рядом покоятся почти все великие князья и русские цари, включая Дмитрия Донского и Ивана Грозного. Убитая горем вдова — «маменька» Мария Федоровна, подумывает об уходе в монастырь. Еле-еле удается уговорить ее подождать с этим деянием хотя бы до моей коронации. Интерес у меня до чрезвычайности циничный и шкурный — в уже идущей информационной войне императрица нужна мне как один из символов в борьбе с предателем и узурпатором.
Несмотря на наличествующее вроде бы вооруженное противостояние, связь с Петербургом у нас присутствует. Более того, столичные газеты приходят в Москву без опозданий. Это связано как с тем, что официально никакой гражданской войны еще нет, так и с тем, что почтовые округа[21] не совпадают границами с военными. Поэтому мы в курсе петербуржских событий, а там, скорее всего, в курсе наших дел. Так что по утрам, вместе с завтраком, я изучаю питерские газеты. Сегодня я с удовольствием читаю передовую статью в «Торгово-Промышленной газете»: «Воззвание к русским предпринимателям». За помпезным заголовком следует довольно обстоятельный анализ отношений между самозванцем и главой торгового дома «Братья Рукавишниковы». На протяжении всей статьи читателю навязывается незатейливая мысль — это именно он, Рукавишников, стоит за появлением человека, называющего себя цесаревичем Николаем. Из всего изложенного делается простой и напрашивающийся вывод: если самозванец придет к власти, остальные предприниматели будут вынуждены бежать на поклон к Рукавишниковым, если, конечно, хотят остаться хоть кем-нибудь в российской промышленности и торговле. Или могут вешаться, ибо другого выхода у них нет.
