Константин Мзареулов - Испытатель истории. Войны и миры «попаданцев»
Настроение быстро развеялось, едва Виктор увидел трех полицаев, гулявших по тротуару перед магазином. К счастью, здоровенные парни в мундирах не обратили на него внимания, лишь скользнули цепкими взглядами. Проскользнув мимо них, Виктор сложил зонтик и встал под козырьком. Буквально через пару минут подошел герр Стивенс, отпер замки, поднял решетку, запустил работника в торговый зал и вошел следом. Пока хозяин зажигал электрические плафоны и включал кассовые машины, Виктор открыл оконные жалюзи, натянул халат и встал к прилавку.
Ровно в десять вошел первый посетитель — герр Микаэль Шенберг. Был он арийцем, но к унтерменшам относился подозрительно по-доброму. Другие арийцы называли его Rechtsanwahlt, вкладывая в это слово насмешливое неуважение. Однажды герр Стивенс рассказал другому арийцу, что человек, подшутивший над Шенбергом, имел большие неприятности. Во-первых, нельзя смеяться над арийцами в присутствии унтерменшей, а во-вторых, все рехтсанвальты, то есть правозащитники, служат в гестапо и способствуют торжеству национал-социализма.
Запомнив эти слова, Виктор всячески уклонялся от разговоров, которые время от времени пытался завести с ним герр Шенберг. Собственная шкура дороже интересной беседы.
Но сегодня, в субботу, герр рехтсанвальт, лишь кивнув туземному продавцу, направился прямиком к владельцу магазина.
— Вы ждете новые книги? — осведомился он.
Хозяин ответил: дескать, завоз будет, как обычно, в понедельник утром, так что после обеда новинки появятся на прилавках. Они вполголоса продолжали обсуждать какие-то новые веяния, их голоса заглушало радио, вещавшее об окончательном решении негритянской проблемы в Северной Америке. Было интересно, только Виктор не мог слушать, потому как звякнул дверной звонок, и в магазине появились новые посетители, громко сказавшие:
— Хайль!
Удивленно посмотрев на вошедших, Стивенс и Шенберг ответили тем же приветствием. Обычно «хайль» говорили друг другу только арийцы и лишь самые старшие по категории унтерменши — такие, как городской голова, районный староста, офицеры войск «хиви» или начальник полиции. Но вошедшие не относились к этим категориям счастливчиков — Виктор узнал двоих украинских мужиков в брезентовых плащах. С ними был третий — пожилой, в хорошем цивильном пиджаке поверх украинской подпоясанной рубахи с расшитым воротником.
— Вот, знакомься, дядя Гриша, тот самый хлопец, — сказал украинский парень, державший обе руки в карманах плаща. — Виктором кличут. А фамилия, наверное, Лаптев.
— Совершенно верно, добрые люди, — Виктор широко улыбался, пытаясь вспомнить, называл ли он вчера в лесу свою фамилию. — Проходите, пожалуйста.
Он был почти уверен, что фамилия названа не была. Додумать эту важную мысль продавец не успел, потому что герр Стивенс приказал ему обслужить клиентов, пока он занимается важным покупателем.
— Понравилось угощение? — добродушно поинтересовался высокий хрипатый украинец, державший в руках вместительные сумки с эмблемой фирмы «Adidas». — Ну, показывай самые интересные книжки.
— Спасибо за угощение, добрый человек, — с чувством проговорил Виктор. — Никогда таких царских даров не получал… Прошу проследовать к тому прилавку, там стоят книги на туземном языке.
Все трое странно посмотрели на продавца, словно тот ляпнул полную несуразицу, и переглянулись. Дядя Гриша даже поцокал языком. Украинский старик был колоритным персонажем — на голову ниже своих рослых спутников, он как бы не превосходил обоих шириной плеч и вообще фигурой напоминал бочку на крепких подставках. Чувствовалось, что крестьянин очень силен — небось приходилось голыми руками быку шею сворачивать… А вот выговор у него был странный — отличный от всех, какие Виктору слышать доводилось.
— Кажи, хлопец, яки тут книжки для нелюдей, то бишь для унтерменшей разрешены, — потребовал дядя Гриша и добавил спутнику: — Петрович, приглядывай за кассой…
Возле кассы увлеченно беседовали два арийца, и Виктор не мог понять, для чего покупателям за ними приглядывать. Мелькнула мысль: может, они грабители, хотят выручку своровать… Мысль показалась глупой: какая там выручка с утра в будний день.
— Смотрите, добрые люди, какие замечательные издания выставлены в этой секции, — сказал он, улыбаясь. — Книги писателей-унтерменшей Чехова, Толстого, Тургенева, Горького, Короленко, Пушкина — с замечательными картинками, напечатаны крупным шрифтом, чтобы даже недоучившиеся в школе смогли прочитать.
— Из серии «Мои первые книжки», сказки для крестьянских детей, — пренебрежительно поморщившись, произнес Петрович. — Это все, что разрешено читать на русском языке? Такое у нас в Украине тоже продается. Ты мне найди серьезную литературу.
Его хриплый громкий голос привлек внимание герра Стивенса и герра Шенберга. Рехтсанвальт даже сделал движение, будто собирался присоединиться к унтерменшам, однако в его руке запел красивую музыку хенди «Симменс», и ариец приложил к уху карманный телефон.
— Конечно, добрые люди, — поспешно сказал Виктор. — Поглядите на эти полки. Здесь у нас выставлены книги немецких и других арийских авторов, переведенные на русский язык по милости рейхсминистерства просвещения…
— Почему ты все время называешь нас «добрыми людьми»? — перебил его дядя Гриша. — Вчера ты видел только Петровича и Васю, а меня вовсе впервые встретил. Такого знакомства совершенно недостаточно, чтобы считать нас «добрыми».
— Нам, из низших категорий, всех людей надлежит считать добрыми, — твердо, как учили в школе, ответил Виктор. — Если унтерменш обидит доброго человека, то добрый человек может жестоко наказать. Поэтому каждый должен знать свое место, дарованное милостью высшей расы.
Микаэль Шенберг уже приближался, держа в руке выключенный хенди. Любезно улыбаясь, он поздоровался с украинскими унтерменшами, поинтересовался, нравится ли гостям город, названный в честь великого танкиста Эвальда Клейста, после чего спросил о цели приезда в такую даль.
— Торговые у нас дела, — сообщил Петрович. — Вот решили заодно книжек прикупить. У нас в Харькове… то есть в Рундштедтбурге, книжный магазин поменьше вашего.
— Вы правы, — согласился герр Шенберг. — Магазин герра Стивенса совершенно уникален, даже в соседних гау нет подобного изобилия. Это результат долгой работы правозащитников, убедивших консервативную бюрократию. Мы считаем, что необходимо предоставить туземному населению больше знаний, больше возможностей, превратить унтерменшей в сознательных ассистентен… э-э-э… помощников арийской расы.
— Это великодушно, — согласился Вася, попрежнему державший руки в карманах. — Никогда бы не подумал, что такое возможно.
— Не все так просто, — герр Шенберг печально вздохнул. — Некоторые ретрограды считают незыблемыми давние требования сократить численность славян до двадцати миллионов. Но ведь нас, арийцев, не так уж много. Всего лишь триста миллионов полноценных немцев да сотни полторы миллионов тех, кого приравняли… — Он покосился на Стивенса. — Я не говорю о британцах и скандинавах — это расово чистые арийцы, но ведь есть еще генетический мусор вроде французов или латышей… А нам нужны умелые добросовестные работники, поэтому постепенно снимаются ограничения на рождаемость у славян, поэтому разрешено дополнительное обучение, поэтому разрешены книги, доступные вашему пониманию. И поэтому переведены на русский язык книги немецких и других расово полноценных авторов, правильно объясняющих жизнь унтерменшей под заботливой властью Великой Германии…
— Я вижу прекрасный новый мир, — восхищенно воскликнул Петрович. — Вот и мы хотим больше узнать о великом рейхе, об истории завоевания мира.
— Я знаю, что вам нужно, — провозгласил правозащитник. — Майн либер, дай им «Повесть об Адольфе Гитлере».
Укоряя себя, как он сам не сообразил такую простую вещь, Виктор нашел и протянул украинцам названную книгу. Повертев ее в руках, дядя Гриша надел простенькие очки с круглыми линзами, пролистал «Повесть» и начал читать вслух из середины:
— Когда Адольф Гитлер стал Фюрером, он сразу же принялся размышлять над тем, как можно помочь немцам, живущим в Польше. (Немцев, которые проживали на территории других стран, в те годы называли «фольксдойче».) Поначалу Фюрер надеялся, что сможет защитить польских фольксдойче, не прибегая к силовым действиям. Уже в 1933 году он заключил с маршалом Пилсудским, который в ту пору управлял страной, пакт о ненападении. В этом документе говорилось, что в течение 10 лет Польша и Германия не будут нападать друг на друга. При этом поляки обязались не нарушать гражданские права проживающих на их территории немцев. Однако обещание не выполнялось, преследования немцев в Польше становились все активнее.
