Дмитрий Беразинский - Путь, исполненный отваги
Ростислав пожал плечами (теперь у него выходило гораздо естественнее), подошел к телевизору и выключил его.
— Когда? — спросил он.
— Завтра! — ответил Алексей, окончательно проведя аналогию с бабушкой Кирова.
«Завтра» выдалось прохладное и хмурое. По всем законам природы, утренний морозец шалил в цветущих садах. Садясь в «горбатый» троллейбус типа «ТГ», малыш ворчливо спросил:
— Пап, а где наши «Жигули»?
— На техобслуживании, — буркнул Алексей, — вторую неделю мне голову морочат, гады. Сальников, видишь ли, нужных нет!
— Сталина на них нет! — подтвердил Ростислав. — Они бы эти сальники за два часа из старых онучей сделали.
— Ишь, какой прыткий! А кого в тридцать восьмом в расход пустили?
Ростислав нахмурился.
— Видишь ли, отец, в каждом моменте времени есть что-то хорошее и есть что-то плохое. Плохого почему-то всегда больше. Там стреляли, а здесь воруют.
Невесть откуда взявшийся алкаш, который стоял недалеко от них, громко икнул:
— Устами младенца глаголет истина! — возвестил он. — Необходимо срочно опохмелиться, пока он по-немецки не заговорил. Рублика не найдется, уважаемый?
Алексей торопливо всунул в заскорузлую руку пьяницы трешку, и тот, обрадованный, сиганул в открытую дверь троллейбуса.
— На галеры бы таких, — сухо прокомментировал Ростислав, — всю Россию пропили.
— Тише ты! — прошипел отец. — Тоже мне, Энди Таккер! Сейчас народ вокруг тебя соберется. Видишь, вон та бабулька уже прислушивается.
На их счастье, «двойка» вскоре подкатила к «Московской», и папа с сыном покинули транспортное средство. Во дворах находился искомый детсад, в котором Ростику предписывалось тянуть лямку аж долгих четыре года — до самой школы.
— Как подумаю об этом — повеситься охота! — признался малыш уже почти на пороге детского садика. — Целых девятнадцать лет! И все для того, чтобы пользоваться тем багажом знаний, который у меня есть уже сейчас!
— Терпи, казак, атаманом будешь, — посоветовал отец.
Ростик фыркнул.
— Мои студенты девкам говорили немного по-другому. «Терпи, коза. А то мамой будешь».
— Пошляк вы, ваше благородие! — фыркнул Алексей. — Все. Теперь никаких пошлостей, гнусностей и намеков. Ты — обычный трехлетний ребенок. Ну, может, самую малость не совсем обычный. Трехлетние дети ростом метр двадцать являются по нынешним временам редкостью. Нужно еще разъяснить, в кого ты такой высокий.
— Да я в принципе и раньше не маленький был — около метра девяносто пять. Ежов, когда со мной беседовал, на табуретку становился, ха-ха!
— Надеюсь, выше двух метров ты не будешь. Иначе загребут в баскетбол, несмотря на регалии. Ха-ха!
Их встретила директор детского сада и провела к себе в кабинет.
— Алевтина Мирославовна Гаврон! — представилась она. — Боже, какой высокий мальчик! На моей памяти таких еще не было. Не было... А ведь я работаю уже почти тридцать лет. Вы, насколько я понимаю, Каманин Алексей Михайлович? Вот и чудненько! А малыш весь в вас — такой же серьезный паренек. Красивым мужчиной будет, да? Красивым и умным! В папу.
Таким вот образом, не давая папаше и рта раскрыть, она записала их данные в журнал с ярко-салатовой обложкой, которых в канцбуме и не купишь, а затем предложила пройти с ней, дабы ознакомиться с наворотами для элитных щенков, то бишь детей.
«Скромный садик» на полторы сотни детей со скромным бассейном, спортивно-игровым залом и зимним садом с каруселями.
— У нас предполагается изучение иностранных языков, — сказала под конец экскурсии она, — выбирайте на свой вкус: испанский, английский, французский или немецкий.
— Английский — проскрипел Ростислав, знавший в совершенстве испанский, немецкий, французский, латынь и древнегреческий, — давайте на английский.
— Правильно! — удивилась директор. — Это сейчас самый популярный язык.
— Знаем мы эту популярность! — фыркнул Алексей.
«Перед Второй мировой самым популярным был немецкий, — подумал Ростик, — не в популярности дело».
Отец с сыном прошли в расположение младшей группы, где вид резвившихся карапузов поверг Ростислава в такое уныние, что он невольно дернул отца за рукав. Понимая, что его сыну отнюдь не весело, он спросил заведующую:
— А читать им дают чего-нибудь? — та поперхнулась от неожиданности.
— Простите, но в таком возрасте малыши еще не умеют читать... Картинки смотрим, знаете ли, диапозитивы всякие. По фильмоскопу сказки всякие... А разве...
— Умею немножко, — протянул мальчуган, — а вот сказки терпеть не могу.
Изможденная странными посетителями, Алевтина Мирославовна вынула из кармана рецепт, который ей вчера выписал невропатолог, и протянула его малышу.
— Ну-ка, прочитай! — скомандовала она, имея в виду написанное крупным шрифтом слово «РЕЦЕПТ». Ребенок вгляделся в корявый почерк врача и произнес:
— Ну, тазепам выписали, ну и что? Настойка пустырника... Нервишки, однако...
— Что ты наделал? — укоризненно взглянул на сына Алексей, когда обмякшее тело заведующей было пристроено на кушетке. — Латынь от кириллицы не отличаема в принципе?
Возле Алевтины Мирославовны хлопотали воспитатели. Расталкивая всех, к ней уже спешила медсестра. Вскоре в воздухе послышался характерно-отталкивающий запах нашатыря.
— Алевтина, может, «скорую» вызвать? — тревожно спрашивала завхоз.
— Какую еще «скорую»! — слабо простонала заведующая. — Машенька, там к тебе в группу малыш... Ты с ним поаккуратнее, пожалуйста... Вон тот, с мужчиной, с доктором наук Каманиным...
— Да ему бы во второй класс впору! — ужаснулась воспитательница. — Он же мне всех малышей перепугает!
— Ну что вы! — улыбнулась нянечка. — Бывают очень большие дети — мой Иванко тоже в три годика больше метра был...
— В вашем Иване, Ольга Александровна, — возразила Маша, — сейчас больше двух метров.
При этих словах Алексей вопросительно посмотрел на сына. Тот ответил недоуменным взглядом.
— Откуда я знаю! Может, порода такая...
Ты это, брат, не острословь, — шепотом предостерег отец, — маленьким детям острить не положено. Веди себя хорошо, а вечером я тебя заберу.
Смотри! Я здесь ночевать не собираюсь! — буркнул малыш. — Не сильно увлекайся там своими цепными реакциями.
К ним подошла уже оправившаяся заведующая.
У нас родители в первую неделю могут быть с детьми до полудня, — предложила она, — так что если желаете...
Спасибо, не нужно! — быстро ответил Каманин. — Мы уже договорились. Я, с вашего позволения, побежал. У меня через час консилиум в Академии наук.
Он кивнул опешившей Машеньке и так быстро исчез, что та только икнула.
— Договорились! — ворчала у себя в кабинете заведующая. — Виданное ли дело, чтобы трехлетний ребенок читал по-латыни! Мне просто необходимо что-нибудь выпить!
Она открыла висящую не стене аптечку и достала оттуда «реаниматор» — семидесятипятиграммовую бутылочку коньяка. Залпом опустошив ее, бросила пустой пузырек в урну и открыла журнал, где были записаны данные на всех детей и их родителей.
Все правильно. Ростислав Каманин, отец — доктор наук Каманин Алексей Михайлович, отцу тридцать три, ребенку три. Где же грабли? Либо ребенок вундеркинд, либо... А что либо? Вундеркинд! Алевтина Мирославовна достала из аптечки еще один «реаниматор» с абрикосовой настойкой и закрепила в себе возрожденную уверенность. Затем поцыкав зубом минут десять, поднялась и направилась в младшую группу.
— Ну, Машенька, как наш новенький? — спросила она воспитательницу.
— В туалет попросился, — шепотом ответила девушка. — Алевтина Мирославовна, а вы уверены, что ему три года?
— Вундеркинд, — икнула заведующая, — или ундервуд... нет, «Ундервуд» — это, по-моему, печатная машинка. Давай-ка без истерик. Есть документы, где говорится, что Каманину Ростиславу Алексеевичу ровно три годика, а не пять, семь или девять... Работай!
— Но ведь он не играет с другими детьми! — воскликнула Маша. — Сидит штукатурку ковыряет.
— Прекратить! Ты вот что, дай ему почитать чего... — в раздумье предложила заведующая, вспомнив слова отца мальчика, — вон хотя бы «Чиполлино».
Маша удивленно посмотрела на начальницу, но ничего не сказала. Молча достала из шкафа требуемую книгу и отнесла ее Ростиславу. Тот, насупившись, стоял коленками на стуле у окна и смотрел, как рабочие во дворе пьют пиво. Он вспомнил давно забытый привкус «Любительского» и ощутил, как его рот наполняется тягучей слюной. Решив, что его молодому растущему организму пиво вредно, он вздохнул, отвернулся и сел на стуле.
— Что такое? — поинтересовалась Машенька, заметив удрученное состояния отрока.
Тот в свою очередь оценивающе взглянул на воспитательницу. Когда-то, лет сорок назад, он бы нашел о чем поговорить с такой симпатичной девчушкой... Сейчас, правда, тоже. Только уж больно форма отличалась от содержания. Проклятая философия! Он мысленно чертыхнулся и голосом усталого биндюжника произнес:
![Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]](/uploads/posts/books/11728/11728.jpg)