Андрей Белянин - Цепные псы Империи
– Ты должен понять меня, – шептал отец, лежа на кровати и осторожно сжимая мою руку.
Я сидел на стуле напротив, нянюшка принесла нюхательной соли, но страшный казак или черкес – не знаю, чем они вообще различаются, – молча сунул рюмку водки, и это помогло. По крайней мере, вернулась ясность происходящего и память. Последнее не радовало. Увы, но факт…
Мне абсолютно не хотелось ворошить угли прошлых лет, я давно и, как мне казалось, навсегда смирился с тем, что мой случайный выстрел оборвал жизнь моей матери. Единственной боготворимой мною женщины, которую я любил всем пылом своего детского сердца. Господи, что я говорю. Я пытаюсь сформулировать в мысли чувства, не просто обуревавшие меня, но составлявшие суть моей жизни!
Мама была той, без которой я не понимал собственного существования, плакал по ночам в холодной спальне мальчиков и дважды чуть не покончил самоубийством, прыгая головой вниз со второго этажа. Максимум причиненного вреда – это повреждение лодыжки, из-за чего я хромал, наверное, недели полторы. Впрочем, вспоминать сейчас обо всех моих годах жизни за границей вряд ли имело смысл…
– Ты был слишком мал тогда. Мне было страшно за тебя, и казалось, что самое правильное – это спрятать тебя подальше. Туда, где им не придет в голову тебя искать и где ты сможешь забыть обо всем.
– Но я ничего не забыл.
– У тебя смешной акцент, – отец впервые позволил себе подобие улыбки.
– Да, знаете ли, в Лондоне не так много русских, чтобы можно было в любой момент практиковать язык. Но поверьте, на английском, французском и немецком я говорю без акцента. Вы что-то хотели сказать мне, отец…
– Тот выстрел. Ты ведь думал, что ее убила твоя пуля, – он закрыл глаза и начал говорить медленно, короткими предложениями, словно каждое слово давалось ему через боль. – Но ее крик был раньше. Она умерла от удара ножа. Ее убийцам удалось скрыться. Умные люди посоветовали мне спрятать тебя. Я согласился. Я не мог тобой рисковать. Поэтому…
– Вы знали, что я виню себя, и оставили меня с этим? Вы знаете, каково это… жить столько с клеймом матереубийцы?!
– Потеряв ее, я обязан был спасти тебя. Так было лучше всем.
– Кому? Мне?! – Я кусал губы, сдерживая свою ярость.
– Всем, – тихо продолжил он. – Она была единственной, кого я любил. И я потерял ее. Ты должен был уехать навсегда. Они знали, что ты не захочешь возвращаться. Было важно, чтобы они так думали. Что ты далеко от России…
– Кто?
– Враги…
Отец почти без сил откинулся на подушку, потом закашлялся, приложив к губам платок. Когда он отнял руку, я заметил на платке пятна крови…
– Попробуй выслушать меня, Михаил. – Он тоже заметил мой взгляд и, кажется, побледнел еще больше. – Мне многое нужно тебе рассказать. Я очень хочу успеть. Поверь, мы с твоей матерью не желали тебе такой судьбы. Но жернова рока мелят всё без разбора. Мне не удалось сохранить тайну. Но я отдам ее в твои руки.
– Отец, вы больны и…
Он жестом попросил меня молчать и указал пальцем на старинное охотничье ружье, висевшее над изголовьем кровати:
– Сними.
– Зачем? – нервно приподнялся я.
– Сними его, не бойся.
Я окончательно перестал понимать происходящее. Но в глазах отца было столько мольбы и столько уверенности, что мне пришлось встать, отодвинуть стул, дотянуться до ружья и снять его со стены. Оружие было покрыто пылью, на замке пятна ржавчины, да и вообще подобную рухлядь давно бы следовало выбросить на свалку. Зачем оно тут?
И ведь, сколько я себя помню, это ружье всегда висело на стене, но отец никогда не ходил с ним на охоту. Почему? Логически причина могла быть только одна. Оно не предназначено для стрельбы, у него иная цель…
– Там что-то есть? – догадался я, опустил старое ружье стволом вниз и осторожно встряхнул. Ничего.
Тогда я встряхнул его посильнее и хлопнул ладонью о приклад. Что-то глухо звякнуло о паркетный пол. Наклонившись, я поднял массивный браслет белого металла, возможно серебро. Толстые звенья переплетались в необычной вязке, а замком им служила очень реалистичная голова собаки или волка, оскалившего в рыке пасть. Я посмотрел на отца и протянул ему находку…
– Нет, – слабо улыбнулся он. – Теперь это твой крест. Выслушай меня, не перебивая. Потом сам решишь, как с этим быть. Может, выбросишь, а может…
Я вернул ружье на стену и вновь сел поближе к кровати. Серебряный браслет очень уютно устроился у меня в ладони, будоража воображение тайной. От него словно исходили какие-то магнетические токи, и мне совсем не хотелось с ним расставаться.
– Все началось в 1565 году, во времена Ливонских войн. Тогда царь Иоанн Грозный перестал верить своим воеводам, создав свое воинство. Их назвали опричниками. Это от слова «опричь», значит, «кроме». Никто, кроме них, никому, кроме царя, ничье слово, кроме его. Они были верными, словно псы, и любили лить чужую кровь…
Отец говорил и говорил, а я словно с головой ушел в далекое прошлое моей Родины. Все, чему меня учили в Британии, вся история Российской империи, преподаваемая уважаемыми профессорами Оксфордского университета, все, что писалось в английских учебниках, оказалось ложью. Понимаете, что я ощущал?!
Страшный царь Иоанн Грозный, именем которого во всей Европе пугали детей, кого живописали самым страшным маньяком всех времен и народов, – на деле был не такой одиозной личностью. Он ограничил всевластие боярства, установил рамки жесткой монархии, провел военные реформы, принял на себя всю полноту ответственности за исполнение законов, при нем возводились города, а страна расширялась землями Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, вдвое увеличив русские земли. Разве это не плюс его правления?
Да, он был неуправляем в гневе, но так же щедр в милости. Карьера на его службе могла быть как головокружительной, так и скоротечной. Он послал на плаху тысячи, но знал поименно всех казнимых и о каждом просил прощения перед Господом.
Просвещенные французские, германские и даже британские короли убивали вдвое, втрое и вчетверо больше своих соотечественников, но их возводили в ранг святых.
Царь Иоанн клеймил самого себя самыми страшными словами за свои грехи, уходил в схиму, надевал монашеский клобук, истово молился за погубленные души и никогда не гордился пролитой кровью. Это странное и непонятное для европейца яростное самоуничижение русского характера, всегда принижающего себя перед Богом и столь же гордо не склоняющего голову перед людьми…
– Ты должен понять, почему твои предки верой и правдой служили ему. И даже когда преступления наших братьев переполнили чашу терпения небес, мы… Мы оставались людьми. Не все, кто поднимал свои сабли за царя, у чьих седел висели метла и собачья голова, были поголовными убийцами. Мы верили в святую миссию великой Руси! Мы боролись за нее и не видели другой славы, – шептал отец, и я внимал каждому его слову. – В 1572 году опричников распустили, а многих даже предали топору. Но небольшая группа заговорщиков собралась во Владимирском соборе Успения Пресвятой Богородицы. Они дали клятву защищать трон всегда от любых внешних и внутренних врагов…
Я слушал, затаив дыхание. Мой отец сыпал цифрами, датами, перечислением имен и событий, воровскими кличками и прозвищами, названиями городков и деревень, историями и фактами. Он по памяти зачитывал страницы старинных летописей, тексты забытых песен, описывал места великих боев и мелких пограничных стычек так ярко и детально, словно сам, лично, был свидетелем всего произошедшего. И я верил, верил всему, что он говорил мне…
– Они называли себя Цепными Псами. Когда после Смутных времен установилась династия Романовых, они защищали ее ценой жизни. Это было их служение, их долг и их вечное искупление грехов опричнины. Они не щадили себя и не щадили врагов. А тех, кто хотел зла Российской империи, во все времена было слишком много. Цепные Псы не выходили на охоту, им просто никогда не дозволялось сходить с кровавой тропы…
Порой мне казалось невероятным, что меньше сотни решительно настроенных людей могли столько лет закрывать грудью царский трон, практически оставаясь невидимыми. Но это был неоспоримый факт!
Их сеть шпионов и соглядатаев получала щедрую плату. Еще со времен грозных опричников ордену удалось скрыть огромные богатства, награбленные в разоренных боярских имениях и сожженном Новгороде. Все это вывезли в недавно покоренную Сибирь, спрятав от чужих глаз. Они всегда держали слово, но мало кто знал их в лицо, даже те, кого они убивали. О них ходили страшные слухи, никто не мог быть уверен, что первый министр или последний конюх при царском дворе не был Цепным Псом.
– Страх измены заставил царицу Софью, сестру Петра Великого, издать специальный указ, запрещающий их тайную службу. Защитники империи внезапно стали изгоями, закон и общество ополчилось на них. Пошли гонения, аресты, тюрьмы, казни. Как всегда, пострадало много невинных. За головы Цепных Псов объявлялись награды, золото щедро предоставлялось всеми странами Европы, которым было на руку любое сотрясение русского трона. Это длилось десятилетиями и длится до сих пор…
