Валерий Елманов - Витязь на распутье
Он поначалу выразил нежелание. Дескать, может быть, мне лучше отправиться к ней одному, ибо он как-то несвычен к общению с королевами, но я пояснил, что теперь придется привыкать, ибо в перспективе общаться с нею ему придется даже чаще, чем мне. Ведь после взятия Колывани я с войсками уйду далее, а ему предстоит остаться в оном граде. Причем быть ему в нем не просто первым воеводой, но и самым наиглавнейшим во всей Эстляндии, которую завоюем. Словом, времени для бесед с королевой будет предостаточно, так что лучше начинать их сейчас – венценосные особы имеют обыкновение быть куда приветливее до занятия трона, чем после того, как усядутся на него.
Честно говоря, были у меня в его отношении и кое-какие тайные мысли, касающиеся Марии Владимировны. Очень уж мне не хотелось повторения того, что произошло в Подсосенском монастыре. Там-то я не успел опомниться, но теперь, поразмыслив, пришел к выводу, что наиболее оптимальным вариантом было бы расстаться не просто так, но подыскав себе приемлемую замену, ибо отвергнутая женщина в любом случае весьма мстительна и неизвестно, что взбредет ей на ум. А уж если она носит титул королевы…
Словом, перефразируя известную поговорку, можно сказать, что овцы останутся целыми только при условии, что волки будут сытыми. Значит, надо было накормить одинокую волчицу.
Да, я знал, что Шеин женат, но когда и кого это останавливало. К тому же любому мужику должно быть лестно, когда его тянет в постель сама королева. Исключения бывают, но редко, а потому главное, чтобы бывшая монахиня положила на него глаз, для чего я и посоветовал окольничему быть с нею как можно любезнее.
Однако не тут-то было. Во всяком случае, в первый вечер Мария Владимировна моего третьего воеводы в упор не замечала, общаясь преимущественно со мной. И не просто общаясь, но весьма ласково, чуть ли не воркуя.
Кажется, с заменой ничего не получится. Хотя кто знает, как там будет дальше, ведь мне все равно надо уезжать. Мария Владимировна была категорически против моего отъезда и даже чуть ли не слезу пустила, но я был непреклонен. Рассыпавшись в любезностях и обрушив проклятия на неблагосклонную судьбу, я пояснил, что она, то бишь судьба, требует моего непременного присутствия в определенном месте в определенный день и час. Иначе у меня не состоится встреча с людьми, которые спят и видят, как бы помочь мне подсадить на трон Ливонии матушку-королеву.
Между прочим, не лгал. В Ольховке меня должны были ждать ровно через три седмицы после празднований в честь Сварога[122], так что оставалось и впрямь немного, всего пять дней. Правда, был запас – ждать-то будут аж седмицу, но имелись еще и гвардейцы, которые должны подойти к Великому Новгороду в установленные сроки. Не следовало забывать и про главное – тайных лазутчиков, время прибытия которых в Ивангород тоже оговорено заранее. Словом, задерживаться было никак нельзя. Скорее уж напротив – желательно иметь люфт во времени, а то мало ли какая непредвиденная задержка.
С Шеиным и стрелецкими головами я оговорил все подробно, включая условные знаки и оттиски перстня, которым будут запечатаны мои грамотки.
Расписал я им даже скорость на марше и даты прибытия. Полку Темира Засецкого, которому предстояло свернуть к Пскову, порекомендовал особо не торопиться, появившись не ранее Крещения. Остальным, наоборот, следовало поторапливаться, успев в Ивангород на второй день после Рождества.
Особо предупредил всех еще раз о соблюдении истинных задач. Как они будут объяснять своим сотникам свои распоряжения, которые могут показаться странными, – их дело, но тайна должна оставаться в сохранности. Кроме того, во избежание конфликтов с местными жителями во взятых городах, я порекомендовал всем несколько вечеров подряд оглашать государев указ о наказаниях, которые грозят за мародерство, грабежи, насилия, не говоря уж про убийства, причем вне зависимости от того, в каком городе они будут находиться – в русском или принадлежащем иному государству. Однако начинать это делать не ранее, как они подойдут к Великому Новгороду.
Когда полковые командиры разошлись, я задержал у себя Шеина – уж больно унылый вид был у окольничего. Плеснув ему медовухи, я весело подмигнул угрюмому воеводе:
Что невесел, генерал?
Али корью захворал,
Али брагою опился,
Али в карты проиграл?[123]
Нет, Филатова я не цитировал – человек и так считает, будто я сбрендил, так что давать лишнее тому подтверждение не стоит, а то и впрямь кинется вязать. Но спросил примерно в этом духе.
– Да ты колдун, что ли, княже?! – не выдержав, взорвался он. – Али настолько уверен?! Насказал тут нам семь четвергов, да все кряду. Это ж война!
– Ну да, – охотно подтвердил я, осведомившись: – А это ты к чему?
– Да к тому, что тут всякое случается, а ты числами сыплешь – тебе ждать такого-то, а тебе такого-то. Ты иное памятай: в лесу не дуги, в копнах не хлеб, в долгу не деньги. Планты твои – енто замечательно, токмо ежели так, как ты, на них полагаться… Ишь каков орел – одним махом сто побивахом, а прочих не считахом. Мыслями-то ты летаешь высоко, ан вдруг да сесть не сумеешь, и что тогда?!
– Погоди-погоди, – остановил я разбушевавшегося окольничего. – Для того я сейчас и уезжаю, чтобы обговорить все со своими людьми.
– Ну вот! – гневно фыркнул он. – Тока обговаривать едешь, а нам уже повелений нараздавал. Ты лучше наперед запряги, а там уж погоняй!
– А я еду не запрягать, – пояснил я. – Скорее подпругу проверить – хорошо ли затянута. Встреча-то у меня со своими тайными людьми уже вторая по счету, потому и говорил, что все расписано.
Вот тут я, если откровенно, пошел на обман – гонца от своих тайных спецназовцев, которые были мною отправлены вместе с купцами в Эстляндию, я так и не дождался, поэтому последние сведения, которые у меня имелись, касались исключительно Емели, заместителя директора первого в мире казино, расположенного в Кракове.
После получения от меня весточки он срочно приготовил все золото и расписки Мнишков для отправки с Власьевым, и спешно рванул в Эстляндию торговать и… шпионить. То есть оставалось надеяться, что с ним все нормально, и рассчитывать на того самого белобрысого паренька, жившего у Световида, на свидание к которому я сейчас торопился. Именно он должен был показать, как незаметно подобраться к городам, чтобы нигде не всполошились раньше времени.
Волхв был мрачен. Чудесный камень окончательно утратил свою силу и, мало того, практически полностью ушел под землю. Я побывал на месте прежнего святилища и видел, что он возвышался над поверхностью сантиметров на двадцать, не больше.
Почти сразу стали возникать проблемы со здоровьем у людей, живших на болоте, – начала сказываться близость последнего. И чем больше холодало, тем чаще люди хворали. Словом, к моему предложению насчет переселения на восток, в подвластные Годунову земли, старик отнесся совершенно иначе, чем в августе.
Правда, волхв предложил мне иной вариант. Восток далеко, пока доберешься до этих гор, пока то да се. Куда проще отправиться на… север, в Эстляндию. Разумеется, когда я ее повоюю и сдержу свое обещание насчет свободной веры для всех.
Что касается последнего, то я, припомнив цареву «Хартию», составленную в Костроме, заверил Световида, что все в порядке, а вот что касается выбора места, тут уж пусть он, посоветовавшись с Хелликом, выбирает его сам, только не мешкая. После того как Мария Владимировна сядет в Ревеле и будут изгнаны все прежние хозяева, немцы и шведы, состоится дележка, и к тому времени мне необходимо знать, на что предъявить права.
Сам Хеллик, недавно вернувшийся из путешествия по Эстляндии и уже третий день торчавший у волхва, нетерпеливо уверял меня, что все сделал, все выведал, все подходы высмотрел и теперь остался сущий пустяк – провести незамеченными полк ратников. Ну да, совсем безделица.
Одно радовало. В отличие от стрелецких голов и Шеина, и этот парень, и второй, которого он притащил с собой из странствий – кажется, двоюродный брат, – мне верили. Впрочем, что это я – мне верили все гвардейцы, а пребывавшие в сомнениях окольничий и стрелецкие головы – ерунда, тем более что у них на первых порах исключительно пассивные задачи.
– Кстати, а что означает твое имя? – поинтересовался я на прощанье у Хеллика.
Парень замялся, но ответил:
– Баловень. Так прозвала меня матушка. – И он грустно вздохнул, пояснив: – Я был совсем маленький, когда она исчезла. Ее забрали в бург нашего хозяина, и больше ее никто никогда не видел. Отец искал ее, но слуги, которые там были, отговаривались, что ничего не знают. И только один, когда отец отдал ему единственную серебряную марку, которая у него была, рассказал, что ее позвали помыть полы в покоях хозяина бурга и тот… – Он закашлялся и досадливо махнул рукой. – Словом, она оказалась слишком непокорной, и потому… – И снова умолк.
