Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
С утренней трапезой проблем не было. Первая новогодняя неделя хороша тем, что вообще не надо готовить — полки холодильника гнутся от салатов, закусок и давно остывшего горячего. А какое единство наблюдается по всем кухням Советского Союза! Всюду на завтрак подаются оливье, селедка под шубой и позавчерашние котлеты…
Ну, котлеты мы разогреем. И пюре заодно, отвердевшее, как утоптанный снег… Я зажмурился. Хорошо!
Что ни говори, а завтрак в безмолвии и одиночестве, когда всё спокойно и никуда не торопишься — это особое удовольствие. Ты не ешь, нервно поглядывая на часы, а смакуешь! А на десерт — чай с пирогом. И тишина…
Конечно, в эти плавно текущие минуты я испытывал чисто мещанские радости — ничего не делал, да пищеварил, — но кто сказал, что «il dolce far niente» не подобает мужам — ученым и государственным? Можно же, хоть иногда, побездельничать? Разнообразия для?
С сожалением углядев дно теплой чашки, я отставил ее и сменил вид недеяния — стал рассеянно глядеть в окно, на две сосны у забора.
Не удержался, заказал и сам заплатил, чтобы во дворе росла хоть пара хвойных пород из леса. Спецмашина выкопала сосенки — крепенькие, в два человеческих роста, вместе с корнями в кубометрах земли — и бравые садовники пересадили деревья.
Та, что левее — или правее? — надумала чахнуть по весне, но я ей втолковал, что подобное поведение весьма для меня огорчительно. Лично подкормил вонючим компостом, и сосна вняла — приняла́сь, зазеленела…
Звонок радиофона спугнул мысли, рассыпая их на фонемы. Дотянувшись до «ВЭФа», я ожидал узреть на экране сюсюкающее «Риточка» или «Юлечка», а увидал короткое и твердое «Путин».
Воздыхая, пальцем придавил зеленый кружок.
— Да, Владимир Владимирович?
— Здравствуйте, Михаил Петрович, — донёсся до меня негромкий и сдержанный голос. — Елена Владимировна доложила мне о событии… которое не должно было произойти. Хм… Знаю, у вас радиофон с шифратором, но всё же… Вы не могли бы подъехать?
— Ну, разумеется, — ответил я, начиная переживать. — Еду.
— Жду, — обронил радик, и погас.
— Вот, вечно всё испортят… — мое ворчание разнеслось по холлу, однако холодный пузырь беспокойства надувался внутри сильнее и сильнее, вытесняя лень и сонную истому.
…Десятью минутами позже «Чайка» выехала со двора.
Терпением я никогда не отличался, да и ждать не люблю. Что мне оставалось? Гнать.
Сразу за КПП к моему «членовозу» пристроились два черных, приземистых «ЗиЛа». Кортеж раскрутился на заворотах эстакад, и понесся к Москве.
Тот же день, позже
Москва, площадь Дзержинского
Столица недурно подготовилась к росту благосостояния трудящихся — и к нашествию автомобильной орды. Въезды повсюду широкие, кое-где по десять, даже по двенадцать полос, но вот центральные улицы не раздвинешь.
Объехав памятник Железному Феликсу, я притулился на стоянку во внутреннем дворе, с тылу державного здания КГБ, доминирующего над площадью.
Дежурный старлей лихо козырнул, и проводил меня наверх. Шагая по бесконечной красной «кремлевке», я мимоходом успокаивался — не для этого ли и существуют длинные, гулкие коридоры? Отводить тревоги?
В приемной председателя все тянулись во фрунт, а я пожалел, что среди лощеных офицеров не теряется тихий, почти бесплотный Василь, вечный «адъютант» Андропова — скромный капитан ненадолго пережил Юрия Владимировича.
— Вас ждут, Михаил Петрович, — пробасил здоровенный секретарь, и отворил заветную дверь с привычной ловкостью лакея.
Кивнув, я переступил порог. Створка влажно клацнула за моей спиной, и в кабинете качнулась потревоженная тишина.
Оглядевшись, я шевельнул уголком рта — ничего не изменилось… Те же деревянные панели по стенам, те же плотные шторы цвета молочного шоколада… И никого.
Лишь только я об этом подумал, как отворилась потайная дверь, устроенная по велению Андропова, и нынешний хозяин кабинета явил себя — ладно скроен, крепко сшит.
— Мое почтение, Владимир Владимирович…
— Присаживайтесь, Михаил Петрович. — Скупо улыбнувшись, Путин повел рукой к небольшому столику у окна. За ним Ю Вэ любил вести неформальные беседы.
Мы уселись, расстегнув пиджаки и ослабив галстуки.
— Очень и очень тревожные новости из гамма-пространства… — нахмурился председатель КГБ. — Вы тот мир по-свойски зовете «Гаммой»?
— Да, — кивнул я, напрягаясь, — так проще. А что случилось?
— Случился теракт на Манежной площади в Москве, — раздельно и сухо сказал Путин, — как раз в новогоднюю ночь. Очень серьезный теракт. Бомбистка взорвала себя, убив больше сотни народу.
Я похолодел, лихорадочно перебирая давно прожитые дни.
— Самое же страшное, как ни цинично это звучит, — выговаривал Владимир Владимирович, мрачнея, — заключается в том, что взрыв ударит рикошетом по миллионам людей в настоящем и в будущем… «Гаммы». Вот, Елена Владимировна передала список жертв. Внимательно ознакомьтесь…
Скользя взглядом сверху вниз, я прочитывал фамилии — и мурашки шарахались по телу. «Белоусов… Володин… Глазьев… Прилепин… Хазин…» И еще… И еще…
Минимум три десятка фамилий были резко подчеркнуты красным карандашом — это были те, кто определял или должен был определить судьбу России в ближайшие семь-десять лет. Княгиня добавила к этому поминальнику еще три фамилии из самых верхов — кого-то хватил кондратий от ужасных вестей, кто-то попал в аварию, не совладав со стрессом.
А одну фамилию ее сиятельство подчеркнула трижды и обвела. Мою. «М. П. Гарин».
— Этого не может быть… — прогнусавил я, и закашлялся. — Этого… не было! Ну, да… Помню, помню я тот день! И ночь! Мы с Дашей, с бывшей моей, всегда ругались под Новый год — то зарплата мужнина ее не устраивала, то вообще какая-нибудь мелочь… Вот и тогда она мне скандал закатила тридцатого. Я послал ее… куда подальше, и улетел в Москву. Гулял… С друзьями встречался… А про теракт я только после Нового года узнал, из газет! Пояс со взрывчаткой рванул раньше времени, когда бомбистка отсыпалась в гостинице в Кузьминках, где стала на постой перед терактом. «Московский комсомолец» тогда писал, что устройство, которое активировалось с помощью СМС, якобы сработало из-за рассылки сотового оператора с новогодним поздравлением! А тут… — я беспомощно замотал головой.
— Михаил Петрович, — с чувством сказал Путин. — Понимаю! Да, этого… как вы выражаетесь — в базовом потоке времени… действительно не происходило. Но произошло! Вот что… Решать что-либо сегодня не будем, слишком силён шок. Соберемся завтра у Елены Владимировны, и всё обсудим. — Он усмехнулся. — Княгиня выдала задание «Антонию»… Пригласим и его, и «Белоснежку». И товарища Москалькову из «Беты». Дело слишком серьезно! На кону и мир «Гаммы», и наш собственный — такой ответственности еще не взваливал на себя никто из смертных. М-да… А пока ступайте, Михаил Петрович. Разрешаю думать, но в меру!
— Хронокоррекция… — пробормотал я подсевшим, осипшим голосом. — Нужна хронокоррекция, Владимир Владимирович! Как видите, даже моя скоропостижная кончина, — мне удалось усмехнуться, хотя и косовато, — не повлекла за собой апокалипсис для Сопределья! Возможно, что гадское Мироздание подталкивает нас к этой самой темпоральной корректировке, которая уже «вбита» в историческую последовательность! Но… Знаете, лично меня терзают смутные сомнения… А что, если терракт — сам по себе чья-то хронокоррекция? Чье-то вмешательство в ход событий? Чтобы… Ну-у… Ну, например, изменить реальность заранее, уничтожив некоего Эм Пэ Гарина — и не допустить моего микроскопического воздействия на «Альфу»!
— Макроскопического, Михаил Петрович, — тонко улыбнулся Путин. — Чего уж там… Вот только стоит ли искать в ЧП на Манежной происки Воланда или агентов сверхцивилизации?
— Да не ищу я, Владимир Владимирович… — Мой ответ прозвучал вяло, как у мямли. — И что тут можно найти? Ну, проведем мы эту хронокоррекцию… Пострадает здание хостела, а от террористки, от исполнительницы, даже ошметков не останется. И кто нас тогда выведет на заказчика?
