Алекс Кун - Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург (СИ)
Ругался с князем Долгоруким, рассказывал ему про свои приемы утепления солдат, но бесполезно — для него важнее было, чтоб дошедшие до государя солдаты выглядели по форме. А за недошедших с него спросят меньше, чем за испорченные мундиры. Вот такая проза жизни.
Впрочем, вскоре прибыл гонец, с приказом мне явиться пред очи Петра. Хмыкнул, уже успели сгонять и наябедничать. Но на эту встречу у меня имелись и свои планы. Отобрал полсотни своих штурмовиков, и забрал замаявшегося от безделья князя Лобанова-Ростовского со свитой. Написал несколько заготовок бумаг и отправился с этим караваном на ковер к государю получать незаслуженную ругань.
Новгород. Самый, пожалуй, известный город на Руси. Его ключевое положение на реке Волхов открывало новгородцам все дороги. Вниз по Волхову, через Ладожское озеро и Неву новгородцы попадали в Швецию, Готланд и в земли прибалтийских славян. Через Ильмень-озеро и Мету открывался путь по Волге в Болгарию, к хазарам, на Кавказ, в страны Средней Азии. По Волхову, Ильменю, Днепру пролегал знаменитый путь «из варяг в греки». Новгородские купцы проникали далеко на северо-восток, на Северную Двину, Ваг и Вычегду, плавали по Ледовитому океану на Новую Землю. Да и Любек не без их помощи возводили, ведь именно там стояла славянская крепость Любица.
Сам город поднял свои стены в удачном с точки зрения расположения месте, но не очень удачном месте с точки зрения строительства. В низине, с высокой влажностью и болотистостью почв. Зато землянок тут никогда не строили — кому понравиться жить в бассейне, строили сразу добротные, обязательно двухэтажные, терема — первый этаж складской, а второй, жилой. И улицы тут мостили сразу — клали продольные бревна, на которые набивали поперечный тес. За несколько сезонов этот настил тонул в земле и поверх него сооружали новый. Говорят, по три десятка таких слоев раскопать можно было. Одним словом — город до боли напоминал Петербург в отношениях с местом постройки. Жаль, нет времени походить по улочкам, пропитаться духом города.
Петр ожидал в кремле, чуть не притопывая от нетерпения. По крайней мере, у меня сложилось такое ощущение, так как не успел еще заявить о своем прибытии, только под сводами воротной башни проехал, а на меня уже накинулся служивый народ, и начал подгонять — мол, государь ждет.
Петр не просто ждал — он себя накручивал, впрочем, как обычно. И первые пять минут разноса предпочел стоять по стойки смирно и просто выслушивать те помои, которые для меня тут замесили. Дошли даже до сговора с Карлом, мол, именно по этому мой полк не одержал победу, да еще и другим достойным боярам победить не дал. Это Долгорукий что ли достойный? Ню-Ню.
Благо Петр прервал свою гневную и обличительную тираду на вопросе
— И что ты на это сказать можешь?
Полная светелка народу зримо подалась вперед, ожидая моего ответа. Свинство это, все же — пропесочивать подчиненного при таком стечении злопыхателей.
— Все лжа, государь. Правда токмо в том, что мог быть злой умысел супротив тебя, но не мой, а полковника, что от твоего имени без меня полк к походу готовил. Вот с него и спрос за победу упущенную! У меня же все силы ушли, чтоб планы эти расстроить да хоть от разгрома армию увести, сведя все к почетному поражению.
Сказать, что удивил окружающих — это ничего не сказать. В мою вину, скорее всего, Петр не верил, уж больно неизобретательно он меня костерил. А вот мое заявление — это уже серьезно.
— Это как?
Петр уселся на стул, вновь цепляясь за все своей шпагой, когда же он ее на трость то сменит, ведь страшно же окружающим.
— Покуда ходил с флотом, как ты и приказывал, прибыл в мой полк человек, с бумагами от тебя, и словом твоим весь полк, необученный да воинской справой не снабженный — увел под Нарву. В полку у меня одно ружье на двоих только и имелось! А к тому ружью по пять зарядов токмо. И вот такой полк человек тот хотел на свеев бросить. Измена то, государь мой. Солдат русских за просто так под пули сввевские подставлять. И только проведением господним, удалось мне под самой Нарвой полк перехватить, да полковника того арестовать. Вот только с таким запасом огневого зелья, прости государь, никакой возможности победить не имел. Все зелье на отражение первой атаки положил, а потом только вид мог делать, что в атаку иду. На испуг свеев брал! Но для победы этого мало было, и вынужден был на почетное отступление согласиться. Будь у меня хоть бы еще десяток патронов к ружьям — победа была бы твоя, государь! А виновен в том полковник от тебя присланный — князь Яков Лобанов-Ростовский!
И протянул Петру изъятый у Якова мандат. Петр взял задумчиво, глянул мелком.
— Сказывал, арестовал ты его? И где он?
— Тут государь, с собой его привез, да свиту его, что в сговоре том участвовали, вместе с ним доставил.
— Веди!
Петр опять вскочил и заходил из угла в угол.
Испытывая оргастическое наслаждение от подставы, вышел в коридор, спустился на пол пролета и крикнул вниз морпехам, вести арестованных.
Пока ходил, Петр опять дозрел до нужной кондиции. На входящую в двери нашу компанию он уставился злобным кошачьим взглядом, даже усы встопорщились.
К счастью, меня этот взгляд миновал и уперся в князя Якова.
— А скажи ка мне, Яков, не тот ли ты Лобанов-Ростовский, что с калмыком своим дюжину лет назад на Троицкой дороге у урочища Красной сосны государевых мужиков, везущих в Москву казну податных сборов на разбой взял? Тебя еще кнутом пороли, да мать твоя, княгиня Анна Никифоровна, за тебя упросила. Да видать твое гнилое нутро опять вылезло! Ты почто полк Двинский без огненного зелья на убой привел?!
Яков аж позеленел. Мой внутренний капкан довольно защелкал челюстями. Князь-грабитель бухнулся в ноги Петру и заскулил, что не ведает он, в чем его обвиняют, во всем виновен он, это в мой огород камень, и что полк у меня не готов, и содержу его плохо и мужики все как один непочтительные…
Но Петр уже закусил удила, по себе знаю — этот бронепоезд с рельс уже не сбить. Прослушал ругательную эпопею, которая явно была заготовлена для меня, со стороны. Надеюсь, не улыбался — а то тут моментом можно стать из зрителя жертвой.
Ситуация, несмотря на всю ее неприглядность и сопли — имела и положительный момент. После того, как Петр на ком-либо спускал пар — на некоторое время становился вменяемым человеком. А остывал он довольно быстро, правда, взрывался еще быстрее.
Когда охрана уволокла козла отпущения, вместе с его стадом — уж не знаю куда, да и не интересно мне то — врагом больше, врагом меньше. Обратился к Петру с просьбой об аудиенции. И даже получил ее, на что собственно и рассчитывал — любит государь играть на контрастах, одного пожурил, до смерти, надеюсь, другого надо похвалить.
На аудиенции подробно рассказал, как пропажу полка нашел, «…как догонял, как подрезал». Усмехнулся про себя всплывшему в памяти анекдоту. Собственно чистую правду рассказывал, умалчивая о незначительных нюансах и преломляя все в нужное русло. Про битву рассказал, и переговоры со свеями пересказал — мало ли что Петру еще в ухо нашепчут. Одним словом, вроде отбелился, минимум до серого оттенка и порадовал государя любимыми им батальными сценами. Пока у Петра не иссякло хорошее настроение — подсунул ему болванки приказов о назначении в новые полки моих отличившихся морпехов, командирами. А полки формируем из собранных солдат, что командиры на поле боя бросили, да капралов обученных, что под Нарвой себя орлами показали…
Ну и под это дело лил Петру мед в уши, что иностранцы предали нашу армию, сбежав во время или даже до боя. Нет им веры более. А наши бояре новомодного боя не ведают — вот и хочу, чтоб новыми полками верные тебе, государь, русские люди командовали, да еще, чтоб они не один год бою новоманерному, так славно себя показавшему, обучались. Одним словом — убедительно и сладко врал, что других кандидатур просто и взять в новые полки неоткуда. Убедил. Правда, с довеском — нагрузкой. Петр восхотел, чтоб боярские новики в полках заняли должности младших офицеров. Убеждал его, что будут трения и не пойдут бояре под руку к мужикам бывшим. На что Петр накидал знаменитый указ о субординации, тот самый, со шпицрутенами. Переняли, так сказать, прогрессивный опыт свеев. Мдя.
А вот далее почувствовал себя неуютно. Зашла речь о нашем морском походе. И настроение Петра вновь качнулось в обратную сторону. Нет, недовольство свое он не высказывал, тем более, поведал ему — все как было, как на духу можно сказать. И как на морскую прогулку вышли, и что юнг в поход взял, так как им морской практики набираться надо и как на Сальтхольме юнг высадил, ноги размять. А тут флот свеев, про который мы и знать не знали — ну пальба, мои морпехи царевича грудью закрывали, кстати, буду просить у твоего величества об их награждении, а тут и наши корабли на шум подоспели. Многие корабли свеев огнем побили, несколько призами взяли — но побитые сильно и к бою не очень годные. Одним словом, виктория, в которой покрыло себя славой имя адмирала фон Памбурга, а потом еще и празднование победы в Копенгагене, когда рядом с королевским троном на площади стоял малый трон для царевича, и парад победы царевич Алексей принимал вместе с королем Дании Фредериком. Дружба навек, народ восхваляет … и так далее.
