Адриана Трижиани - Жена башмачника
Лаура была на пике своей красоты, контраст между бледной кожей и рыжими волосами сейчас был особенно эффектным. Очаровательный профиль приобрел аристократическое изящество, острые углы, свойственные ей в юности, исчезли.
– Тебе нужно побольше лежать, отдыхать… – сказала Энца.
– Как я могу лежать? Ко мне же приехала лучшая подруга!
Лаура обняла Чиро.
– Хорошо, хорошо, пойдемте наверх, – поторопил их Колин.
Чиро хотел было помочь Колину с багажом, но сумки забрал швейцар. Обернувшись, Чиро увидел, как другой служитель отгоняет «паккард» Чапина на стоянку. Чиро покачал головой. Далековато же уехали они от Чисхолма.
Двери лифта открылись прямо в холл пентхауса.
Лаура оформила его в нежно-зеленых и желтых тонах, следуя правилу, которое всегда провозглашала мисс де Курси: жилище надо красить в те цвета, которые тебе к лицу.
Просторные комнаты были обставлены полированной чипендейловской мебелью, декорированы обюссонскими коврами, хрустальными бра, люстрами матового стекла и живописью с пасторальными мотивами – сельские поля Ирландии, ярость Северного моря, швыряющего утлую лодчонку в белую пену, – а также миниатюрами, каждая из которых изображала одинокий цветок – маргаритку, гортензию, гардению.
– Да, далеко отсюда до Хобокена, – сказала Энца.
Колин и Чиро вышли на открытую террасу.
– Мамочка, марш в кровать, – крикнул оттуда Колин.
– Уже иду! – откликнулась Лаура. Она показала Энце гостевую спальню, веселую комнату с кроватью под ситцевым балдахином, а потом позвала: – Пойдем со мной!
Энца последовала за Лаурой в хозяйскую спальню, оформленную в прохладных голубых тонах, с кроватью под атласным покрывалом. По шпалерам ручной работы, словно живые, вились растения.
Лаура сбросила свой бархатный плащ, оставшись в ночной рубашке, и забралась в постель.
– Когда у тебя срок? – Энца взбила подушки.
– В любую минуту.
– А где детская?
– Я еще ее не обставила.
Энца присела на край кровати:
– Из суеверия?
Лаура вздохнула:
– Доктор беспокоится. А уж я как боюсь!
– Перед появлением Антонио у меня тоже были ужасные предчувствия. Уверена, с ребенком все будет в порядке.
– Думаешь?
– В своей жизни я усвоила один важный урок, и хочу поделиться им с тобой. Не думай о худшем, пока оно не случилось. Это убережет тебя от кучи лишнего беспокойства.
Колин принес поднос с чаем.
– Девочки, перекусите, но потом нашей мамочке нужно поспать.
– Он такой властный, – улыбнулась Энца, когда Колин вышел. – Ну что, какие сплетни? Ты сказала, что у тебя их полно.
– Вито Блазек ушел из Мет и работает в мюзик-холле «Радио Сити». Разводится в третий раз.
– Не может быть!
Лаура мрачно кивнула:
– Три стадии романтической любви рекламного агента: жениться на танцовщице, развестись с ней, жениться на дочери продюсера, развестись с ней, жениться на совсем юной танцовщице и, опомнившись, сразу же развестись и с ней.
– Это ужасно. – Энца отпила чаю.
– Хочешь знать, как он выглядит?
– Во всех подробностях.
– Великолепно.
Энца рассмеялась.
– Но он не Чиро Ладзари. Знаешь, Энца, в лотерее по розыгрышу красивых мужчин ты вытянула счастливый билет. Мужчина, за которого ты вышла, один на миллион. Да ты сама это знаешь.
– И я готовлюсь потерять его, Лаура.
– Он хорошо выглядит, – с надеждой ответила та.
– Я молюсь за него. Продолжаю надеяться, что все это ошибка. Но когда говорю так Чиро, он смотрит на меня как на сумасшедшую. Он принял правду. Чиро ведь никогда не был верующим человеком, но у него есть внутренняя сила, которая не уступит самой глубокой вере.
– Возможно, путешествие его вылечит.
– Именно это я ему и сказала. И собираюсь сказать примерно то же тебе. Твой ребенок в полном порядке. Верь в это, и все будет хорошо.
Колина разбудил ранний звонок, и он умчался в Мет. Доставили декорации для новой постановки «Богемы». После завтрака Чиро ушел на прогулку; он собирался пройтись через Центральный парк, но обнаружил, что шагает по Пятой авеню к югу, по направлению к Маленькой Италии. Чиро подумал, не сесть ли на трамвай, но чувствовал себя хорошо и решил посмотреть, как за двенадцать лет изменился город.
В Нижнем Манхэттене Бродвей расширялся. Тротуары были забиты лотками зеленщиков, тележками цветочниц, газетными ларьками. Дойдя до Гранд-стрит и свернув в Маленькую Италию, он вспоминал каждое здание и дивился – если Верхний Манхэттен изменился сильно, то ставшие родными места остались ровно такими же.
Он легко нашел дом номер тридцать шесть по Малберри-стрит. «Обувная лавка Дзанетти» исчезла, как и итальянский флаг. Помещение пустовало, в витрине висело объявление: «Сдается в аренду». Чуть отступив, Чиро внимательно осмотрел место, где начиналась его трудовая жизнь в Америке. Потом заглянул в окно. Те же выщербленные полы и жестяные потолки. Он даже увидел место, где стояла его койка. Ширма исчезла. Дверь, ведущая в садик, была распахнута, старый вяз, который он так любил, срубили. Дерево, дарившее ему утешение и надежду, исчезло, и, осознав это, Чиро покинул прошлое и вернулся в настоящее. Он воспринял отсутствие дерева как знамение и с тяжелым сердцем побрел обратно к Чапинам.
Лаура дремала. Энца ожидала возвращения Чиро.
– У меня есть для тебя сюрприз, – сказала она. – Ты не устал?
– Нисколько, – ответил он.
Энца взяла шляпу, пальто и перчатки и вытолкала Чиро за дверь.
Долгими ночами, когда Чиро не мог уснуть, Энца рассказывала ему истории о временах работы в Мет. Сам он был там только дважды. В первый раз – совсем мальчиком, второй – когда встретил Энцу, уходя на войну. Оба вечера жили в его памяти. Для Чиро не было большего восторга, чем наблюдать, как богачи и сливки общества благоговейно внимают Великому Карузо, простому итальянскому мальчишке, достигшему такого успеха.
Когда они поднимались по лестнице в главное фойе Метрополитен-опера, Энца держала Чиро за руку. Даже спустя годы она в малейших деталях помнила, во что они с Лаурой были одеты в тот день, когда пришли на собеседование. Она помнила, что ела тогда на завтрак и что ощущала, когда они ступили под своды театра.
Сегодня она поднималась по тем же ступеням со своим мужем. И когда они вошли в темное здание театра, она вдохнула запах дорогих духов, грима, лимонного масла и свежих лилий – в точности как в самый первый раз. Она провела мужа по проходу между кресел, на сцену, где в глубине, на кирпичах задника, мерцали призрачные огни. К стене были прислонены рулоны новых декораций.
Чиро повернулся, окинул взглядом ряды красных бархатных сидений и поднял взгляд к галерке. Энца отвела его к самой середине сцены. Сейчас он стоял ровно в той точке, где пел Великий Карузо в ночь перед отплытием Чиро из Нью-Хейвена. Он закрыл глаза и представил эти проводы.
Энца повела его за кулисы и вниз по лестнице, в костюмерный цех, где кипела работа. Пока они шли по залу, никто не обратил на них внимания. Энца остановилась, чтобы показать мужу памятные для нее места. Примерочную, где Джеральдина Фаррар в первый раз надела сшитый Энцей наряд, гладильные доски, у которых они с Лаурой часто сплетничали по ночам, и, наконец, свою швейную машинку, черный блестящий «Зингер» с серебристым колесом и золотыми узорами. Юная швея строчила за швейной машинкой номер семнадцать в третьем ряду. Ей, похоже, было не больше двадцати. Глядя на нее, Энца снова почувствовала себя молодой. На этом табурете она увидела себя. Подняв взгляд на Чиро, она уверилась, что и он видит точно то же.
После того как они несколько дней бродили по старым местам и даже выпили кофе с пирогом в «Автомате», Чиро сложил вещи и приготовился отплыть в Италию. Его чемодан стоял у входной двери. Чиро спал, но Энца не могла сомкнуть глаз. Она словно чувствовала, как тикают часы, а каждую секунду, потраченную на сон, она могла бы провести с Чиро.
Если бы она могла просто отсрочить худшее, то наслаждалась бы этими мгновениями, ведь Чиро чувствовал себя настолько хорошо, что смог прогуляться до Маленькой Италии и обратно, радоваться еде, курить сигареты. Она не могла представить, как это будет – когда он не сможет делать то, что ему хочется. Именно поэтому путешествие в Италию нельзя было откладывать. Энца верила, что оно изменит судьбу Чиро, как когда-то ее уже изменил отъезд в Америку. Если поездка и не могла сохранить ему жизнь, то она могла укрепить его дух.
Иногда Энца пыталась представить себе мир без Чиро, но ничего не получалось. Колодец боли был слишком глубок.
В дверь настойчиво постучали. Чиро резко открыл глаза. Энца встала, чтобы отворить дверь.
В спальню вошел Колин:
– У Лауры схватки.
– Звони доктору, – спокойно велела Энца. – Пусть приедет.
– Ей нужно в больницу! – Колин был в панике.
– Нет, вызови его сюда.
