Валерий Елманов - Алатырь-камень
– Мы его тепло укутали, – возразил Эремсек. – Он удобно лежит и…
– Его надо везти в крытом возке, – перебил булгарин. – Тогда есть надежда доставить его живым до места. Иначе вы привезете мертвеца. Зачем царю мертвое тело?
Хан Абдулла был радушен и скор на решения. Выслушав рассказ Каргатуя о том, где и при каких обстоятельствах был найден русич, и взглянув на порченый кругляшок, он не потратил впустую ни одной минуты.
Рано утром следующего дня из Биляра вместе с юрматами выехал небольшой отряд вооруженных булгар. Хан проявил истинную мудрость даже в этом вопросе. В отряде было столько же воинов, сколько и юрматов. Степняки – народ загадочный. Если бы число булгар было меньше или больше, то при желании они могли истолковать это как угодно, в том числе и дурно. Меньше – не уважает, больше – не доверяет или кичится силой. Когда одинаково – придраться не к чему.
Каждый всадник имел даже не одну, а две запасные лошади. Даже юрматам были предложены свежие и быстроногие кони из собственных конюшен Абдуллы. В середине небольшого каравана четверка гнедых тащила возок. В нем находился старый лекарь Бадр-ад-дин Махмуд ибн Усман, пользовавший самого хана Абдуллу, а также русич, которому день ото дня становилось все хуже и хуже. Родион уже не бредил и не кричал, только его пересохшие губы еще беззвучно шевелились, продолжая с кем-то о чем-то разговаривать.
Ближе к полудню одного из дней русич, впервые после того как его усадили в возок, пришел в себя. Как ни странно, но это совпало с пересечением границ Руси, где-то возле Нижнего Новгорода.
– Алатырь, – шептал он. – Алатырь. Надобно, чтоб государь его защитил. Если я умру, передай царю Константину, что хан Батый умышляет… синь-камень… порушить… Колдун… тайные тропы знает…. и глаза… отводить умеет… Вои хана… страха… ведать не будут… Они уже идут… и в день Карачуна… а если государь не поспеет – всем смерть… Скажи, что Родион поведал… из Ряжского полка… А ежели… Торопыга… Царьград скажи… И знак отдайте… Они вспомнят….
– У меня не будет нужды говорить это, потому что ты передашь сам, – твердо произнес булгарин. – Мы уже едем по Руси. Ты долго терпел, осталось совсем немного.
– Русь, – блаженно протянул Родион и вновь отключился.
Теперь на его губах играла счастливая улыбка, и было странно видеть ее на почерневшем обмороженном лице. Больше он в себя не приходил и бредить почти перестал – просто лежал и улыбался. Может, берег силы? Трудно сказать.
– Ты довезешь его? – спросил следующим вечером Каргатуй. – Твои люди говорят, что если поспешить, то к утру второго дня мы будем на месте.
– Только всемогущий ведает о том, – уклонился от ответа лекарь.
– Тенгри высоко, – проворчал Каргатуй. – А я спрашиваю тебя.
– Ты слышишь запах, который исходит от него? – вместо ответа спросил старик.
– Я спросил тебя о… – раздраженно начал было Каргатуй, но булгарин перебил его:
– Он уже умер. – И пояснил: – Он умер, а душа жива. И она не отлетела к небу.
– А как же?.. – растерянно спросил воин, но тут же осекся. – Я понял тебя, старик, – и он молча пошел к своему коню.
Булгарин как-то странно усмехнулся и прошептал:
– Нет, ты ничего не понял. – Он помедлил и добавил со вздохом: – Да и я, признаться, тоже.
В Переяславль-Залесский они прибыли утром, проведя, по просьбе лекаря, в дороге всю ночь, потому что Родиону было совсем плохо. Несколько лошадей путникам пришлось бросить, иначе бы они пали прямо на дороге. Но главное – русич был еще жив, когда его вынесли из возка и бегом пронесли прямо в терем воеводы, где остановился царь.
Сам воевода, рыжебородый огромный Горыня, который чуть свет был уже на ногах, – при таких гостях хозяину разлеживаться недосуг – незамедлительно побежал будить государя.
В иное время он еще бы подумал, стоит ли тормошить человека, который после двухдневной скачки спит без задних ног, но старичок-булгарин так на него зыркнул, что Горыня сразу почуял – стряслось такое, что тут мешкать не моги.
Когда сонно хмурившийся и недовольный государь в сопровождении Горыни вышел из своей светлицы и спустился вниз, в большой гриднице его ждал только старик-лекарь, сидящий в изголовье русича, которого воины бережно положили на лавку. В сознание он не приходил со вчерашнего дня. Обычно про таких говорят – ни жив ни мертв. Если говорить про этого ратника, то он скорее был мертв. Но не до конца.
Константин прищурился и удивленно воскликнул:
– Родион! Вот уж не чаял!
Тот словно ждал этого и тут же открыл глаза. Непослушные губы попытались улыбнуться. Даже обмороженная почерневшая кожа на лице и та чуточку посветлела.
– Здрав буди, государь, – почти беззвучно прошептал он и вновь потерял сознание.
– Что с ним? – посмотрел на старика Константин, каким-то наитием угадывая в нем лекаря.
– Я сделаю так, что он заговорит, хотя ненадолго, – произнес тот со вздохом. – Слушай внимательно, потому что после этого он сразу уйдет в иной мир.
– Тогда не надо, – торопливо сказал Константин. – Пускай лучше он заговорит через день, два, да хоть через десять дней, но останется жив.
– Он не останется, – мотнул головой лекарь. – Меня зовут Бадр-ад-дин Махмуд ибн Усман. Для вас, русичей, это тяжело, поэтому называй меня просто ибн Усман. Я много лет лечил лучших людей Булгарии, да и не только их одних. Но для того, чтобы понять, когда человек жив, а когда он мертв, не обязательно лечить столько лет. Этот человек мертв. Он мертв три дня. Я не могу сказать, какие боги удерживают его душу. Зато я знаю, что он каждый день и каждую ночь молил их о том, чтобы они дали ему еще немного времени. Но их могущество тоже не беспредельно. Если я не дам ему лекарство, он все равно умрет, так и не сказав, что хотел. А теперь повелевай, что мне делать.
– Ах ты, напасть какая, – прошептал Горыня и сконфуженно умолк, когда Константин раздраженно обернулся к нему.
– Ты сказывал, что с ним прискакали четыре десятка людей, – заметил он воеводе. – Поди распорядись, чтоб их напоили, накормили, найди место для ночлега. Да повели, чтоб ни одна живая душа сюда не входила! – крикнул вдогон и повернулся к старику. – Действуй! – сказал он каким-то холодным отстраненным голосом.
Ибн Усман неторопливо извлек из своего небольшого узелка флакон темного стекла. Слегка взболтав его, он ловко запрокинул голову лежащего, разжал ему рот и неспешно стал вливать содержимое флакона.
Затем лекарь встал, молча указал на освободившееся место на лавке, и предупредил:
– Немного подожди и не торопи его. Когда питье начнет действовать, твой воин сразу заговорит. – Он поклонился и вышел из гридницы, оставив Константина наедине с Родионом.
Прошло не больше минуты, когда тот вновь открыл глаза и действительно заговорил. Это была не совсем связная речь, к тому же Родион очень торопился, чувствуя, что силы покидают его навсегда. Наконец он умолк. Ожидание, что тот заговорит вновь, оказалось тщетным. Константин опрометью выскочил за дверь и чуть не сшиб с ног старика, который стоял в шаге от нее. Глаза его были закрыты, а по морщинистой щеке катилась мутная старческая слеза.
– Он замолчал, – почти крикнул Константин. – Он замолчал, не договорив. Дай ему что-нибудь, ибн Усман. Он должен договорить. Если он умрет не досказав, то…
– Скляница пуста, – просто сказал лекарь. – Да она и не помогла бы, даже если бы была наполнена до краев. Я же говорил – он умер три дня назад.
– Но как он тогда говорил со мной только что?! – выкрикнул Константин. – Ты, наверное, оговорился?!
– Знаешь, чем отличается неопытный лекарь от опытного? – неторопливо спросил булгарин и сам же ответил: – Оба они могут ошибиться, определяя болезнь человека. Если лекарь неопытен, то он может ошибиться и в смерти, преждевременно решив, что больной, лежащий перед ним, уже мертв. Но опытный врач такой ошибки не допустит.
– Выходит, он умер, так и не договорив, – растерянно произнес Константин.
– Я же тебе сказал, что этот человек мертв уже три дня. Отчего ты мне не веришь? – мягко, но настойчиво возразил ибн Усман. – Последние три дня я ехал с мертвецом. И с тобой тоже говорил мертвец.
– Мистика какая-то, – пробормотал Константин.
– Так бывает. Очень редко, но бывает. До этого случая у меня был еще один. Давно, лет двадцать назад.
Внезапно он открыл глаза и стал пристально вглядываться в лицо царя.
Загадочный осмотр длился не меньше минуты, после чего лекарь пояснил:
– Я хочу запомнить тебя. Моему хану Абдулле ибн Ильгаму служит много воинов. Хватает среди них и хороших. Есть и великие. Их совсем мало. Таких, как этот, я у него не встречал. Счастлив правитель, которому служат такие воины.
Он низко склонился, неспешно повернулся и пошел к сеням, но у самой двери обернулся и заметил:
