Александр Белый - Рождение державы
Заметил еще действия моего вестового Славки. Тот как-то смог пробиться к безумно вопящему шляхтичу и взмахнул сабелькой. И не просто взмахнул, а отработал по шее наискосок всем корпусом. Голова его противника откинулась на спину, а из глубокой раны хлынул целый фонтан крови. При этом Славка оскалил зубы и что-то азартно закричал. Вот такие у нас ныне малолетние казачки.
Вдруг часть беснующейся и неуправляемой толпы противника, всадников пятьдесят, вырвалась и рванула с поля боя, мимо деревни на юг. Вот и настала очередь поработать нашему каширскому казаку, а ныне походному сотнику Петру Орлику. Я встал в стременах и высоко поднял над головой шпагу, покрутил ею и указал на убегающую полусотню. Буквально через мгновение, словно ожидали и горячили лошадей, в километре от нас из сада выскочила такая же по численности полусотня и устремилась наперерез деморализованному противнику. За такой расправой и чистым избиением даже смотреть было неинтересно.
Когда наконец вход в крепость освободился, я опять привстал на стременах и скрестил над головой руки. А Антон, не теряя драгоценных минут, увлек бойцов к мосту. Хреновая у нас связь и система оповещений, нужно было хотя бы горн или трубу придумать, а не командовать на мыгах, как Чингачгук. Чего-то не сообразил.
Участвовать в бою мне больше не пришлось. Крепость очистили и захватили за десять минут, в донжоне даже никто не сопротивлялся. Все, что осталось от гарнизона, это двадцать четыре молодых жолнера, которые быстро побросали оружие и сдались.
Во время боя на стенах замка три моих лыцаря получили пулевые ранения. А еще ранения разной степени тяжести имели восемнадцать казаков, и сейчас здесь уже стоял фургон доктора Янкова. С нашими бойцами он успел управиться и сейчас оказывал помощь раненым шляхтичам. Помогали ему моя Любка и еще несколько казачек.
К сожалению, с нашей стороны погибло одиннадцать казаков, однако противник за это заплатил богатую человеческую дань – сто семьдесят два человека убитыми.
Хозяин замка тоже погиб на поле боя, а вот злого и матерящегося пана Собакевича мне доставили. Его выловил дозор, который держал поместье в окружении. И если других беглецов казаки в стычке порубили, то этого доставили живым и невредимым.
Было уже поздно, начало темнеть, поэтому все разборки оставили до утра.
– Ненавижу тебя! – в исступлении орал он, брызгая слюной, а наши каширские казаки крепко удерживали его связанные руки. – Весь род твой ненавижу!
– А ну! Веди себя достойно, тварь! – подошел Петро Орлик и зарядил Собакевичу кулаком по печени. – Ты и моего батьку убил. А здесь, среди казаков и казачек, есть еще тридцать шесть человек, у которых ты отобрал близких людей.
– Да он вообще гнида позорная! – выкрикнул казак Сашка Черный, фамилия которого соответствовала внешнему виду. Он и вправду уродился очень смуглым, его бабушка была арапкой. – Здесь две сотни девок из его родного села. Они могут порассказать о нем всякого.
– Какое тебе дело до моего имущества?!
– В том-то и беда, что после смерти родителя ты хлопов стал превращать в рабов, а хлопок в рабынь. Ладно бы просто ублажал себя да девку хоть каждый день, никто бы и слова не сказал. Но ты же ни одну из них в покое не оставил, мучил и издевался, как упырь. А что ты сделал с двумя девочками, которые даже еще кровь не роняли, а?
Толпа глухо зароптала. Здесь, на выгоне, рядом со вчерашним полем боя, собралась огромная куча народа – мои лыцари, казаки и казачки, крестьяне мои и крестьяне местные, а также вчерашние противники: семьдесят восемь здоровых и шестьдесят девять раненых шляхтичей и жолнеров, сдавшихся в плен. Еще одиннадцать тяжелых лежали в замке. Не было здесь только вдовы местного феодала, пани Марии, она же приходилась родной сестрой и пани Анне, и Андрею Собакевичу.
То, что я слышал сейчас, меня, как и каждого нормального человека, конечно, возмущало. Подобное в этом мире, к сожалению, случалось. Редко, но случалось, когда какой-нибудь дебильный феодал слетал с катушек и в своем селе творил полный беспредел. Но вот от исповеди пани Марии, с которой мы проговорили полночи, я был в полном шоке.
Оказывается, их отец взял замуж вдову убитого им же немца. Вдова была из наших казачек, с маленьким ребенком на руках. Признал младенца за сына, дал свою фамилию и относился к нему как к родному дитю, ничем не хуже, чем к появившимся чуть позже дочерям.
Когда милый мальчик превратился в тварь, никто не знает. Но в шестнадцатилетнем возрасте он изнасиловал обеих малолетних сестер. Затем, шантажируя разоблачением перед родными и знакомыми, частенько их пользовал. Счастье Ани, что ее успели выдать замуж за достойного человека. А Марии не повезло. Странной смертью от отравления грибами умерли родители, за что повариха Рада была зарублена Андрюшей. На протяжении четырех лет родной брат постоянно третировал Марию, но в конце концов он женился сам и ее выдал замуж за своего дружка, с которым познакомился в ставке воеводства в Житомире. Но семейного счастья не получилось, ее супруг оказался таким же отморозком, как и братик, лупил почем зря. Единственная радость – сына родила. У Андрюши семейная жизнь тоже не сложилась, через полтора года стал вдовцом. Как тайком призналась Марии служанка, свою жену он на последнем месяце беременности избил до беспамятства. Вот и не смогли спасти ни ее, ни ребенка.
– Он даже здесь ко мне пытался приставать, ты представляешь? Дай, Михасик, я тебя расцелую, – закончила она свою исповедь. – Поверь мне, я счастлива, что больше никогда не увижу ни мужа, ни брата. Пусть простят меня Господь Бог и Святая Дева Мария.
…И вот тот, которого мечтал заполучить для расправы все восемьсот двадцать дней, ежедневно – утром и вечером, сейчас стоял передо мной грязный, оборванный, униженный, но не покоренный. Однако не стал я его унижать и издеваться над ним. И другим запретил.
– Скажи, Собакевич, зачем ты убил моих родных, а также людей, лично тебе близких? – спросил тихо, глядя в его выпуклые злые глаза. – Неважно, что сделано это не твоими руками, но убийца все равно ты. Вот я долго и часто думал об этом и никак не мог постичь причин. Понимаю, везли двенадцать тысяч серебром, неужели позарился? Нет, думаю, не это главное, помещик ты небедный, родители оставили отлаженное хозяйство.
Посмотрел, как он молча отвернул свою искаженную злобой рожу и продолжил:
– А ведь я уже знаю, почему ты это сделал.
– Да! Да! – зло зашипел он. – Я приказал убить вас, потому что ненавижу! Потому что вы, Каширские, влезли в мою жизнь! Потому что вы есть! И я хочу, чтобы вы исчезли! Совсем!
– По понятиям некоего известного мне больного общества, Собакевич, учитывая твои материальные горазды, тебя бы признали невменяемым и отправили на лечение. До следующего раза. Но лично я считаю, что такую мразь, как ты, нужно душить еще в колыбели. Ты умрешь в страшных муках, Собакевич.
– Требую Божьего суда!
– Пан атаман! Атаман! Сир! Ваша Светлость! Ясновельможный пан! Нет! Не достоин! Нет! – закричала толпа.
Я встал с двух положенных друг на друга седел и поднял руку. Дождавшись полной тишины, сказал:
– Ты забыл Бога, Собакевич, поэтому суда Божьего недостоин. Лично себя к всесильному судье не приравниваю, но я жажду воздаяния, – указал на него пальцем и громко продолжил под истеричный визг моего врага, радостные крики моих людей и недовольный гул прочей шляхты. – Прилюдно оскопить! И посадить на палю![43]
– То не можно так делать, пан Михал! – подбежал ко мне один из смутно знакомых шляхтичей. – Слишком унизительно, лучше голову отрубить!
– Пан Леопольд, если не ошибаюсь?
– Истинно так!
– Простите, пан Леопольд, а где ваш тато?
– Дома, – ответил он недоуменно, затем постоял, подумал, пожал плечами и добавил: – Простите великодушно, ваша мосць. Делайте все что угодно, вы в своем праве.
Через два часа мы отправились дальше, на юг, а на перекрестке двух дорог, Киевской и Уманской, вкопали в землю высокую палю. На ней корчилось в нечеловеческих муках нечто человекоподобное, что человеком в принципе никогда и не было.
Глава 6
Впереди нас ожидали. И не толпа какой-то полупьяной, пся крев, гулящей шантрапы, а одно из самых мощных ударных коронных соединений – панцирный гусарский полк[44] Киевского воеводства с личным составом в пять сотен латных рыцарей и полутысячей легкой конницы.
То, что князь Андрей Вишневецкий затеял обход воеводства, как обычно после уборки урожая, мы знали давно. И то, что его сопровождает молодежь из местной шляхты, которая на пару месяцев сбегает из дома для погулять, походить по гостям, попьянствовать да подраться, вливаясь при этом во вспомогательный полк, тоже не являлось тайной. Мы даже оставляли за собой секреты, которые должны были отлавливать возможных свидетелей нашего последнего боя, дабы князю не доложили, а он не устроил разбирательств.
