Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ) - Янов Алексей Леонидович
Не забывал я и о своей родной питерской «фотолаборатории». Если в середине 20-х – начале 30-х гг это предприятие специализировалось исключительно на производстве фотоплёнки и фотооборудования, то в начале 40-х там, помимо этого, запустили производство новых красителей на основе цианинов, делающих фотопластины чувствительными к красным, оранжевым, зелёным и инфракрасным участкам спектра.
На мировые рынки со своими новыми товарами выходили мы со скрипом. Как и следовало ожидать, в Английском Патентном управлении зарегистрировать анилин не удалось. Островитяне, наверное, своим нутром чувствовали, что новое направление химии вскоре породит целый промышленный сектор экономики и науки. Поэтому, сославшись на труды Майкла Фарадея, который, по их словам, еще в 1825 году выделил из каменноугольной смолы бензол, из бензола получил нитробензол, а из нитробензола анилин, в патенте туманный Альбион нам отказал. Соответственно и за всеми производными анилина они отказались признавать наши исключительные права. Зато во Франции и в немецких землях мы успели вовремя подсуетиться. Правда, я сомневался, что европейцы будут долго и безропотно терпеть русское доминирование красящих веществ на своих рынках. Чувствую, что как только галлы с алеманами обзаведутся собственными производственными технологиями – тут же наплюют на свое же национальное патентное законодательство. Хотя с Германией не все так однозначно, на карте Европы она представляла собой россыпь немецких государств. Пруссия еще не успела «нагнуть» Австрию с Францией и объединить вокруг себя сонм независимых немецких государств.
От красителя красного цвета – «ализарина» пострадали в первую очередь французы. Красное красящее вещество ранее добывали на юге Франции из корня марены, но синтетическая химия одержала чистую рыночную победу, вытеснив производство марены. И даже красную краску для штанов французской армии начали поставлять русские заводы синтетических красителей, вовсю набиравшие обороты.
В последние же годы «пальма первенства» в мировом производстве анилиновых красителей перешла из Березников к Сергиевскому заводу под Самарой. Руководил им Николай Николаевич Зинин – в РИ он в 1842 году получил тот же анилин восстановлением нитробензола сероводородом. В 1838 году на Самарском (Сергиевском) заводе, во многом благодаря переданным мной Зинину некоторым теоретическим знаниям, наконец-таки была освоена технология пирогенизации нефти, посредством которой получали бензол и толуол. (В Березниках еще раньше научились получать бензол и его производные по более затратной и менее эффективной технологии, путем коксования каменного угля. Вслед за Березниками технология улавливания бензола в коксовых печах распространилась на Донбасс и Алтай). На базе толуола (обрабатывая его азотной кислотой) развернулось производство новых взрывчатых веществ – тротила, ТЭНа, тетрила и снаряжения ими боеприпасов.
Бензол же поступал на анилинокрасочный завод. Здесь синтезировали новый краситель цвета индиго, спровоцировавший панику на Калькуттской бирже. Опасения были вызваны перспективой разорения тысяч акров плантаций естественного индиго в Индии, на Яве, в Центральной Америке и Египте. Уже через три года российская компания заместила годовой оборот натурального индиго, оцениваемый в 5–6 млн. кг стоимостью 4 млн. фунтов стерлингов.
Наступление российских производителей красителей было повсеместным. Ежегодное появление на мировом рынке все новых и новых красителей вызвало обрушение транснациональной коммерции естественных красителей, охватившей все части известной ойкумены. В небытие уходили кармин из Центральной и Южной Америки, добываемый из дуба североамериканский жёлтый флавин, африканский краситель из рокцеллы и другие, «и числа им не счесть». Ежегодно миллионы фунтов стерлингов стали оседать на счетах российских производителей красок и смежных производств.
Параллельно с развитием промышленности красителей развивалась промышленность искусственных лекарственных и ароматических веществ. Салициловая кислота, аспирин, сахарин, слабительные вещества, ванилин, салол и многие другие стали искусственно изготовлять из продуктов переработки каменного угля.
Получив столь унизительную «пощечину» от русских варваров, химики почти всех европейских стран, подстегиваемые собственными правительствами, кинулись исследовать каменноугольную смолу, стараясь повторить русские красители и извлечь из нее новые интересные вещества. Химические компании анилинокрасочной промышленности стали расти как грибы после дождя, в химию красителей вкладывались миллионные капиталы. Англия поставляла во все страны подскочившую в цене каменноугольную смолу. Массово, в Европе и США выросли импортные таможенные пошлины на русские краски. Но принятые меры оказались малоэффективные. Да, то там, то здесь, постепенно стали появляться импортные аналоги русских синтетических красителей, но непрерывный поток технологических достижений, наблюдавшийся в России, лишь увеличивал уже существующую пропасть.
Рост импортных тарифов частично удалось нивелировать демпингом. К примеру, в США салициловая кислота продавалась на 25 % дешевле, чем в самой России. Это относилось и к брому, щавелевой кислоте, анилину и другим продуктам. Подобной манипуляцией цен на отдельных рынках мы добивались полной монополии на определенные товары. В случае США за десять лет такой демпинговой политики были закрыты четыре из пяти американских фабрик, производящих салициловую кислоту. По демпинговым ценам сбывались в США и русские красители, что сильно тормозило развитие американской лакокрасочной промышленности.
Русская промышленность вытеснила с лидирующих позиций англичан. Российские товары начали заполнять и английский рынок, что вызывало сильное беспокойство, как предпринимателей, так и правительственных кругов. Осознавая неспособность догнать Россию, премьер Великобритании выступил с требованием ограничить патентное право и обязать связанные с новыми патентами производства открывать своё технологическое содержание. Если же технология не была запатентована на территории Англии, то и лицензия на производство аннулировалась.
Но обыграть нас, тем более оторваться никому так и не удалось, более того, мы наращивали темп. Это происходило не в последнюю очередь благодаря моим «пробросам» касающихся как теоретических основ химии, так и конкретно посвященных синтезу ароматических продуктов из каменноугольной смолы и нефти. Что касается теоретической части, то здесь наши химики были вооружены не только «таблицей Менделеева», но еще и передовой теорией строения органических соединений, что дало им возможность приступить к выяснению закономерностей процесса их образования на научной основе, а не методом «научного тыка» и угадыванием нужных пропорций, как в это время практиковалось на Западе.
Ну, и засекречивание, борьба с утечками технологий и «мозгов» играли свою роль. Казанский университет – «кузница» химических кадров, превратился в закрытое учебное заведение, наравне со всеми высокотехнологичными химическими производствами. Наша наука, что академическая, что прикладная в 40-е годы практически во всех областях вышла на самодостаточный уровень, совершенно не нуждаясь в западных заимствованиях, потому как предложить европейцы могли нам в научно-производственных аспектах разве что наш же собственный «вчерашний», а то и «позавчерашний день».
Насколько российский научный потенциал превосходил английский (Англия на данный момент по промышленному потенциалу вторая держава мира после России), можно судить по тому, что в 1850 г. на трех крупнейших российских химических предприятиях (Охтинск, Березники, Самара) насчитывалось более 350 квалифицированных химиков и инженеров, а во всей английской промышленности по переработке каменноугольной смолы работало не более 20 химиков. При этом не стоит забывать, что и уровень профессиональных знаний английских и русских химиков был просто несопоставим.
У нас имелись и другие «домашние заготовки» - артиллерийские химические снаряды, о которых мало кто знал даже в России, не говоря уж о наших западных соседях.
