Валерий Белоусов - Раскинулось море широко
Из бюллетеня «Вестник Торгово-Промышленной палаты» (тираж триста пятьдесят экземпляров): «Петербургская фирма „Сименс и Гальске“, немецкая фирма Telefunken и Попов совместно организовали „Отделение беспроволочной телеграфии по системе А. С. Попова“. Отделение включает в себя лабораторию профессора Попова в Петербурге и Радио-Завод в Нижнем Новгороде»
Из газеты «Вифлиемский Глас» (тираж четыреста экземпляров):«С юных лет преподобный Анатолий стремился к духовной жизни, но мать не отпускала его в монастырь, и только после ее смерти, 15 февраля 1885 года, когда ему было уже тридцать лет, пришел в Оптину пустынь калужский приказчик Александр Потапов. Вскоре брата Александра благословили быть келейником у преподобного старца Амвросия. Уже в эту пору открылся у преподобного Анатолия дар любви, сострадания, прозорливости.
Приняв монашеский постриг 3 июня 1895 года, он постепенно входил в старческий труд и после кончины старцев преподобного Иосифа и преподобного Варсонофия вместе с преподобным Нектарием стал продолжателем старческого духовного делания. Старцы не отвергают никого, но так уж сложилось, что к преподобному Нектарию стремились монашествующие и интеллигенция, а к преподобному Анатолию шел простой люд со своими хлопотами и жалобами, скорбями и болезнями.
На благословение к старцу, на соборование, на исповедь всегда стекалось множество людей. Из братского корпуса старцу Анатолию пришлось перейти в притвор Владимирского храма. И часто приходилось видеть такую картину: в монастыре полное затишье, не видно даже монахов, а Владимирская церковь открыта и полна народу. Батюшка принимал всех без ограничения времени, несмотря на бесконечную усталость, на мучительную боль от ущемления грыжи, боли в кровоточивших ногах. Одно время он вообще не ложился спать, позволяя себе вздремнуть лишь на утрени, во время чтения кафизм. Преподобный был всегда приветливым, постоянно ласковым, сердечным, готовым всегда отдать себя тому, кто приходил к нему с той или иной нуждой или скорбью.
Преподобный Анатолий любил Россию, русский народ и предсказывал: „Будет шторм. И русский корабль будет разбит. Но ведь и на щепках и на обломках люди спасаются. Не все погибнут… А потом будет явлено великое чудо Божие, и все щепки и обломки соберутся и соединятся, и снова явится великий корабль во всей своей красе! И пойдет он путем, Богом предназначенным!“
Ночью 30 января 1904 года ему стало худо. Позвали доктора, но тот не нашел ничего, угрожающего жизни. Под утро келейник нашел старца стоящим на коленях. Войдя в келию через несколько минут, он понял, что старец Анатолий тихо отошел ко Господу.
Его погребли возле могилки преподобного Амвросия, на том самом месте, где он долго стоял за две недели до смерти, повторял: „А тут ведь вполне можно положить еще одного. Как раз место для одной могилки. Да, да, как раз… “»
Из газеты «Копейка», тираж сто тысяч экземпляров: «Как известно, мороженое всегда подавали на тарелках… но вот в буфете на Нижегородской Ярмарке во время Благотворительного Обеда в присутствии Великих Князей десертные тарелки закончились! Тогда проворный ресторатор стал накладывать мороженое в вафельные лепёшки, сворачивая их, пока горячи в „фунтики“… получилось удивительно вкусно!»
Глава восемнадцатая. Наказание героев и награждение непричастных.
В пароходную топку, знаете, просто так не заглянешь… поэтому кочегар глядит искоса, прикрываясь широкой совковой лопатой…
И что же мы видим на этой интересной картинке? А то, что топку надо чистить… тащим от бункера короткий и длинный скребки, резак, пику…
Быстро открываем шуровочные дверцы, смотрим сквозь полыхающий в лицо, стягивающий кожу, нестерпимый жар, в какой последовательности будем чистить колосники.
На одну сторону сгребаем горящий уголь… не забыть, обязательно надеть верхонки – скребок, вынутый из топки, раскалён, да не до красна! Как раз все ладони сожжешь…
А шлак-то запекшийся, загустевший, скоксовавшийся… значит, подрезай его резаком, коли пикой, отчаянно матерясь, со зверским лицом, как в рукопашном смертельном бою…
Размягчили шлак? Тащи ключ… пудовый! Одевай на колосники и начинай их качать, или как хохлы говорят – трусИть…
Чтобы сыпался шлак в переполненный зольник…
«Хресть!»
Валера Петровский печально выматерился… тяжеленный ключ свободно проворачивался в его руках… это означало, что…
«Колоснику пиздец!»
Дело-то обычное… надо остужать котёл, затем залезать в него, менять колосник – иначе сквозь дыру топливо будет проваливаться вниз, не сгорая…
Да вот беда-то… теперь, когда «Херсон» должен в любой момент дать полный ход, котёл выводить ну никак нельзя…
Прибежал механик… да что! Приказывать здесь – нельзя. В раскалённый ад человек ни за какие деньги не полезет.
Полезет русский человек – только добровольно и бесплатно.
Наденет человек на себя два бушлата, два ватника, две пары рукавиц, закутается, застегнёт все пуговицы, забинтуют ему лицо – лишь только щелочки глаз оставляют…
Обольют его из пожарного шланга ледяной забортной водой.
Тщательно, насквозь обольют.
Отгребут горящий слой подальше от провалившегося колосника, снизят давление пара, насколько возможно… просунут в топку пожертвованную боцманом доску из аварийного запаса леса…
И лезет человек очень медленно, осторожно, не делая резких движений – в самое пекло… там он успевает сделать два-три точных движения – опустить лист железа на место прогоревшего колосника – и его тут же вытаскивают за ноги из топки… дымящегося паром, с обгоревшими ресницами и бровями, с пузырями ожогов возле глаз и ноздрей, запалённо хрипящего сквозь запёкшуюся во рту кровь…
Обычное дело, простая работа…
… Пролив Цугару – это артерия, ведущая к сердцу Японии… Широкий, до пятидесяти миль, при входе в него с Веста – он воронкой сужается до девяти миль, так что с Хонсю до Хоккайдо буквально рукой подать…
Русским морякам пролив хорошо знаком, потому – то на его ровных, поросших невысоким японским лесом, не изобилующих бухтами берегах стоит, например – город Хакодате, в начале ХХ века местопребывание русского консульства и порт, наиболее посещаемый российскими амурскими судами. Собственно говоря, первая карта Сангарского пролива и была составлена русским адмиралом Крузенштерном…
Но большой пароход, двигавшийся с запада на восток, в Тихий океан – которому усердно помогало достигающее трёх узлов течение, определённо не мог быть русским… и не только потому, что сейчас шла война!
А потому, что делать ему в этих водах было нечего. Путь во Владивосток лежал совсем в другой стороне – по волнам Японского моря, строго на Северо-Запад…
Именно там, собственно, и ожидал русский крейсер адмирал Камимура со своим отрядом.
Потому что этим пароходом и был русский крейсер «Херсон», уже гнусно оболганный всеми прогрессивными газетами мира.
… Параграф 6-й Инструкции по задержанию и досмотру торговых судов государства, находящегося в состоянии войны с Россией, гласил: «Чтобы остановить встреченное судно, следует, идя на него и имея свой кормовой флаг поднятым на обычном месте (на гафеле или флагштоке), сделать пушечный выстрел в сторону судна, и, если по таковому сигналу оно не остановится, то через несколько времени выстрел повторить. Если и затем не последует исполнения, делается выстрел ядром, направленным под нос уходящего судна».
Не смотря на то, что «Херсон» находился в чужих опасных водах, действовал он исключительно по закону, в соответсвии с Международным Морским правом…
Однако, шкипер японской рыболовной шхуны «Нику Мару», в 45 тонн водоизмещением, видимо, ничего о морском праве не слыхивал… пришлось израсходовать на этот плавучий дровяной сарай десяток драгоценных 15-см снарядов.
Вахтенный начальник Родзянко недовольно скривил губы:«Зачем эта ненужная жестокость? К чему?»
Тундерман Первый ответил, решительно:«Море во время войны – не место для прогулок! Шхуна была – рыболов, а рыба для японца – это хлеб! Сегодня мы оставили без куска хлеба полсотни солдат или матросов… Да. Это жестоко. Но если бы у меня было время – приказал бы спустить шлюпки и сжечь прибрежные деревни… Мой грех, мой ответ. Но я – буду воевать!
А Вы, лейтенант, потрудитесь наконец определиться, кто Вы – буддист или русский офицер на боевом корабле…»
…«Уой, мамочки…» – склонившуюся над парашей Кэт опять вытошнило… Елена, сочувственно глядя на неё, покачала головой:«Ты чего, чего – нибудь съела не тое?»
Кэт утвердительно, вытирая с подбородка слюну, покачала растрёпанной головой:«Ага, воробышка проглотила…»
Лена с ужасом выкатила из орбит свои зелёные глазищи:«Мать! Еби меня конём… и давно?» (От автора – я понимаю, что честные воровайки не ругаются матом, но бывают в жизни такие моменты… )
