Андрей Архипов - Поветлужье
- Что, Рыжий, опять заскучал? - оторвался, наконец, кузнец от кладки плинфы. - Надоело тебе на промывке руды?
- Угу...
- Вот тебе и угу... Задание тебе дать, что ли? Уж больно хорошо ты с промывкой и обжигом руды справился.
- Угу.
- Ну, давай, угукалка, присаживайся... Слова внятного от тебя не добьешься, ну да ничего, не тушуйся. Кто-то талантом берет от жизни, а кто-то трудом упорным. Впряжется такой человек как лошадь и тянет свое дело всю жизнь. И не скажешь, кто из них важнее. Вот тут на бересте я начеркал, как пилорама будет работать, но может чего-то не хватает, посмотри свежим взглядом, а?
Через несколько минут взгляд Рыжего засветился и он, запинаясь, выдал недостающее звено. Новшество заключалось в механизме обратной тяги, представляющим собой широкий бочонок небольшого диаметра, вращающийся в обратном направлении через перевернутый ремень. Усилие рычага должно было подтягивать его к упомянутому шипастому колесу с зацепом, которое при этом совершило бы возвратное движение, толкая станину назад. Похвалив и отпустив Вышату отдыхать, Николай стал додумывать всю конструкцию целиком. В итоге все механизмы убрались, и пилорама получилась не очень сложной. Конечно, все эти задумки придется еще довольно долго отлаживать, но таких допотопных устройств Николай повидал много на своем веку. Так что в своей способности наладить работу пилорамы и решить ее многочисленные проблемы он не сомневался.
Тем более, буртасский десятник Алтыш, заправляющий там всем, буквально впрягся в работу на этом направлении, рассчитывая через год заслужить обещанную свободу. Начал он с обычного "пойди туда, принеси то", всякий раз бурча себе что-то под нос и выставляя на всеобщее обозрение свою недовольную физиономию. Однако это не относилось к Николаю, право которого приказывать Алтыш принял сразу и безоговорочно. Возможно из-за того, что тот общался на короткой ноге с Михалычем, на которого буртасец посматривал с некоторой опаской, а может из-за ровного отношения кузнеца ко всем своим работникам. Ругал только за дело, всегда хвалил за качественную работу и не гнушался есть с пленниками из одного котелка, не обращая внимание на потуги плотников из Переяславки поставить себя выше охолопленного буртасца. Возможно, из-за этих потуг Алтыш и стал командовать всем производством досок, невзирая на свои невысокие чины и приземленное положение. Выслушав спор десятника с плотниками по поводу того, как лучше подавать бревна на лесопилку и стоит ли использовать для этого рычаг типа колодезного журавля, в котором стороны не гнушались высказывать некоторые нелицеприятные сведения о умственных способностях друг друга, Николай только усмехнулся. Однако когда переяславцы попытались того заткнуть, указав, что буртасец является холопом и его дело работать, а не придумывать всякие заумные вещи, главный технолог быстро расставил все по местам. Мол, предлагаемым рычагом буртасец только всех поубивает, но само желание что-то сделать похвально, у остальных же мозги стали зарастать жиром, хотя в здравомыслии им и не откажешь. А потому специалистам следует довести тот журавль до ума, а Алтышу за этим проследить и организовать работу так, чтобы на нее отвлекалось как можно меньше народу и привлечение физической силы со стороны шло только в редких случаях. Получив поддержку со стороны, десятник заставил плотников буквально вылизать все механизмы и весь крепеж пилорамы, работавший до этого на авось, и только после этого отпустил их заниматься другими делами.
Однако такое рвение продолжалось недолго и закончилось предсказуемо. Алтыш, мимоходом проходя мимо тренирующихся новых отяцких дружинных, задержался около них на несколько минут и скорчил такую насмешливую физиономию, что Свара не выдержал и предложил ему взять деревянный меч и показать, на что он способен. Алтыш только хмыкнул, хрустнул костяшками пальцев, сплетя кисти в замок, и сделал несколько энергичных движений для разогрева. После чего поднял дубовый меч, небрежно уроненный кем-то из отяков ему под ноги, и закружил легкий танец вокруг ошарашенного Свары, который явно не ожидал от массивного буртасца таких стремительных, отточенных движений. В итоге, Свара был очень доволен, когда хитроумным финтом сумел оставить на щеке буртасца длинную царапину, закончив на этом показательный бой. Точнее, сделал довольный вид, потому что оставленные на его ребрах синяки сходили потом целую неделю, заставляя его морщиться всякий раз, как он о них вспоминал. После этого боя Алтыш стал поглядывать на пилу с ноткой тоски и нетерпения. А сам Свара на следующий день поставил ультиматум Николаю. Негоже, мол, такого бойца не по делу использовать, отдавай сей же час его в мое подчинение. Однако Николай напомнил Сваре его же слова о том, что холопа, взявшего оружие, ждет неминуемая смерть и глава школы пошел на попятный. Не все же буртасцу деревянным мечом махать, придется для обучения и настоящий взять, пусть даже по приказу... Как тут быть? Поэтому дело оставили на усмотрение отплывшего к черемисам воеводы. Однако было заметно, что глава воинской школы то и дело бросал взгляды на немолодого уже ратника, намечая, как будет его использовать. Тем более, вопрос с племянником буртасца уже почти был решен, почему бы и самого десятника не привлечь к делу, предложив остаться навсегда?
А решение с племянником началось с беспокойства Николая за то, что формовочная масса, состав которой был разработан Вовкой, может при отливке деформироваться. Однако он неожиданно получил косвенное подтверждение правильности ее состава из двух независимых источников. Первым был Мокша, который раньше занимался не только чеканкой, но и литьем из меди. Он мимоходом обронил, что в Муроме формовочный состав похожий. Однако медь медью, а железо железом. Температуры-то другие. Но тут уже встрял второй буртасский пленник, Емяшко, который все последнее время помогал класть домницу.
Вообще, у парня были золотые руки, и там, где сам Николай возился с кладкой целый час, тот управлялся минут за сорок. При этом качество его работы было отменное, и Емяшко даже взялся переделывать доломитовую кладку, найдя там какие-то огрехи, как только уяснил, за что та отвечает. Так вот, этот Емеля, как прозвали с подначки кузнеца молодого буртасца в Болотном, посоветовал чуть изменить пропорции. При этом он без разрешения щедро сыпанул в приготавливаемую смесь песка, и откинул в сторону часть глины. На возмущенный крик Вовки Емельян, перевирая окончания, начал рассказывать, что он ее так замешал однажды, чтобы починить печь у соседа, когда у того свиное железо вытекло через лопнувшую от жара плинфу. Правда, все это он сделал на свой страх и риск, потому как иначе к горну бы его никто не подпустил. А сосед, не разобравшись, что ему помогли, нажаловался мастеру, у которого Емяшко был в учениках. Учитывая то, что это был не первый случай, учитель погнал его вон за чересчур любопытный нос, припомнив все свои предупреждения не лезть, куда ни попадя. Сосед-то потом успокоился и даже попробовал работать с его заплатой, после чего пошел к мастеру с извинениями за наговор на ученика. Однако тот даже слушать не стал, видимо этот случай был для него хорошим предлогом, чтобы избавиться от молодого строптивца. Так и закончилось его учение. Про то, что Емельян занимался по молодости строительным делом, в том числе помогая своему мастеру строить деревянную башню небольшой крепостицы, Николай уже слышал, потому и взял его себе в помощники. Однако на этот раз любопытный нрав буртасца мог ему причинить гораздо больший вред. Что теперь с ним делать, раз выяснилось, что он не только кирпичи клал все это время, но и до мелочей разобрался в некоторых технологиях, несмотря на трудности с языковым общением? Выпустить через год, как обещал воевода, чтобы тот вместе со своим дядькой вернулся в Булгарию и всем рассказал, что переяславцы тут вытворяют? Кузнечное дело там очень развито, само слово чугун имеет тюркские корни. Сразу на лету все схватят... Пришлось идти за советом к Фросе, от которой кузнец и получил по полной программе.
- Что же ты старый хрыч, а? - начала та, скидывая с плеча огромную охапку камыша, который Николай просил при случае заготавливать, чтобы обжечь его жарким пламенем вагранку и домну. Удивленный взгляд Николая сказал ей гораздо больше, чем его отвисшая челюсть. Все-таки, обладая очень острым языком, Ефросинья никогда раньше не опускалась до того, чтобы оскорбить человека неосторожным словом, ну... разве что в пылу жаркой полемики.
- Да ты что подумал, кузнец? - расхохоталась она. - Старый означает мудрый, а хрычом али крычом у нас ковалей издревле называют. Мудрый кузнец, во как!
Николаю осталось только пожать плечами. Вообще, таких несуразиц в общении друг с другом становилось все меньше и меньше. Сначала, в первые дни общения по приходу их в весь, был понятен только общий смысл фразы, поэтому слова часто сопровождали действием, указывали перстом на то, про что говорили, либо шел дружеский тычок в плечо, когда пытались куда-то отвести и что-то показать. Спустя три-четыре недели стали уже понятны некоторые местные словечки и выражения, причем проникновение этих выражений шло в обе стороны. А через два месяца стороны, постоянно между собой общающиеся, практически стали понимать все. А что не понимали, то домысливали. Тем более, трудности с переводом с русского на русский меркли перед тем, как приходилось общаться с отяками или с тем же Емелей поначалу. Однако иногда коса находила на камень, и потерпевшие стороны потом только разводили руками, пытаясь разобраться, кто из них что понял...
