Владимир Свержин - Лицо отмщения
Здесь, в водах Светлояр-озера, обитают внуки и правнуки тех, кто населял когда-то град Китеж. Здесь же будет теперь жить и Великий князь Владимир Мономах. И по человеческим меркам он будет жить практически вечно. Но если не показать людям как можно более убедительно, что такой мир возможен, род человеческий так и не поверит в столь очевидные истины. Надеюсь, Джордж Баренс, я ответил на твой вопрос.
— Да, — склонил голову агент.
— И ты донесешь мои слова до тех, кто послал тебя сюда?
— Обязательно, слово в слово.
— Вот и хорошо.
— Но я не могу обещать, что Институт не пришлет сюда новые группы.
— А вот это дурно. Нам здесь не нужны чужаки. И… вот еще. Покуда мы беседовали, я прочитал все, что хранится в твоей памяти, даже то, что ты сам давным-давно позабыл. Конечно, мне не нужно было знать, что на третьем курсе колледжа ты стащил шлем у полисмена, но там было много о том мире, из которого ты прибыл…
Так вот, покуда я буду жив, я не позволю вам подправлять нашу историю и давать нам советы!
* * *Князь Святослав, прозванный Удалым, поднял тяжелые веки и уставился на окружающий мир грозными очами, судорожно пытаясь сообразить, где это он находится. Хмурый взгляд выхватил среди прочих соратников, ждущих пробуждения государя, осанистую фигуру кравчего.
— Ну, что стоишь как неживой? Квасу неси! Ковш. — Святослав задумчиво прислушался к ощущениям. — А то и два.
Когда обе емкости были осушены, князь утер белым платом усы и бороду и вновь поглядел на ожидающих его слова бояр и витязей.
— Ох и лютое вино у батюшки вечор подавали, — подпоясывая свежую рубаху, бросил Святослав. — С ног, что арканом, валит.
— Ох и лютое, — повторили в толпе, — что тот аркан.
— А вот знаете, други милые, какой сон мне приснился? — Князь обвел взглядом лица собравшихся. — Будто воды озерные сами собой расступились…
— Когда батюшка ваш в челне поплыл? — нерешительно поинтересовался один из бояр.
— Да! А ты откель знаешь?
— Тот сон нынче все, кто остался, видели.
— Постой! Да что ты такое городишь? Как так все один сон видели? В своем ли ты уме?
— Верно он говорит, надежа-князь. Как есть, все его видели. И как воды расступились, и как Мстислав, братец ваш любезный, в подводный град ушел. А в граде том живут вроде как люди, да только с хвостами змеиными.
— А приняли их там хорошо, — добавил еще кто-то из княжьих гридней, — точно званых гостей.
Святослав отпихнул слугу, протянувшего господину алый с золотой каймой по подолу плащ, и бросился к выходу из шатра.
— Не обессудь, князь-надежа, — удержал его у выхода старый годун, боярин Олег Харвикович, — нет там боле ни батюшки твоего, ни брата.
— Да что ж ты мелешь? — рявкнул Святослав Удалой.
— Хоть как на старика кричи, а нету. Видать, и впрямь в град Китеж ушли.
— Быть того не может!
— Может. Ибо есмь. Должно быть, вещий тот сон был, ангелами небесными посланный. Так что, как ни суди, а с нынешней полуночи ты, надежа-князь, всея Руси государь.
— О, Господи! — Святослав, пошатываясь, не ведая ни что сказать, ни что сделать, подошел к стоявшей у стены шатра лавке и без сил рухнул на нее.
— Ворочаться надо, княже, — присаживаясь рядом и обнимая выученика своего за плечи, проговорил боярин. — Здесь уж ничем не помочь. Божьей волею все без нас произошло. Тебя же Мономахов венец ждет. До Киева путь дальний, поспешать надо.
Святослав Удалой молча кивнул, вспоминая виденный во сне град Китеж и отца своего в окружении хвостатых нелюдей с человечьими руками и головой.
— Ангелам своим заповедаю охранять тебя на путях твоих, — прошептал он и стиснул зубы.
* * *Воды озера расступились, и Мстислав, ведя в поводу коня, вышел на берег. Следом, храня походный строй, двигалась его дружина.
— Эх, холодна водица тут! — заметил кто-то, зачерпнув ладонью корабликом из озера. — Прям студеная!
— Да что вода! — оборвал разговор Мстислав. — Гляньте-ка, что кругом-то.
— Ишь ты, — оглядываясь в предрассветной дымке, заговорили дружинники. — Горы!
— Так ить не было!
— Целых пять штук!
— Не иначе марево!
— Точно, колдовство!
— Как есть чары!
— Это не чары, — послышался голос чуть в отдалении.
Мстислав резко обернулся и увидел саженях в десяти от себя монаха-василианина, печально сидящего на валуне.
— Сие не колдовство, — повторил он. — Вернее, горы — не колдовство. Это — не Светлояр-озеро. Это Сноудон. Вы в Уэльсе, доблестный княже. Совсем рядом с наследными землями матушки вашей.
Глава 28
Одним — нести на Голгофу крест, другим же — молоток и гвозди.
АгасферКороль Англии сидел, обхватив голову руками. В ней противно грохотало, и глаза наливались такой бронзовой тяжестью, что казалось, встань он из-за стола, и голова сама собой потянет его к полу. Превозмогая боль, Генрих Боклерк поднял сощуренные глаза, заставляя себя осознать, что пред ним стоит человек, стоит молча и уже давно, опасаясь хоть звуком нарушить королевское молчание.
— Фитц-Алан, мне нужен гонец, — с трудом держа глаза открытыми, требовательно объявил король. — А лучше — три. Найти мне самых ловких и смышленых оруженосцев. Пусть отправляются в Нормандию. Разными дорогами, из разных портов. Напиши каждому из них рескрипт с требованием оказывать моим посланцам всю необходимую помощь.
Пока не поздно, необходимо вызвать подмогу из Руана. Пусть каждый второй воин, находящийся там, нынче же… как только будет получен мой приказ, — поправился король, — отправляется в Англию. Отпиши также де Мерлю, пусть и дальше бунтует против короля Людовика. Обещай ему что угодно, хоть трон Франции в награду, но пусть не прекращает драть перья из хвоста галльского петуха. В нормандском же герцогстве пусть запрутся в пограничных крепостях и держатся против жалкого венценосного обжоры, покуда я не приду на помощь.
— Но… как долго? — делая пометки на грифельной доске, счет нужным уточнить секретарь.
— Фитц-Алан, ты осел, — тихо проговорил, едва только не простонал король. — Я же говорю тебе. Пока я… не приду… им на помощь… Даже если это будет на следующий день после Страшного суда, пусть держатся. Так я хочу, так я велю, пусть доводом моим будет моя воля.
— Я все записал, мой государь.
— Далее. Получившийся отряд я поручаю возглавить графу де Лорану. Рауль — дельный малый и, к счастью, куда более сведущ в атаке, нежели в обороне. Пусть он переправляется на остров, разобьет и скормит рыбам оголтелую шайку этого безмозглого кликуши аббата. Такой подвиг не должен занять у него много времени. А затем пусть идет на Йорк.
Надеюсь, русы со свеями не посмеют тащиться за мной следом, имея на фланге этакую угрозу. Я знаю, де Лоран горяч, и все же отпиши, что я велю ему по возможности не вступать в бой, а лишь создавать угрозу. Пусть он дождется, пока я разгромлю моего недоноска-племянника, и вместе мы обрушимся на чертовых северян.
— Но… мой государь… — нерешительно начал Фитц-Алан, рассматривая наиболее удобные траектории быстрого ухода в укрытие.
— Ну что еще? — простонал Генрих Боклерк. — Ты что же, жабий сын, вздумал меня уморить своими гнусными речами? Пиши, да побыстрее.
— Но, мой государь… — с тоскою повторил Вильям Фитц-Алан. — Есть новости, — негромко произнес он, но королю отчего-то почудилось, будто слова эти отозвались многократным эхом и ударили ему по ушам из всех углов залы.
— М-м-м, — застонал он, — что ты орешь, змеиный выползок? Где твое христианское милосердие? Ты что же, не видишь? — Он осекся, не желая открывать правды даже вернейшему из верных.
— Есть новости, — подходя еще ближе и с тоской оглядываясь на спасительную колонну, повторил королевский наперсник, — плохие новости.
— Надо же, — губы Боклерка сложились в кривой улыбке, — я и забыл давно, что новости бывают хорошими. Давай, святоша, язви меня своим тернием!
— Король Роже… — Фитц-Алан замялся.
— Ну что там? Говори уж, коли начал.
— Король Роже Сицилийский высадился в Нормандии. Его корабли снуют в Английском проливе, точно сельди. Как нынче сообщили, Роже Сицилийский ведет переговоры с Людовиком Толстым.
Генрих Боклерк с усилием поднял веки и безучастно уставился на секретаря. На какой-то миг Фитц-Алану показалось, что он разговаривает с мертвецом. В эту секунду он бы дорого дал за то, чтоб его государь вновь заорал, вскочил, бросил в него первое, что подвернулось бы под руку. Но король сидел неподвижно и глядел, будто бы сквозь него.
В тишине, повисшей в зале, Фитц-Алан слышал, как отстукивает мгновения жизни его сердце. Он чувствовал, как оно колотит в грудную клетку, и понимал, что оно, быть может, торопится отмерить его последний час.
