Александр Прозоров - Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного
Шкура лошади на глазах покрывалась влагой, из-под упряжи начала выступать белая пена.
— Ну же, родимая, выноси, — прошептал Андрей, понимая, что в настоящий момент его жизнь зависит только от выносливости скакуна и ни от чего более. Он сунул руку в колчан и обнаружил, что тот пуст.
«Это сколько же мы их гоняем? — с тревогой подумал он. — Час? Минуту?»
Однако полк пора было спасать. У ногайцев стрелы еще оставались, но стреляли они лениво, никто из русских пока не падал. Правда, расстояние между преследователями и преследуемыми потихоньку сокращалось.
Андрей опять начал забирать левее, морщась от бьющего в лицо студеного ветра. Взгорок, сугроб за ним, новый взгорок — и впереди открылась ровная поверхность реки.
— Выбрались!
Лагерь он теперь тоже видел: стрельцы успели поднять гуляй-город и теперь выглядывали через бойницы. Стояли щиты не вплотную, между ними оставались свободные промежутки метра в полтора.
«А ведь мы между щитами проскочим! — быстро сообразил Матях. — Шасть, и мы внутри. Всего пара километров…»
Вороной уже заходился страшным предсмертным хрипом, но продолжал скакать.
— Ну же, еще чуть-чуть! — Копыта били в лед, высекая белую крошку, изо рта лошади капала кровавая пена. — Господи, вынеси! Отборного овса лично принесу!
Наконец скакун взвился в последнем прыжке, перемахивая стоящую за щелью телегу, пробежал еще полсотни шагов и остановился, широко расставив ноги и странно покачиваясь. Все!
Матях спрыгнул на землю, отпустил, подпруги, торопливо скинул седло, оставив потник — чтобы коня не студить — снял уздечку. И только после этого повернулся к полю брани.
Оттуда послышался дружный, убийственный залп. Но вот что происходило — весь вид заслоняли собой сотни приведенных им в лагерь всадников, что спешивались и оглаживали спасительниц-лошадей. А когда Андрей протиснулся к щитам гуляй-города, дело практически закончилось: уплывали в небо белые хлопья дыма, билось в предсмертных судорогах перед лагерем несколько сотен коней, калеча ударами копыт еще живых, шевелящихся людей; расползалось во все стороны, растапливая снег, красное пятно. Уцелевшие татары скакали прочь и осаживали коней только метрах в шестистах. В воздухе зашелестели стрелы. Стрельцы, опасливо втягивая головы в плечи, стали прижиматься к своим щитам — двадцатисантиметровые бревна легкому снаряду на излете не пробить, за ними безопасно. А вот многие бояре, не особо боящиеся ранений в своих доспехах, тоже взялись за луки, ответно обстреливая татар.
Андрей наклонился, зачерпнул потоптанный десятками копыт и сапог, но почему-то все еще белый снег, отер им лицо. Вдруг послышались гортанные выкрики, татарская лава опять понеслась на гуляй-город. Стрелы застучали часто, как крупные капли при начале проливного дождя. Одна из них даже звякнула Матяху по шлему, но вреда не причинила — чиркнула и вонзилась в днище ближних саней.
Ногайцы приближались — пятьсот метров, четыреста. Они попрятали луки и опустили копья — триста метров, двести.
В руках стрельцов загрохотали пищали. Стало видно, как падают лошади, как вылетают из седел всадники. И опять все быстро заволокло дымом. А когда тот рассеялся — татары стояли на прежних позициях, а количество убитых и раненых перед гуляй-городом заметно возросло.
Андрей увидел упавшего навзничь стрельца, из бороды которого, чуть ниже подбородка, торчало белое оперение стрелы. Пищаль валялась рядом. Матях подобрал оружие, торопливо осмотрел. Самопал как самопал. Вот только отверстие для поджига сбоку, да специальный механизм имеется, который при нажатии на кнопку сбоку приклада опускает тлеющий в замке фитиль на полку с порохом.
Боярский сын снял берендейку[144] с плеча павшего воина, открыл. Там лежало два десятка крохотных березовых туесков. Открыл один и обнаружил внутри гранулированный порох.[145]
— Сейчас разберемся… — Вытянув шомпол из-под ствола, Матях насыпал порох в ствол, пихнул сверху кожаный пыж, хорошенько прибил заряд, порылся в поисках пули. Свинцовых шариков, близких к калибру двадцать пять миллиметров, не нашлось, зато обнаружились тяжелые туески с картечинами диаметром миллиметров в девять.[146] Боярский сын сыпанул их в ствол, мысленно прикинув, что в заряде должно быть не меньше пятнадцати штук. Получалось, два выстрела из пищали — это все равно что полный магазин из «калаша» выпустить. Впрочем, еще неизвестно, что лучше. За то время, пока пули вылетают одна за другой, конница два раза дистанцию прямого выстрела промчится. А здесь один раз жахнул — бери бердыш и иди, ищи уцелевших.
Вторым пыжом Андрей прибил в стволе картечь, из тонкого носика пороховницы насыпал пороху в затравочное отверстие и на полку, подступил к бойнице.
— Обходят! Обходят!
Татары, поняв, что взять импровизированную крепость в лоб не получается, по широкой дуге двинулись в обход. Однако стрельцы дружно навалились на сани, на которых и стояли бревенчатые щиты, и быстро, быстро потолкали их вдоль берега, прикрывая собравшийся в кучу обоз. Степняки, пытаясь использовать момент, уже ринулись в атаку, метясь в еще не закрытый участок.
— Пали!
Матях, помогавший толкать свой щит, по этой команде схватился за пищаль, прильнул к бойнице.
Ногайцы мчались во весь опор, не переставая метать стрелы, и щит мелко вздрагивал от ударов. То тут, то там показывались наконечники, прошившие бревна насквозь. Рядом с Андреем, громко вскрикнув, опрокинулся стрелец, чуть отполз и сел на сани, громко ругаясь: стрела торчала из плеча, ее кончик — из лопатки. Судя по тому, что насквозь не пробила — раскромсала какую-то кость.
Русские ждали. Пищаль — она не лук, далеко не выстрелишь. Матях, полагаясь на опыт бывалых воинов, тоже не торопился, глядя поверх граненого ствола, как татары бросают луки в колчаны, опускают длинные остроконечные пики.
Б-ба-бах! Бах! Всадники закувыркались вместе с конями, едко пахнуло жженой серой. Андрей поймал кончиком ствола, не имеющего даже примитивного прицела, ногайца с большим медным диском на груди, нажал большим пальцем кнопку. Фитиль упал на полку, на ней полыхнуло, тонкая струя пламени ударила в сторону — а татарин мчался со скоростью мотоциклиста, ограбившего банк, и Матях, сопровождая цель, чувствовал, что еще мгновение — и степняк уйдет из-под прицела.
Б-бах! Приклад ударил в плечо с такой силой, что боярского сына развернуло. Пространство перед ним заволокло дымом.
— Ур-ра-а! Москва-а-а!!! — Это навстречу татарам через оставшийся незакрытым просвет помчалась кованая конница.
— За мной, мужики! — Андрей бросил разряженную пищаль, схватил соседскую, из которой раненый стрелец так и не выстрелил, подхватил и закинул за спину чей-то бердыш. — Ур-ра-а!!!
Он выбежал в просвет меж щитов, промчался через густую дымовую завесу и остановился перед кровавой полосой из бьющихся в судорогах, истекающих кровью, умирающих существ. Убитых среди людей и коней было мало. Большинство оказалось покалечено, ранено, просто придавлено тяжелыми тушами. Татары, что гарцевали за этим жутковатым препятствием, глядели не на Андрея, а вперед — туда, откуда на них накатывалась закованная в сталь русская конница. Матях остановился, поднял тяжеленную пищаль, нажал на спуск, дождался выстрела и с облегчением бросил неподъемное оружие. В этот раз он смог увидеть последствия своего выстрела: широко разлетевшаяся на дистанции в пятьдесят метров картечь пробила темные, сразу начавшие кровоточить отверстия в телах сразу двух коней, снесла их всадников, а кроме того — упали еще двое татар, находящихся дальше, глубоко в строю, но на линии огня.
В этот раз одинокий русский воин — из стрельцов за Андреем никто так и не побежал — привлек к себе внимание. Сразу трое нукеров свернули, поскакали на него прямо по распластанным телам, ломая кости и расплющивая конечности своих бывших соратников.
— Ну, идите, идите. — Матях скинул с плеча бердыш, показавшийся после пищали невесомой пушинкой, зажал его в руках, удерживая вертикально. — Давай!
Усатый, с бритым подбородком татарин в отороченном мехом остроконечном шлеме метился копьем ему точно в сердце, но в тот миг, когда стальному острию с болтающимися чуть ниже тремя беличьими хвостами до цели оставались считанные сантиметры, боярский сын двинул всем бердышом слева направо, снося обеими руками копье в сторону, а потом резанул оказавшимся точно перед животом врага добротно отточенным полумесяцем в обратном направлении. Судя по тугому толчку, пришедшемуся на правую руку, если ногайца и не разрезало при этом до позвонков, то уж из седла выкинуло точно. Смотреть, чем все кончилось, у Матяха времени не имелось — второй татарин уже заносил над ним саблю. Парировать удар боярский сын не успевал, а потому извернулся всем телом, выдернул из-под клинка плечо, выгнулся, с неожиданной искренностью возопив к Богу о помощи. И помощь пришла: сабля, разрубив новенький налатник, с обиженным лязганьем скользнула по пластинам бахтерца, а Андрей, со всей силы ударив бердышом снизу вверх, вогнал его кончик степняку под подбородок.
