Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели
Раздался пронзительный вопль, испытуемый судорожно выгнулся, завозил по полу связанными ногами, открыл глаза.
— Вот и хорошо. — Сашка с облегчением выдернул иглу, вытер ее о хитон дуггура, спрятал в футляр.
— По-русски говорить будем или как?
— Он сейчас очень громко кричит в ментадиапазоне, — сообщил Удолин, — призывает своих…
— Этих или других? — указал Шульгин пальцем на остальных, по-прежнему изображающих безжизненность.
— Не могу ответить. Но надеюсь, что сквозь защиту его крик не пробьется. Я опять немного перенастроил фазу, с учетом возрастающей нагрузки.
Шульгин несильно, но хлестко ударил очнувшегося по щеке.
— Передай этим придуркам, чтобы тоже кончали ваньку валять, а то начну будить каждого по очереди… Тем же способом. И на помощь не надейтесь, не успеет. Только от меня зависит, уйдете отсюда своими ногами или тут насовсем останетесь.
Дуггур залопотал что-то бессвязное.
— Переведи ему, Константин: или пусть на русский переходит, или опять будет больно.
— Мастер ты своего дела, Саша, — прищелкнул языком Удолин. — Я помню, как ты при мне Агранова пригибал.
— Не из той оперы. Про таких, как Агранов, я все знал: характер, биографию, желания, страхи и предрассудки. Понимал, чем сломать, чем купить. А сейчас чего хвалиться — даже не понимаю, личность он или ячейка коллективного разума? Ну, попал ему в нервный узел, сделал больно, а дальше? Пока ничего не вижу, кроме инстинктивной реакции. Но как-то же они с Ларисой общались, и между собой тоже? Работали с ней с использованием высоких технологий. — Он указал на приборы и валяющиеся рядом диски. — Постарайся, достань их, а то, боюсь, они нас достанут…
— Что-то в твоих словах есть, попробуем…
Пока профессор напрягал магические силы, Шульгин пытался выстроить собственную мыслеформу, в которой пленники, осознав безнадежность своего положения, проявляют добросовестную готовность к сотрудничеству.
У кого получилось лучше и раньше, сказать трудно, однако лежащие вповалку дуггуры начали приходить в себя, их общий мыслефон стал гармонизироваться.
— Сейчас, сейчас, — бормотал под нос Удолин, выстраивая для себя новую систему зависимости и соподчиненности чужих биоритмов.
Тот пленник, что лежал всередине, самый крупный из всех, поднял голову.
— Развяжите меня, — сказал он вполне отчетливо, в звуковом диапазоне.
— Можно, — кивнул Сашка, внимательно рассматривая взведенный пистолет и не глядя на дуггура. Много чести, если исходить из древнефеодальных мерок. Не общаться же с ним, как с военнопленным офицером европейской армии. — Если вздумаешь дергаться — я тебе для начала колени прострелю и все равно заставлю говорить. Так что сам выбирай. Не мы первые начали… Константин Васильевич, руки ему освободи.
— Подвинься вот сюда, — показал Шульгин стволом на пол в двух метрах перед собой. — Руки держать за спиной. И начнем с самого начала. Имя, должность, воинское звание…
Дуггур, похоже, не понял своеобразного юмора.
— Тупой, значит. А туда же… Давай проще. Кто ты такой, откуда здесь взялся, что делаешь?
— Мы — исследовательский отряд… — Дальше последовало несколько невоспроизводимых слов. Даже дагонский язык для нормального человека абсолютно недоступен, если не изучать его с младенчества, но этот был еще более чужд. Хотя вряд ли в подобном случае применимы сравнительные степени. Подобные звуки в африканских лесах издают некоторые птицы. Слыша их скрипы, трески и скрежет, невозможно поверить, что они состоят в родстве со среднерусским соловьем.
— А если понятнее?
— В вашей памяти не содержится таких понятий…
— Видишь, Константин, — с обиженной миной на лице сказал Шульгин, — вокруг сплошные телепаты, экстрасенсы… И что прикажешь делать обычному человеку? Но мы все-таки попробуем. Не мытьем, так катанием. Нам деваться некуда, ему — тем более.
— Им, — уточнил Удолин. — Это действительно рассредоточенный разум. Ты оказался прав. Поразительно! Допустим, пятерка — низшая таксономическая единица, и они могут объединяться для решения определенных задач. Очень может быть — до бесконечности. Одна особь группы исполняет функции лидера, координатора, остальные тоже имеют каждый свои обязанности, а в комплекте — полноценная личность.
— Чего тут поразительного? У фантастов подобное встречалось, неоднократно. А уж армейские боевые структуры все на такой идее построены. С точки зрения комбата, отделение и даже взвод индивидуальности не имеют. Для командарма и полк — только номер. В лучшем случае фамилию командира краем уха слышал.
Насчет дуггуров я о такой хреновине еще в Испании догадался. Для чего, думаю, их целый десяток за рядовым боем наблюдать приперся? Одного-двух за глаза хватило бы. Теперь понятно — их и было фактически двое. Две пятерки. Короче, зацепка у нас есть. Перекурим — и займемся вплотную. Конкретностями. Мы не антропологи, мы фронтовые разведчики. Нам нужно по нынешнему факту разобраться, и как можно быстрее.
— Выпить тоже можно, — сказал Удолин. — Мне опять в запредел выходить придется. — Он встряхнул фляжкой возле уха.
Разговорить пленников в конце концов удалось. Трудная была задача, не технически — интеллектуально. В основном для профессора. Ему пришлось напрячь свои способности до предела, чтобы в то время, как Шульгин вел обычный допрос, держать под контролем мгновенно восстановившуюся между членами пятерки информационно-эмоциональную связь. Прямую и обратную, положительную и отрицательную. Ни Сашка, ни Удолин не были специалистами по кибернетике, и разобраться в сути и смысле возникающих, прерывающихся, непрерывно переформатирующихся ментальных цепочек, конечно, не могли. Константин Васильевич в основном сосредоточился на контроле за внутренней достоверностью ответов, которые давал лидер, и готовился пресекать импульсы агрессии, если они вдруг обнаружатся.
Трудность положения Шульгина заключалась в том, что он просто плохо представлял, о чем и как нужно спрашивать. Он ведь не знал даже того, что рассказала после своего возвращения Лариса. Если бы она была здесь, дело пошло бы куда лучше, но что толку горевать о невозможном? Хорошо бы, конечно, склонить пленника к сотрудничеству, убедить его отнестись к землянам, как к нормальным партнерам. Но как раз этот вариант, по мнению Удолина, полностью исключался. Люди, причем именно эти люди, воспринимались дуггурами как безусловные антагонисты, соглашение с которыми невозможно принципиально. О чем могут договариваться муравьи из враждебных кланов? У них и биологических возможностей для этого нет. Только война на уничтожение.
Гуманоиды, оснащенные полноценным мозгом, конечно, не муравьи с их нервными ганглиями, и кое-какое общение между ними возможно, при всем несходстве убеждений и характеров. Дуггур, например, очень боялся боли, почему и согласился говорить с Шульгиным. Но ни о какой лояльности не могло быть и речи, если он мог соврать без явной для себя опасности, то непременно так и делал.
До многих вещей приходилось доходить по аналогиям, обходными путями, и ценность полученной информации была сомнительна. Хорошо, если хоть наполовину она соответствовала действительности. Масса подробностей осталась непроясненной, но все же результат был. Строго по Наполеону — «тридцать процентов расчета — очень хорошо, остальное оставим на волю случая».
Зато все последние события еще подтвердили, что индивидуальный разум в нестандартных ситуациях эффективнее коллективного. Иначе не Шульгин бы дуггура допрашивал, а наоборот.
Главное — исходная установка Удолина была верна, и экспедиция не напрасна. Здешние дагоны действительно оказались ключом к загадке дуггуров. Пригодились и ментаграммы, записанные профессором через Новикова и Шульгина на Валгалле. Их долбали страшными психическими ударами, а он записывал, контролируя самый предел их выдержки. Как им было больно — может, и понимал, но оставлял за скобками главной задачи.
Старшина пятерки сообщил, что наблюдательная станция, ныне захваченная землянами, существует в толще скал с незапамятных времен. Может, тысячу лет, может — десять. Точнее установить не удалось, компаративную[106] временну́ю шкалу выстраивать было некогда и пока незачем. Организовали ее «отделившиеся», как можно перевести самоназвание, звучавшее в мозгу пленника(ов), достигнув подходящего технологического (и не только) уровня. Исключительно, по их словам, в познавательных целях. Якобы — без всяких экспансионистских или агрессивных целей. Собственной планеты им хватало с избытком, жили они там изобильно и счастливо.
