Василий Аксенов - Остров Крым
— Даже если бы я и выполнил приказ? — Вновь Востоков дал волю своему неистребимому любопытству.
— В этом случае — тем более, — сказал Сергеев.
— Яки, — сказал полковник Востоков. — Я тоже в вас не ошибся, Сергеев.
За несколько минут до того, как из вертолета посыпались отборные молодчики. спецгруппы ГБ, темно-вишневый «фольксваген» Востокова успел завернуть за угол «Курьера», а потом нырнул в ближайший туннельчик Подземного Узла.
Дока по таким делам, офицер-азербайджанец был основательно разочарован — чехословацкий вариант, когда он, азербайджанец, построил все правительство вдоль стенки с поднятыми руками, сорвался; здесь, в Симферополе, товарищи оказались не столь сознательные.
На больших высотах небоскребов вдоль Бульвара 20 Января с первыми лучами солнца появились красные и трехцветные флаги. Чем выше поднималось солнце, тем гуще становилась толпа на широченных тротуарах главного бульвара Симфи. На несколько часов раньше обычного открылись все кафе и бары-экспрессо. Царило радостное возбуждение. Молодежь развешивала по ветвям платанов лозунги типа «Привет, Москва! „, „Советский Остров приветствует советский материк! „, «Крым + Кремль = Любовь!“ и самый оригинальный: «Пусть вечно цветет нерушимая дружба народов СССР!“ Автомобильные реки еле-еле текли в обоих направлениях вдоль бульвара. Полиция сбилась с ног, стараясь очистить главную улицу столицы для церемониального прохода частей родной Советской Армии. До восьми утра, однако, в центре не был видно ни одного советского солдата. Огромные экраны в барах и транзисторные телевизоры в руках публики показывают репортажи Ти-Ви-Мига из различных пунктов побережья. Ти-Ви-Миг на сей раз почему-то оказался далеко не в лучшем своем качестве; передачи были сбивчивые, внезапно прерывались, но и по ним можно было судить о грандиозных масштабах военно-спортивного праздника. Все-таки, видимо, развязные телемолодчики раздражали скромных советских парней, лица скромняг мрачнели при приближении машин Ти-Ви-Мига, и передачи почему-то прекращались. Московский канал, между тем, передавал вчерашний выпуск программы «Время“, материалы о ходе весенних посевных работ, выступление временного поверенного Республики Мозамбик в связи с национальным праздником, вручение наград ветеранам угольной промышленности… Публика на Январском Бульваре начала пить шампанское, настроение все повышалось: ничего, ничего, скоро все наладится, к черту телевидение, сами скоро все увидим своими глазами, вы слышали, говорят, к вечеру прилетит Брежнев.
Вдруг в начале бульвара жутко взвыли сирены и невероятно мощный и явно советский голос стал повторять одну и ту же фразу:
— Машинам и пешеходам немедленно очистить проезжую часть! Машинам и пешеходам немедленно очистить проезжую часть!..
Столичная полиция взялась разгонять автомобили, заталкивала их под платаны, на тротуары и чуть ли не в подъезды домов.
Наконец по бульвару на большой скорости пронеслись полдюжины броневиков-амфибий с горящими фарами и воющими сиренами. Из-за брони видны были только голубые береты, скособоченные на бритых затылках.
Восторженные крики населения не достигли ушей куда-то чрезвычайно спешащих солдат. В кафе «Марсово Поле» некий иностранец предположил, что подразделение мчалось «брать» Совет Министров. Его подняли на смех. Через несколько минут на экране в кафе, правда, и в самом деле появилась сводка Ти-Ви-Мига с Сенатской Площади, где стильно светилась колоннада Совета Министров и куда ворвалась броневая кавалькада. Передача вновь как-то внезапно и нелепо оборвались. Ти-Ви-Миг, по северному выражению, в этот день был явно «не на высоте».
Между тем, в одной из автомобильных пробок на Площади Барона стоял «питер-турбо» крымского чемпиона. В обычное время он оказался бы, конечно, в центре внимания, сейчас все пассажиры и водители высовывались из машин, стараясь не пропустить появления головных церемониальных советских колонн.
Кристина вдруг потеряла свой образ гибкой и почти немой любовницы-телохранительницы, которая сопровождала лидера идеи все эти месяцы. У нее было разбухшее от слез лицо и страх в глазах.
— Андрей, прошу тебя, умоляю, бросим немедленно эту машину, — повторяла она. — Эту твою гребаную машину все знают. Тебя сейчас возьмут. Надень парик, и бежим. Тебя могут каждую минуту взять эти гребаные «комми»…
— Я ни от кого не скрываюсь, — надменно отвечал Лучников. Известная всем телевизионная его улыбка не сходила с его лица. Черный свитер, ворот голубой рубашки, сигариллос в углу рта — прежний рекламный облик. — Если предъявят ордер на арест, подчинюсь. Захотят взять нахрапом, окажу сопротивление.
Она вдруг взорвалась неудержимыми рыданиями. Он обозлился — какой тряпкой оказалась эта «железная девочка». Танька никогда бы не унизилась до таких соплей. Он сам еле справлялся с внутренней дрожью, и злость на Кристину помогла ему. Он даже взял се слегка за горло и тряхнул:
— Вытри сопли, говно!
— Подумай обо мне, — рыдала уже во весь голос Кристина. — Что я буду делать без тебя? Бежим, Андрей! Ну, подумай хоть раз о ком-нибудь другом! Хоть на миг подумай обо мне, подумай о другой душе, жуемот, подумай не о себе…
— Сука, ты меня полагаешь самоманьяком? — зарычал он. — По-твоему, это я для себя все сделал, весь этот ад для себя сотворил?
Между тем в «аду» этом гремели оркестры и музыка из динамиков, реяли флаги всех политических партий Крыма и красные флаги СССР, мелькали смеющиеся лица. Впереди у скульптуры Барона началось какое-то движение: приехало несколько фургонов полиции и платформы Ти-Ви-Мига.
Лучников наклонил голову и сжал ладонями виски, нажал пальцами на глазные яблоки, чтобы разогнать спускающуюся ему на голову тучу мрака. В самом деле, быть может. Кристи и права по-своему, по-бабски. Она напомнила об отце, о котором я забыл, о сыне. о котором я забыл, о внуке, который может появиться со дня на день и о котором я уже забыл, она напоминает о себе, о которой я никогда и не помнил. Я даже Таньку-то свою забыл, забыл еще тогда, в Москве, поэтому она и ушла, даже свою единственную женщину забыл и наплевал н. 1 нес, а уж эту-то, Кристи, я никогда и не помнил. Прости меня, Господи, я расплачусь за эту черствость, но ведь и она не права, не о себе же я вес это время думал, о России, о верховном ее пути, о Твоем пути, об искуплении…
Сегодня, когда они покинули здание «Курьера». Кристина напомнила ему об отце, и он из первой же телефонной будки позвонил в «Каховку». Там ответил новый библиотекарь, бывший премьер Кублицкий-Пиоттух. Он поведал, что Арсений Николаевич среди ночи, никому ничего не сказав, с одним лишь своим верным Хуа укатил на «роллс-ройсе» в Симферополь, и он, Кублицкий-Пиоттух, не может не связать этот отъезд с общими событиями, о которых Андрею Арсениевичу, естественно, известно лучше других, и хотя он лично. Кублицкий-Пиоттух, не может не быть ему благодарен за то, что вовремя покинул никчемное правительственное учреждение, но, тем не менее, он не может не выразить ему своего недо…
На симферопольской квартире в телефонную трубку рыдал одинокий Хуа. Андрюса, что-то ужас слюшилось… Арсюса усел из дом в старой синель и взял из подвал свой рзавий руззие…
Теперь в автомобильной пробке на Площади Барона Лучников не знал ничего ни об отце, ни о сыне. Вдруг он подумал, что без них ему свет не будет мил, не будет мил ему свет и без снохи — золотой Памелы, и без будущего внука, и без Танькиного Саши, и без самой Таньки, и без этой бабы, которая, оказывается, так его любит. Вдруг в этот момент вся история, философия и политика сгорели, словно куча старых газет, и он ощутил себя лишь мешком протоплазмы, жалкой живой сферой, вместилищем чего-то дрожащего, жаждущего защиты. Так уже было с ним однажды после финиша «Антика-ралли».
— Внимание! — снова послышался над огромной площадью могучий радиоголос. — Всем на Бульваре Января, на Синопском Бульваре и на Преображенском! Немедленно очистить проезжую часть для проходящих колони.
Приказ этот не относился к Площади Барона, да все равно его и выполнить было невозможно.
Лучников сдвинул крышу назад и встал в машине. Он увидел приближающуюся по Синопскому Бульвару первую колонну танков с поднятыми вверх стволами пушек и зажженными фарами.
Несколько камераменов Ти-Ви-Мига, в их серебряных куртках, с аппаратами на плечах бежали почему-то не к танкам, а к статуе Барона. Что там происходит? Крыши автобусов, полицейских фургонов и сам Ти-Ви-Миг закрывали поле зрения.
— Что там происходит? Что там? — спросил он в пустоту. Кристина сидела теперь, не двигаясь, надвинув мужскую шляпу, закрыв глаза черными очками, а нос и рот завязав цветным платком.
— Взгляните на экран, господин Лучников, — услышал он рядом вполне любезный голос. В «кадиллаке» по соседству тоже была сдвинута крыша, и владелец, по внешности биржевой брокер, любезно показывал ему на экран своего внутреннего телевизора. — Происходит историческое событие, господин Лучников. То, чего большевики ждали шестьдесят лет. Окончательная капитуляция Добровольческой Армии.
