Александр Маркьянов - Адепты стужи. Часть 3
Невзрачный человек с удостоверением замер — курносое дуло Рюгера оказалось перед самым его носом. Срезанные головки пуль отчетливо просматривались в револьверном барабане.
— Назад! Стреляю на поражение, назад! Ну!
— Мэм…
— Назад — рывком, она перевела дуло на другого, такого же — назад, убью! Убью!
— Мэм, это террорист!
— Это сотрудник разведки Североамериканских соединенных штатов! — отчеканила она — назад, стреляю!
— Вы не имеете права!
Она понимала, что и в самом деле не имеет права, она одна, а их уже не меньше десятка. И через пару секунд ее просто сомнут и отберут револьвер. Но она защищала этого странного русского, защищала яростно, как собака защищает своего детеныша. Для себя она уже приняла решение стрелять…
За спиной натужно скрипнули тормоза.
— Стоять всем! Стоять, не двигаться!
Прорвавшись через суматоху Пикадилли Аркейд, бронированный Субурбан затормозил в самом начале Харрингтон-стрит. Несколько агентов Секретной службы США, находившиеся в машине и на ее широких подножках, были вооружены автоматическими винтовками. Уже через несколько секунд, агенты были рядом, окружив британцев.
— Мэм?
— Мы его забираем! Принесите носилки!
— Быстрее! Носилки!
Один из агентов, забросив за спину винтовку, со всех ног бросился к Субурбану. Складные армейские носилки по правилам должны были быть в каждой машине-«горилле» Секретной службы.
— Это террорист! Его забираем мы! — один из британцев потащил пистолет из кобуры
— Замри!!! — заорал один из автоматчиков, прицелившись в него — замерли все! Буду стрелять, замри!
Со стороны Тео Рэндалл, ресторана, находящегося в том же здании, что и Хилтон-Лондон, появились несколько британских бобби, с пистолетами-пулеметами. Стволы были направлены отнюдь не вниз.
Агент, посланный за носилками, подбежал, раскладывая на ходу конструкцию из пластика и прочных ремней, превращая ее в носилки.
— Вы не имеете права! — британец уже понимал, понимал с досадой, что время для активных действий уже прошло — мы подадим жалобу.
— Хоть послу! Это североамериканский гражданин и мы его забираем! Перекладывайте, осторожнее!
Тяжело раненого русского переложили на носилки, потащили к Субурбану. Агенты с винтовками наготове прикрывали отход…
Хлопнули одна за другой бронированные двери, оставшиеся без места в машине агенты, привычно устроились на широких подножках…
— Что с ним?
Один из агентов, по совместительству имеющий квалификацию армейского полевого санитара, быстро осматривал раненого.
— Что с ним?!!!
Агент на мгновение оторвался от медицинских манипуляций.
— Плохо дело, мэм. Очень серьезное ранение, кажется, задета артерия. Сейчас я поставлю капельницу, попробую найти сосуд и пережать, но можем не довезти.
— Держите его! Как хотите, держите!
— Сделаю все что можно, мэм…
— В больницу его нельзя! Надо его переправить куда-то на нашу территорию. На авианосец, не знаю куда. Пока в посольство, там есть наши врачи, спецбригада. Британцы его убьют!
— Это наш человек? — спросил санитар.
— Да… — ответила Марианна — да, это наш человек…
Октябрь 1996 года. Бетезда, Мэрилэнд. Госпиталь ВМФ САСШ, спецблок
Сегодня у меня очередное достижение. Я снова научился ходить, нормально ходить, а не как старик, не держась за стенку. Возможно, настанет время, когда я вновь смогу вернуться на службу.
Возможно, и нет…
Моей историей по-прежнему интересовались, как мне вчера сказали, у госпиталя так и торчат самые настойчивые и упорные журналисты. Пытаются прорвать словами правды выстроенную правительствами сразу нескольких стран завесу лжи…
Из Лондона меня переправили на американский авианосец, в воздухе нас сопровождали истребители ВМФ. Всерьез рассматривался вариант, когда британцы пойдут на крайнюю меру и попытаются сбить вертолет — поэтому перевозка происходила ночью и тайно…
А потом я оказался здесь… В Бетезде, в одном из самых охраняемых медицинских учреждений мира. Достаточно сказать, что здесь же проходит свое ежемесячное медицинское обследование североамериканский президент.
Потом я узнал, что тогда, в североамериканском посольстве, меня спасла кровь. Все агенты Секретной службы знают свою группу — и все до единого, у кого со мной была одна группа, выстроились в очередь, чтобы сдать кровь. Очень типичный для североамериканцев поступок, вообще русские и североамериканцы имеют намного больше общего, чем это принято признавать публично. Намного больше. Кому то очень надо, чтобы два великих народа враждовали, вместо того, чтобы дружить. Кому то это очень надо — в такие моменты это осознаешь как никогда…
Несмотря на попытки британцев представить ситуацию как-то по-другому их поймали за руку. Секретная служба изъяла все видеозаписи инцидента и просмотрела их — кадр за кадром. Сразу на трех пленках нашли что искали — дыру в стене Парк-Лейн и едва заметный дульный тормоз снайперской винтовки. Официально было признано, что Президент Североамериканских соединенных штатов был буквально в шаге от смерти.
Официально — не значит гласно. Дело замяли. Но в отношениях между САСШ и Британской империей наметилось серьезное похолодание. Североамериканцы направили правительству Великобритании дипломатическую ноту, согласно которой британское правительство объявлялось виновным — хотя и косвенно, но виновным — в произошедшем и едва не закончившемся удачно террористическом акте.
Ни снайпера, ни его винтовку юридическому атташе посольства Североамериканских соединенных штатов в Лондоне, одновременно являющемуся сотрудником ФБР [прим автора — это действительно так, юридический консультант посольства САСШ в Великобритании одновременно является сотрудником ФБР и координатором совместных действий разведслужб двух стран] не предъявили — отказали в грубой и вызывающей форме. Естественно, теплоты во взаимоотношения двух стран это не добавило…
— Черт…
Шатнуло — едва успел удержаться, опереться об стену. Здорово мне попало, здорово, как только жив остался…
— Сэр, вам…
— Не надо, все нормально.
— Сэр, вам нужно вернуться в палату.
— Не надо. Все нормально, я лучше посмотрю в окно. Вот видите — я стою и со мной все нормально. Все в порядке, помощь не нужна.
Медсестра, привыкшая к тому, что ее слушаются беспрекословно, убежала — скорее всего, жаловаться врачу на нарушение пациентом режима.
А за окном была осень. Почти как в России ветер кружил в загадочном танце желтую листву, так же, по-русски хмурилось низкое серое небо. Женщина, которая спасла меня, тогда, на лондонской улице, и которая теперь навещала каждый день, вышли из Субурбана, припаркованного там где парковаться нельзя, пошла к основному входу в комплекс. Остановилась — будто почувствовала на себе мой взгляд — посмотрела на окна, улыбнулась, махнула мне рукой…
И я помахал ей в ответ.
Праведно ли я поступал в своей жизни? Прав ли я был в этой войне? На стороне правды ли я сражался? Не знаю. И никто не знает. Знает разве что один Господь…
Неоспорима правда войны лишь в одном. В нашей войне, тайной войне нет ни правых, ни виноватых, а выбирать часто приходится между большим и меньшим злом. И человеком чести в нашей профессии мог считаться лишь тот, кто делая этот нелегкий выбор не забывал потом, что он выбрал зло…
