Попова Александровна - Пастырь добрый
— Не жди от меня осуждения. Я бы — не смог, не отрицаю. Но понимаю, что иного выхода и впрямь не было. И тем не менее — все это… неправильно. Так инквизитор гибнуть не должен.
— Инквизитор вообще не должен гибнуть, — отозвался он зло, снимая с еще не успевшего похолодеть пальца обручальное кольцо, едва сползающее сквозь густеющую кровь. — Гибнуть — их привилегия. И я как законопослушный человек привилегии чту.
Помощник промолчал, искоса обернувшись на связанного чародея, следящего за ними с хорошо скрытой опаской; Курт повторил его взгляд и неприятно улыбнулся:
— И до него дойдет. Сперва надо закончить с прочими делами.
— Что делать мне?
Ненадолго он умолк, глядя на тело на земле, свыкаясь с явной и бесспорной мыслью, что теперь и впрямь лишь ему решать, что делать и кому, когда и как; это бывало и прежде, и не всегда решения его оказывались верными, а зачастую — фатальными, чему все тот же самый Бруно и был свидетелем. И столь же отчетливо ясно было, что и вопрос этот задан скорее для того, чтобы показать — ошибки забыты, и именно его слово по-прежнему первое и последнее, но и для того еще, чтобы напомнить о его status’е, подразумевающем, кроме уже упомянутых привилегий, в первую очередь — ответственность…
— Коней поймай, — велел Курт, наконец, кивнув за плечо, где в отдалении, ошарашенные и оглушенные, перетаптывались оставшиеся в живых двое курьерских, чьей поразительно немалой до сих пор выдержки не хватило остаться подле падающих с небес молний, но вполне достало на то, чтоб не сорваться исступленным галопом далеко в поля. — И — вот что: следи за собой и будь осторожен. Если покажется, что начал задумываться о чем-то, не имеющем отношения к происходящему здесь и сейчас, что забываешь, где находишься и что делаешь…
Подопечный снова мельком бросил взгляд на пленного, и он кивнул, ничего больше не объясняя. Бруно ответил таким же молчаливым кивком, медленно поднявшись, и, прихрамывая, двинулся к лошадям, глядящим в его сторону настороженно и недоверчиво.
Первая ошибка, сосчитал Курт недовольно, на миг ощутив снова ту неуверенность и оторванность от всего прочего мира, что овладели им полтора долгих года назад, когда в ведении макарита-выпускника оказалось настоящее серьезное дело, и рядом не было тех, кто подсказал бы, направил и решил. Сейчас он снова поступил неверно, пусть и в малости: собирать напуганных лошадей надо было самому, подопечного же с раненой ногой оставить здесь; с другой стороны, он был убежден в том, что Бруно предпочел бы переловить целый табун, будучи изрезанным на части, нежели провести несколько минут на одном месте, обшаривая труп…
Немногочисленные мелочи, снятые с тела Ланца, он ссыпал в его же кошелек, ощущая и сам некоторую неловкость от того, как ворочает застывающие останки, точно грабитель — труп излишне несговорчивой жертвы, а когда мысль возвратилась на многие годы назад, напомнив переулок Кельна, короткий нож в руке и тело припозднившегося горожанина на залитых кровью камнях под ногами, Курт с усилием зажмурился, встряхнув головой, и непроизвольно обернулся назад, столкнувшись с взглядом связанного человека. Кляп не давал видеть губ, однако глаза чародея улыбались — неприкрыто и с вызовом.
— Развлекаешься, скотина… — вытолкнул Курт зло, рывком поднявшись, и прошагал к пленному, остановившись над ним и видя в глазах, кроме усмешки, тщательно укрываемое напряжение. — Ждешь — бить буду? — присев рядом на корточки, уточнил он, когда чародей невольно вздрогнул. — Не жди. С тобой мы говорить будем иначе и, судя по твоей плохо сыгранной самоуверенности, говорить долго. Но учти — каждая такая выходка будет стоить тебе лишнего куска мяса. Это — понятно?
— Кони целы, — тихо сообщил голос Бруно из-за спины, и ответить он сумел не сразу, глядя в насмешливые глаза перед собою и с дрожью припоминая, сколько, как ему показалось, длилось это наваждение — миг?.. — и сколько на самом деле он вот так сидел над телом Ланца, погружаясь во вновь оживающие воспоминания, если подопечный за это время успел отловить и привести двух испуганных жеребцов, наверняка не пожелавших даться в руки сразу…
— Хорошо, — с напускной бодростью откликнулся Курт, поднявшись. — На одного из них перевесь вещи Дитриха.
Бруно не двинулся с места, и он тоже замер, глядя на труп курьерского, убитого в самом начале сегодняшнего короткого боя — курьерского Ланца. В отличие от подопечного, он не задумался над промыслом или злой шуткой Создателя или Судьбы, или дьявольских сил, однако и совпадения — такие совпадения — приятных чувств и мыслей не вызывали…
— Я сам, — вздохнул Курт, наконец, отстранив его плечом, и кивнул на угасающий костер. — Удостоверься, не осталось ли от флейты какого-нибудь не в меру крепкого обломка в углях.
— Там в распадке их кони, — сообщил Бруно, обгорелой веткой шевеля еще дымящиеся угли. — С вещами у седел. Думаю, захочешь осмотреть, прежде чем… Флейты нет. Разве что среди мелкого пепла какие крошки, но отличить их от прочего…
— В силах привести коней?
— Я в порядке, — откликнулся тот твердо. — Ты сам сказал — мелочь. Но… а как быть с ним? Останешься один возле него? Если я верно понял, то, возвратившись, могу найти тебя не в своем уме, а его — развязанным и…
— С этим просто, — возразил Курт и почти без замаха, на сей раз прицельно, ударил носком сапога над виском; улыбка в глазах пленного чародея погасла, и Бруно поморщился. — А ты там шагай осторожней и смотри по сторонам. Не думаю, что есть еще кто-то, но — как знать… Это — понятно?
— Вполне.
— И еще: осмотри тела там, в лесу — обоих арбалетчиков и этого шута. Оружие, кошельки, сумки, любые мелочи вплоть до колец и распятий — все сюда. С этим — справишься?
— Да, — кивнул подопечныый не слишком решительно, однако наседать Курт не стал, лишь вздохнув.
Мгновение он стоял, глядя подопечному вслед и снова жалея о том, что не может быть сразу в двух местах и контролировать все; невзирая на свою маленькую победу сегодня, Бруно его мнения о себе сильно не поменял и впечатления человека, могущего в сложной ситуации достойно за себя постоять, не производил. Все сотворившееся подле могилы хамельнского углежога пусть и не надорвало и без того изрядно потрепавшиеся сегодня нервы совершенно, но то спокойствие, ту выдержанность, с которыми он пребывал в мире и согласии еще прошлым утром, развеяло, выбросив на поверхность все то, от чего отгораживался и что успешно изгонял из мыслей и чувств до сих пор — сегодняшний день вынудил сознаться перед самим собою в том, что, кроме исполнения службы как таковой и собственного благополучия, в системе его приоритетов все же наличествует и еще один пункт: благополучие ближнего круга, самого существования коего он столь упорно старался не допустить. В том, что подопечный не выйдет живым из этой истории, Курт был уверен, и теперь лишь оставалось пытаться оттянуть ту несомненную минуту, когда непоправимое, которое он будет изо всех сил стремиться предотвратить, все же случится.
Глава 20
Когда помощник возвратился, похожий на бродячего торговца крадеными лошадьми, все необходимое для продолжения дознания Курт уже совершил; на плоды его трудов Бруно посмотрел хмуро, остановясь в нескольких шагах от все еще беспамятного чародея, растянутого на земле меж четырех крепко вбитых кольев, и медленно, тяжело поднял взгляд.
— Ты всерьез? — произнес подопечный тихо; Курт вздохнул.
— А ты как полагаешь? Думаешь, на мои вопросы он станет отвечать с той же готовностью, что и полумертвый полоумный крысолов?.. Пока он отдыхает, помоги мне осмотреть вещи.
— Что искать? — уточнил Бруно понуро, и он передернул плечами:
— Понятия не имею. Но я думаю, что, как только увидим, сразу поймем. Снимай сумки с седел и приступай; через пару-тройку часов уже начнет темнеть, и мне бы не хотелось провести вечер здесь.
На чужаков, хозяйничающих подле себя, четыре жеребца смотрели с подозрением, на двух курьерских — словно бы высокомерно и враждебно; умению разобраться в тонкостях при выборе коня, разумеется, в академии уделяли некоторое время, хотя знатоком и экспертом в этой области Курт навряд ли мог себя назвать, однако и его познаний хватило на то, чтобы увидеть — эти четверо принадлежат к той же породе жилистых, сильных и крепких животных, какие обитают и в конюшнях Друденхауса. Каждый из них стоил сумму столь порядочную, что, к примеру, он сам мог лишь мечтать о приобретении подобного чуда на собственное жалованье — разве что поставив себе это целью и нарочно откладывая в течение долгого времени; и одно лишь это, даже если позабыть все прежние выкладки, все подозрения и явные данные, ясно говорило как о достатке его противников, так и о их весьма неплохой организованности…
