Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
С этими чинами и наградами получилась настоящая путаница. С разрешения Берестина Великий князь награждал его офицеров чем и как хотел. В ходе достаточно схоластических разговоров они пришли к выводу, что лица, принесшие первую военную присягу царствующему дому Романовых, хотя бы и девяносто лет назад, остаются в его юрисдикции. Не под командой, нет, но могут получать награды, звания и даже титулы по усмотрению прямого правопреемника династии.
Как если бы новый царь захотел отметить уцелевших и доживших матросов с крейсера «Варяг».
Берестину тут возразить было нечего, да и желания такого не возникло.
Придя в свойственное ему благодушие после блестящей победы и пяти бутылок шампанского, Олег Константинович изъявил желание встретиться с нынешним Верховным Правителем Югороссии Петром Николаевичем Врангелем.
– Если вы сюда пришли целой дивизией, то разве я не могу к вам хотя бы с личным конвоем и ближней свитой?
Алексей ему это обещал. Тогда же Олег объявил, что готов принять к себе на службу всех желающих корниловцев и марковцев, с повышением в чине на две ступени и выплатой жалованья за весь срок службы.
– С тысяча девятьсот восемнадцатого года или со дня принятия присяги? – осторожно спросил Берестин.
– Да не все ли равно? Люди служат Царю и Отечеству, не спрашивая, сколько и за сколько, а я буду спрашивать?
Князя явно понесло. Берестин прикинул и усмехнулся. Звучит, конечно, очень здорово. Но отнюдь не так пугающе, как в задаче о пшеничных зернышках на шахматной доске. По расценкам 1914 года, тот же Оноли мог рассчитывать на пятьдесят тысяч единовременно. Неплохо, но для могучей империи ненакладно, и всю дивизию можно всего за полмиллиарда купить. Так какую дивизию!
Но добровольцев тогда нашлось не более десятка, да и то половине из них Берестин это настоятельно рекомендовал. Пригодится на какой-нибудь случай.
Оноли, кстати, тогда решительно отказался, невзирая на полученные звездочки и награды. У него были свои планы на подлинное время.
Поручик появился в следующую минуту. Высокий, подтянутый, с тонким нервным лицом, украшенным аккуратно подстриженными усами. Еще не остывший от азарта боя. Азартный, да, часто – несдержанный, но отважный, и за спиной два курса юридического факультета.
Подбросил руку к виску, ниже полей фетровой шляпы.
Басманов разъяснил ситуацию с неполученной телеграммой и поставил задачу:
– Берешь с собой отделение. Кого – с Ненадо договоришься. В вагон грузим всех пленных. Мы пересаживаемся к бурам. Едем вместе. На разъезде сворачиваешь к Данбарксфонтейну. Пленных сдаешь в лагерь, немножко демонстративно гуляешь и к завтрашнему вечеру находишь все концы. Желательно устроить так, чтобы о самом факте твоего расследования никто не догадался. О результатах – тем более. Обращаться за помощью можешь только вот к этим людям, – Басманов написал на бумажке две фамилии бурских младших офицеров, которым имел основание доверять. – Будет что интересное – сразу связывайся.
– Так точно, господин полковник.
– Тогда действуй.
Президент Крюгер, почтенный старик, очень похожий на Карла Маркса, только лоб пониже и прическа короче, принял Басманова и Сугорина в своем салон-вагоне. Европейского стиля, без всяких намеков на бурское пуританство. Были его стены обшиты сталью или нет, полковник не знал, но ни одна пуля не повредила интерьера. Окна, конечно, были задернуты глухими шторами, и на столе горела большая керосиновая лампа.
«Опрометчиво, – подумал Михаил, – при резком торможении могла бы улететь на пол с известными последствиями».
Впрочем, его это не касалось.
Они произнесли все положенные при подобной встрече слова. Минхер Пауль не стал рассыпаться в благодарностях, Басманов сделал вид, что вообще ничего не случилось.
Президенты, Генсеки, цари и короли – это такая публика, что самые обычные слова могут истолковывать превратно.
Где-то на десятой минуте приличествующего дипломатического разговора Крюгер вдруг прищурился, якобы от попавшего в глаз табачного дыма, и спросил:
– Зачем вы меня сейчас спасали, господин Михаил?
«Ты что, папаша, совсем за дурака меня держишь?» – подумал Басманов.
– Я вас, ваше превосходительство, не спасал. И в голову не могло прийти, что вы тут могли оказаться. Я в Преторию ехал понемножку. Тут вдруг – стреляют. Не знаю кто, не знаю зачем. По моему вагону раз десять попали. Естественная реакция?
Усмехаясь и выпуская папиросный дым уважительно, влево и вверх от президента, полковник ждал ответа.
Крюгер, выдохнув огромный клуб дыма, никак не заботясь, попадет он на собеседника или нет, ударил по столу большой и толстой ладонью.
– На нас напало больше ста человек. Мои люди такого не предвидели. Почему? Почему меня отправили на невооруженном поезде, с охраной всего в сорок бойцов и с одним пулеметом! Почему, я вас спрашиваю?
«Так, – решил Басманов. – Этот дед не выражает ни малейшего желания накрыть спасителю стол. В своем праве, конечно, но не Великий князь и даже не обычный. Жлоб, как все пуритане».
– А кто вас послал, господин президент? Вы что, не властны в своей республике? Прошу прощения, но такое впечатление складывается. И не сегодня это началось. Продолжите свою мысль. Почему вы не захотели подождать меня в Претории? Что вам интересного пообещали в Блюмфонтейне?
Чтобы еще больше уязвить Крюгера, Басманов отстегнул от пояса фляжку с хорошей русской водкой, взболтнул над ухом, многозначительно посмотрел на Крюгера.
Вот ведь картинка – семидесятичетырехлетний президент и тридцатидвухлетний «военный советник» сидят напротив друг друга, и старший по возрасту и положению смотрит на младшего едва ли не собачьими глазами. Как на последнюю надежду.
– Нет. Если хотите, пожалуйста. Меня волнует совсем другое, – сделал президент отстраняющий жест.
Басманов с демонстративным сожалением вернул фляжку на место. «Да и куда ж тебе, старому дураку… И вообще, зачем тебе власть сейчас? Красивой жизни не было и нет. А если Родине послужить… На этом сыграть можно».
– Скажите, полковник, вам и вашим людям неведомо чувство страха? – спросил Крюгер.
– В полной мере ведомо. Гораздо больше, чем вам и вашим людям. И возраст не тот, и представления о том, что ждет за гробом… Более того, жизнь ваших людей в сравнении с нашей – ну… достаточно примитивна. Пахать землю, пасти коров, и это – все? Нам терять приходится гораздо больше.
– Готов понять, – старчески пожевал губами Крюгер. – Тогда отчего вы умеете делать это, а мои храбрые буры – нет?
– Кто вам сказал, что они – храбрые? – Михаил решил больше не деликатничать. – Ваши буры – невероятные трусы. Что за героизм – стрелять из хороших винтовок на километр, прячась за камнями? В совсем юных парней, которые и целиться толком не умеют, и гонят их колоннами под ваши пули… А как только у этих парней находится воля, чтобы атаковать, не считаясь с потерями, ваши храбрые буры разбегаются, как кролики, очень грубо и далеко посылая своих командиров и вас лично, если под руку подвернетесь… На сколько уменьшилась ваша армия за последний месяц?
– Вот, значит, как вы о нас думаете, – с безнадежной печалью в голосе ответил Крюгер.
– У вас есть хоть малейшее основание оспорить мой тезис? На Моддере сколько сил мне стоило буквально вколотить лучшим вашим полководцам Кронье и Деларею простейшую идею – деморализованного стойкой обороной противника нужно контратаковать. А ваши герои так стремились сбежать, что их аж трясло: «Надо отступать, господин полковник, надо отступать! Вот на тех холмах мы окончательно укрепимся, и вот тогда…»
Скажите спасибо, господин президент, что я действительно не бил их рукояткой пистолета по затылкам и не выставил позади ваших славных буров толкового заградотряда с пулеметами!
Злость вдруг овладела Басмановым, почти неконтролируемая, а запасная часть личности с усмешкой подсказывала: «Так и надо, Миша, так и надо! Они ведь по-другому не понимают».
– За победу на Моддере мы все вам бесконечно благодарны. Но признайте – и наши буры дрались отлично.
– Само собой. А теперь у вас есть невероятная, в истории войн мало кому представлявшаяся возможность – единственным ударом от Бофорс-Уэста решить судьбу не только кампании, истории на сто лет вперед! Вы можете убедить своих храбрых буров хотя бы двое суток атаковать в указанном направлении, именно атаковать, наступать? Вы понимаете значение этого простого слова – «наступать»? Нет? Так я вам объясню!
Один из собеседников прожил долгую жизнь, но в девятнадцатом веке, не сталкиваясь ни с какими конфликтами, в которых бы участвовало больше тысячи человек с обеих сторон. Другой – за одиннадцать лет насмотрелся такого…
Басманов объяснил Крюгеру суть, смысл, ожидаемые результаты и реальные потери в настоящем наступлении.
