Василий Звягинцев - Бои местного значения
Глава 34
Хотя опоздал Шестаков всего на пятнадцать минут, Власьев уже и замерз, и изнервничался.
Зато остальное было достаточно просто.
Минута, чтобы забраться с помощью веревки в окно, тихонько озираясь и ступая на носки, подкрасться к двери собственной приемной. На весь коридор горела лишь одна слабая лампочка, но ее света Шестакову было достаточно. Он бы и на ощупь не ошибся.
Лезвием безопасной бритвы срезал с веревочки сургучную печать.
Ключ от кабинета бесшумно повернулся в замке.
Власьев с револьвером на изготовку на цыпочках прокрался к лестничной площадке, хотя опасаться было практически некого.
Широкая чугунная лестница с ажурными перилами тонкого литья плавными изгибами спускалась вниз, поддерживаемая ребристыми дорическими колоннами. Или ионическими, Власьев точно не помнил, в Морском корпусе историю искусств преподавали так себе. Но сделано хорошо, красиво, человек должен испытывать уважение к самому себе, неспешно поднимаясь по ступеням с тщательно продуманной высотой и углом наклона.
Пролет зияет темнотой, только со стороны парадного входа на цветной кафель пола падает отблеск света дежурной лампочки.
Вахтер внизу, наверняка уже заснувший после непременной чашки чая с бубликами за своим столом перед надежной двойной дверью. А больше ни души в этом огромном здании не осталось после того, как его покинул шестаковский зам, которому выпала нелегкая участь вести дела, официально их не приняв и не понимая, куда исчез «шеф». В очередную секретную командировку отбыл или – по известному адресу?
Кабинет наркома, такой же просторный, как и все подобные помещения начальников соответствующего ранга, ночью казался просто необъятным. Паркет под окнами едва освещался уличным фонарем.
Но света сейчас Шестакову требовалось побольше. Сейф-то он найдет и на ощупь, а вот нужные бумаги в темноте искать затруднительно. Пришлось задернуть шторы, и лишь потом включить настольную лампу, повернув в нужном направлении ее черный раструб.
На стене стал виден подаренный делегацией братьев по классу плакат: республиканский летчик на фоне лобастого капота истребителя «И-16», над ним, среди пухлых облаков, еще звено таких же «чатос», атакующих уже горящий вражеский бомбардировщик, и наискось надпись крупными алыми буквами по-испански: «1938 – год Победы!»
Чуть подвернув лампу, Шестаков осветил замочную скважину сейфа.
Так. Отключить звонок сигнализации. Попутно мелькнула мысль – а что, если тут есть еще одна линия, неизвестная и ему самому? Раньше подобное и в голову бы не пришло, а сейчас он помнил столько уловок спецслужб, что не удивился бы наличию в собственном кабинете и подслушивающих устройств, и даже новомодной телекамеры. Хотя, конечно, должной портативности они здесь еще не достигли.
Толстенная, как в башне главного калибра линкора, дверь сейфа отошла с тихим вздохом пневматического демпфера. На ее внутренней, окрашенной зеленой эмалью стороне вспыхнула золотом начищенной бронзы фирменная марка «СПБ завод Крейтона». В глубине – еще одна дверца, маленькая, и ключ к ней тоже маленький и изящный. И вот, наконец, оно, искомое, ценой в 15 миллионов долларов.
В кожаной папке, одной из десятка таких же, – стопочка бланков на шелковистой бумаге, с пространным грифом несуществующей фирмы, узкая чековая книжка. Тут же – медный футлярчик, в котором хранилась специальная печать, без которой все эти платежные поручения и чеки не имели никакой силы.
А на самом дне ящика – две пачки пятидесятидолларовых банкнот и одна, потоньше – фунтов стерлингов.
Все!
Шестаков сунул папку за пазуху, под ремень, деньги и футляр с печатью рассовал по карманам. Осталось только привести все здесь в прежний вид и…
Вдалеке, едва слышный за несколькими толстыми звукоизолирующими дверями, хлопнул револьверный выстрел. Один. И после секундной паузы – целый залп. Из многих стволов.
Совсем как позавчера в Кольчугине. Сюжет повторяется со скверным постоянством. «Тенденция, однако», – неуместно всплыла в памяти фраза.
Шестаков все же запер обе дверцы сейфа. Совсем не нужно, чтобы те, кто придут сюда через час или два, догадались, что именно неизвестный вор здесь искал.
В том, что ему удастся уйти и на этот раз, новая сущность Шестакова не сомневалась. У него было много вариантов ухода, или, как выражались на флотах в прошлом веке – «обратной амбаркации», то есть возвращения на корабли после завершения десантной операции, неважно, удачной или нет.
Надо, чтобы эта увенчалась успехом. Иначе зачем все?
Секунда потребовалась, чтобы добежать до двери кабинета, еще одна – чтобы повернуть ключ, третья – вложить на место веревочки печати.
А вот замазать специально приготовленной пастой обломленные края сургучной бороздки – уже некогда. Каждый лишний момент промедления может стоить жизни Власьеву.
Он, судя по звукам, сейчас отступает вверх по лестнице, прячась за колоннами, экономно стреляя.
Этакий Леонид при Фермопилах. Если там не рота нападающих, а там не рота – человек пять-семь максимум, им очень трудно заставить себя броситься в самоубийственную атаку. Марши лестницы, столь удобные для неспешного подъема, оказываются чересчур длинными и пологими под прицельным огнем.
Под острым углом пересекая коридор (здесь грохот выстрелов звучал куда эффектнее и убедительней), Шестаков увидел спину прижавшегося к изгибу арки Власьева. Оценил выбранную им позицию.
Нападающие, поднимаясь вверх, непременно должны были оказаться на площадке между вторым и третьим этажом, которая великолепно простреливалась сверху.
Им же, чтобы поймать на мушку почти невидимого за решеткой перил врага, нужно было или остановиться под огнем, или суметь пробежать еще один длинный лестничный марш. А это секунд пять, которые прожить очень непросто.
Двое, убитые или тяжело раненные, разбросав руки, уже лежали на площадке, не делая попыток шевелиться. Остальные, похоже, отступили и совещаются.
– Что там, сколько их? – подскочив к товарищу, спросил нарком.
– Я видел пятерых. Возможно, есть и еще.
– Ясно. Срываемся. Если квартал вообще не окружен… Бегите, Николай Александрович. До окна. Там и ждите.
Вдруг что-то ему показалось очень странным. Так просто быть не могло!
– Дырки! Где дырки на стенах, лейтенант? Или хоть рикошет вы слышали?
Власьев уставился на него недоуменно.
Тут и его озарило:
– В самом деле! Ни одного рикошета от стен. Только шлепки какие-то.
– Ну, цирк! Ладно. Делайте седьмой выстрел и бегите, погромче топая ногами.
Сам он спрятался за шкафчиком пожарного крана за углом коридора. Сунул «вальтер» за голенище. Чекисты стреляют пластиковыми пулями?! Откуда? В это время? Поразительно! Что-то здесь очень не так. Ну ладно, сыграем в те же игры.
Не меньше минуты внизу пытались сообразить, что происходит, и принять решение. Наконец догадались – у защитника лестницы кончились патроны.
Сразу четыре человека кинулись на штурм «последнего редута».
Они пробежали мимо Шестакова, трое – в обычной форме НКВД, четвертый, приотстав и явно не торопясь, – в гражданском пальто и шапке. Очевидно, старший здесь.
Шестаков, словно гигантская обезьяна в дебрях Борнео, бесшумно вылетел из-за своего укрытия, в несколько мягких прыжков догнал охваченных азартом преследования чекистов, увидевших, конечно, брошенный на лестничной площадке «наган» и теперь ничего не опасавшихся.
Убивать нарком никого больше не хотел, надоело ему убивать людей, не способных оказать достойного сопротивления.
Тем более что Власьев и так только что положил двоих, заведомо, как выяснилось, безоружных.
Штатского он сбил с ног обычной подножкой, к которой добавил резкий толчок в плечо. Такой, что тот врезался в стену и обмяк, «придя в изумление». А остальных, которые, с его точки зрения, не бежали, а словно плыли в густой и вязкой жидкости, казавшейся им воздухом, по очереди снес одинаковыми, словно бы сабельными, ударами ребром ладони под угол челюсти. Стандартный, без всяких изысков, хорошо поставленный трюк. Никто и дернуться не успел. И не дернется в ближайшие часы.
Так все интересно здесь складывалось, что Шестаков решил прихватить с собой «языка». Еще ведь ничего не кончено, и следует выяснить многое.
Каким образом их все же выследили, почему попытались задержать столь странным способом, какие вообще планы имеются у чекистов на их счет. Нестандартных, судя по поведению, чекистов.
Задача не казалась сложной. Рывком за воротник он поднял человека в штатском, ткнул ему в подбородок ствол «вальтера», прошипел сквозь зубы, будто после давешней бешеной стрельбы требовалось соблюдать тишину:
– Молчи! Руки за голову. Оружие где?
Буданцев внял приказу, молча указал глазами на левый карман пальто.
Там действительно оказался небольшой пистолет. А еще – две пары блестящих наручников.
