Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Скажу, — кивнул я. — Потому что у нашей школы, как выяснилось, появилась одна весьма интересная статья затрат.

У Сони на лице всё отразилось мгновенно: глаза распахнулись, губы превратились в узкую полоску и побледнели. По реакции было абсолютно ясно, что об этом завуч слышит впервые.

— Какая ещё статья затрат? — прошептала она. — У нас же денег нет… вообще. Поэтому мы и отказываемся от Олимпиады, Володь.

— Соня, — я чуть наклонился вперёд. — Есть одна очень занятная смета. И, похоже, что о её существовании не знаешь даже ты.

Завуч зависла, переваривая мои слова.

— И что… — сипло выдавила она. — Что это за смета?

— А вот это самое интересное, — продолжил я. — Смета, судя по всему, каким-то загадочным образом связана с фирмой нашего трудовика.

— Господи… — прошептала Соня. — Какой кошмар…

— Ну, кошмар или нет — это мы посмотрим позже, — сказал я честно. — Но факт остаётся фактом: деньги у школы есть. И, как я понимаю, немалые. Просто они идут мимо… И уж точно у Яковлевича нет никакого дефицита, о котором он тебе напел.

Соня медленно переваривала услышанное. Выглядела она так, словно её привычная картина мира трещала по швам.

— Да не может такого быть… — почти неслышно сказала Соня. — Леонид Яковлевич хоть и занял моё место, но он никогда… никогда не пойдёт на подобные риски. Он же профессионал. Он не допустит такого бардака…

— Профессионал? — я усмехнулся. — Ну если речь идёт о том, как завышать смету — тут да, работает он действительно мастерски.

Завуч молчала.

— Сонь, — продолжил я мягче. — Не ты ли сама говорила, что именно Яковлевич принял на работу нашего… хм, уникального трудовика?

Соня приоткрыла рот, чтобы что-то возразить, но сказать так ничего и не сказала. Медленно закрыла рот и лишь коротко кивнула. Возражать действительно было нечего: факты-то лежали прямо на поверхности.

— Ты, похоже, прав, Володя… — наконец выдала она, медленно проводя рукой по лбу. — Абсолютно прав. И теперь, когда я узнала, что это за человек этот… наш трудовик, — она почти выплюнула последнее слово, — я уверена, что ему плевать на детей. Ему и на работу-то плевать. А если он держится здесь, значит… значит, у него с этого что-то есть.

— Придерживаюсь того же мнения — значит, выгода действительно есть, — подтвердил я. — И наша с тобой прямая задача — понять, в чём именно эта выгода заключается. И куда должны были уйти те самые деньги школы, которых «нет в бюджете» по версии нашего дорогого директора.

Я решил не оставлять недосказанностей, поэтому продолжил.

— Я бы, честно говоря, очень хотел ошибиться, Сонь, — сказал я, пристально глядя ей в глаза. — Но уж слишком стройная картина вырисовывается. Слишком правильная для того, чтобы быть случайностью.

Завуч сглотнула. Теперь она видела ту картину, которую я видел ещё час назад. И она ей категорически не нравилась. Настолько не нравилась, что девчонка нервно прикусила губу.

— Поделись со мной всем-всем, что ты знаешь, Володь, — попросила она шёпотом.

— Хорошо, — согласился я. — Только слушай внимательно.

Я сделал паузу, чтобы собрать мысли, и продолжил:

— Похоже на то, что Леонид с самого начала не верил в 11-Д класс. И уж точно не верил в их победу. Более того, — я усмехнулся, — у меня складывается ощущение, что он никогда в них не верил. Никаких шансов не давал — в своей голове, по крайней мере. И когда он это для себя окончательно решил, тогда и появился в школе наш замечательный трудовик.

Соня дёрнулась, но молчала, жадно ловя каждое слово.

— Кто первый подал идею — директор или трудовик, я, честно, не знаю. Да это и не так важно. Важно другое — школе грозит закрытие. Решение ещё не принято, но всем понятно, куда всё движется. И вот как только Леонид всё это для себя осознал… он сделал вывод. Очень простой и очень циничный.

— Какой, Володь…

— Он решил, что тратить бюджет на школу, которую всё равно закрывают, — неразумно. Кому это нужно? Детям? Учителям? Разумеется, нет. Он решил, что тратить эти деньги куда выгоднее… но не на школу.

Завуч выглядела так, как будто в любой момент грохнется в обморок.

Я же продолжил:

— Годовой бюджет уже выделен. А раз школа «почти закрыта», то он решил: почему бы не написать красивые бумажки о расходах, ничего не потратить на деле и… — я щёлкнул пальцами, — просто забрать эти деньги себе в карман? А трудовик, через которого будут отмывать, — в доле. Всё элементарно.

Соня покачнулась, будто теряя равновесие.

Она долго молчала. Видно было, что разум завуча отчаянно сопротивляется услышанному, пытаясь найти хоть какую-то лазейку и малейшее рациональное возражение.

Но выхода не было.

— Володя… — наконец решилась она. — Но как это может быть? Как вообще возможно, что… — она сглотнула, смачивая пересохшее горло, — выходит, что Леонид Яковлевич… вор?

Я видел, как ей трудно это произнести. У Сони рушится образ человека, которого она считала коллегой, руководителем и профессионалом. А я лишь сказал, не отведя взгляд:

— Соня. Вор — это тот, кто берёт чужое.

А тот, кто крадёт у детей и школы… — я сделал паузу, — даже хуже, это крыса.

Дальше я перешёл к деталям.

— Судя по тому, что ты сама мне говорила, у трудовика есть своя фирма. И фирма эта напрямую связана со строительством. Поэтому я ни капли не удивлюсь, если в той самой смете, о которой я сегодня краем уха услышал, речь пойдёт о «ремонте школы». Ремонте, которого не было… и не будет.

Мне начало казаться, что Соня постепенно приходит в себя и берёт себя в руки.

— Это… это немыслимо… — пролепетала она.

Потом замолчала, отвела взгляд в сторону и, уже более твёрдо, добавила:

— Хотя, знаешь, Володь, раньше я бы сказала, что такого не может быть. Но теперь… Теперь, зная нашего трудовика, я понимаю, что такое как раз может быть… Что ты собираешься со всем этим делать?

Завуч смотрела на меня с тревогой, почти с мольбой.

— Соня, — сказал я, — я работаю не с догадками, а с фактами. Меня интересуют не эмоции и не предположения. Мне нужна смета. Та самая, которую наш директор сегодня обсуждал со своим утренним гостем и с трудовиком.

Я сделал паузу, ненадолго задумавшись.

— Пока у меня нет этой бумаги, я не сделаю окончательных выводов. Не люблю стрелять вслепую. Мне нужны факты, подписи, суммы. Тогда и займёмся делом.

Соня резко поднялась со стула, так стремительно, будто собиралась сорваться с места и бежать в кабинет директора.

— Ты прав. Я сейчас же пойду к Леониду Яковлевичу и всё выясню! — сказала она и уже потянулась к двери.

Я поднял ладонь, останавливая её.

— Погоди, дорогая. Придержи коней, — остановил я её.

Она дёрнулась, словно споткнулась на ровном месте, но застыла.

— Не надо сгоряча ломиться в кабинет и переводить всё на эмоции. Мы не имеем права ошибиться, понимаешь?

Соня медленно стекла обратно на стул, всё ещё дрожа от желания действовать немедленно. Её изнутри буквально пожирала сама мысль о бездействии.

— Но почему, Владимир⁈ — Соня вспыхнула искренним возмущением. — Я ведь как завуч имею полное право знать такие нюансы от и до!

Она начала покачиваться взад-вперёд, словно готова была уже сейчас сорваться к двери директора. И Соня не понимала, почему я её останавливаю.

— Право иметь ты можешь, Сонь, — ответил я. — Но вот идти туда сейчас и делать это открыто — категорически нельзя. Здесь всё надо делать аккуратно. Ни директор, ни трудовик, ни кто-либо ещё вообще не должны знать, что ты что-то понимаешь. Пусть оба продолжают думать, что у них всё под контролем. Ну а ты в их глазах должна оставаться простушкой, которую легко обвести вокруг пальца.

Соня выпучила глаза и снова вскочила, за малым не перевернув стул.

— Но… зачем?

— Затем, что только в таком режиме у нас с тобой будут развязаны руки, — пояснил я. — И для этого нам прежде всего нужна та самая смета. Без конкретики ты будешь лишь эмоционировать, а я — действовать вслепую.