Картограф (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн"

- Сёмка! Сынок! – в отчаяньи выкрикнул второй.

Ненависть сверкнула в его глазах, а в руках блеснул топор. Быстрым выверенным движением я удлинил лопату почти на полметра и, выполняя приём штыкового боя под названием «длинным коли», со всей силы ткнул мужика полотном прямо в кадык.

Если бы передняя кромка была бы заточена, как мы в армии точили, то он бы меня сейчас с ног до головы кровью бы окатил. А так, может ещё поживёт чуток, когда оклемается. Говорить, правда, не сможет. Ну, откуда ему было знать, что черенок у моей лопаты телескопический.

От передовой телеги на помощь товарищам рысцой поспешала четвёрка бойцов, трое с дубьём, четвёртый с саблей. Походу, это ихний главшпан.

Не вступая в затяжные переговоры, я перекинул лопату в левую руку, а правой подобрал с земли топор. Сёмкиному отцу он сейчас всё равно ни к чему. На пару секунд обретя нового хозяина, топор отправился в короткий полёт в сторону человека с саблей.

Давненько я топоров не метал ни на дальность, ни на точность, поэтому даже и не рассчитывал попасть в голову: она маленькая и твёрдая, а тело большое и мягкое. В него и целился, но без практики всё же промазал. В смысле в тело, а вот попал как раз в голову. Колени у главаря подогнулись и, опрокинувшись на спину, он как подкошенный рухнул на землю.

Трое оставшихся, видя такой поворот событий, остановились и, не сговариваясь, кинулись назад к телеге. Если у них там хотя бы одно ружьё, пусть даже и кремневое, то ко мне прямо сейчас гигантскими быстрыми скачками примчится большой и толстый полярный лис.

Хрен вам! Успею! Несусь к трупу главаря, выхватываю из мёртвой руки саблю и даже делаю несколько шагов вдогонку за этой троицей, а потом понимаю: нет там у них никакого ружья. Запрыгнув в телегу, они пустили лошадёнку вскачь, спасая свои драгоценные, никому ненужные жизни.

Я остановился отдышаться, давненько я таких упражнений не делал. Сердчишко так и колотится.

Твою мать! А если Лёха у них?! Я ж их теперь ни в жизнь не догоню! Су-уки-и!!!

Ладно, вышло, как вышло. Теперь остаётся провести экспресс-допрос пленных в полевых условиях. Сколько их, кстати? Та-а-ак, было их… двое в моей телеге, да четверо в первой, да ещё два по три. Всего выходит двенадцать. Трое ушли – девять. Один двухсотый – восемь. Четверо в коме, трое в легком нокауте. И ещё этот… который воет, ну, с ним-то уж точно говорить сейчас без толку: ему не до меня, он пальцы свои сосчитать и то не сможет.

Подобрав брошенную лопату, я пошёл к той телеге, на которой меня везли, тем более что она как раз ближе всех и оказалась. Прикидывая по дороге с кого там начать, я на всякий случай посмотрел на остальных. Сомнения вызывал только возница со второй повозки: удар с левой у меня не такой сильный.

В это время заворочался мой конвоир, тот, что первым заметил моё «пробуждение». Значит, с него и начнём. Мельком глянув на извозчика с «моей» телеги, я всё же дошёл до следующей, водитель которой беспокоил меня больше других. Врезав ему по чайнику для верности ещё и с правой, и прихватив оба рюкзака, я вернулся к головному экипажу.

Остатками верёвки я связал бесчувственного извозчика, мало ли, вдруг с конвоиром не заладится, нужен будет запасной язык. А конвоир тем временем уже начал делать попытки подняться. Подсечка свела все достигнутые им результаты на нет, а сабля у горла ясно показала, кто хозяин положения.

– Где Лёха?

– Хто? – испуганно моргая глазами, переспросил пленник.

– Мужик в пятнистой одежде, который передо мной из леса вышел. Куда его повезли?

Допрашиваемый снова поморгал и заверил:

– Не было никого.

Я резко и больно ткнул его кончиком сабли в грудь. Он вскрикнул.

– Где он??? – заорал я. – В глаза смотри!!! Врать будешь – убью!

Мужик бешено заозирался.

– Не было никого.

Я ткнул его сильнее.

– Не было никого! Один ты был! Не было с тобой никого!

– Врёшь!!! – яростно крикнул я и опять ткнул его саблей.

– Не было! Жизнью клянусь!

С другой стороны телеги, оттуда, где лежал связанный извозчик, послышались стоны. Очень хорошо.

– Вставай! – скомандовал я пленному конвоиру, тот нехотя повиновался.

Держа саблю у его горла, я подвёл его ко второму пленному и уложил в двух шагах от того на живот. Руки велел держать на затылке, а ноги широко расставить в стороны. Связанный извозчик уже достаточно пришёл в себя, чтобы прийти ещё и в ужас от осознания происходящего.

Пока он не перестал меня бояться, я приставил конец сабли к филейной части конвоира и, обращаясь к извозчику произнёс:

– Где мужик в пятнистой одежде?

Тот икнул и переспросил:

– Какой мужик?

– Который из леса вышел прямо передо мной!

– Не было никого, – косясь на саблю, ответил связанный.

Это начинало злить. Для острастки я нажал на саблю – конвоир заорал. Под кончиком сабли появилось красное пятно.

– Будешь врать – я убью сначала его, – я кивнул на вопящего и извивающегося конвоира. – А потом тебя.

– Да не было никого! – заорал конвоир. – Один ты был! Один! Никого окромя тебя не было!

– А тот бородатый сказал, что был и даже показал, куда он пошёл! – сказал я и нажал на саблю.

Конвоир заорал, а извозчик с огромными от страха глазами залепетал:

– Обманул он тебя. Как есть обманул. Ты туда-то глянул, а Антип тебя эта… того… дубиной!

Чёрт! Походило на правду, но куда делся Лёха, это всё никак не объясняло. Ладно, зайдём с другой стороны:

– Так, ну-ка, давайте быстро: кто вы и что тут делаете?

Поглядывая в сторону остальных фигурантов, я слушал перебивавших друг друга языков. По их словам, выходило, что они – мирные крестьяне. Ну, это – чёрта с два! Мирные! Сабля – это же самый что ни на есть сельскохозяйственный инвентарь.

Так вот эти пейзане из своей Милютовки в Балабановку четыре телеги какой-то хрени отвозили, а сейчас возвращались. Чтоб лихие людишки не напали, у этих имелось боевое охранение из шести человек. Демид, тот с топором в башке, являлся главным бойцом. Михайло – владелец первой сабли – его младший брат. Они раньше в какой-то сотне служили, теперь типа наёмники.

Скорость изложения материала позволяла с высокой степенью вероятности отличать ложь от правды. Ну, не готовились же они, в самом деле, к тому, что придётся на вопросы своего же пленника отвечать. Единственное, что смущало: на правду всё это не походило совсем. Наоборот, либо это чудовищный розыгрыш, либо – полный бред.

– Слышь, ты, – сказал я извозчику. – А вы всегда на телегах ездите? В вашем колхозе что, никакого завалящего грузовичка не нашлось? Или вам, долбонавтам серьёзную технику не доверяют?

Возница затравленно посмотрел на меня, потом на конвоира, потом голосом, напрочь лишённым уверенности, промямлил:

– На телегах… летом всегда на телегах. Зимой на санях.

Я повернулся к конвоиру:

– А ты? Ты тоже только на телегах ездишь?

Тот мелко затрясся, но всё же выдавил из себя:

– Зимой на санях…

Кабздец какой-то! Долбоящеры! На санях они зимой ездят!

Непонятно ни хрена, что у них тут творится. Только выяснять в деталях некогда: не ровён час остальные в себя приходить начнут, а ещё эти, которые за подмогой свинтили.

Я ещё раз оглядел поле боя. Один с топором в бестолковой башке, пятеро в отключке, пока в отключке, и ещё один скулит, баюкая беспалую руку.

Блин, где же Лёха?

За те пару минут, пока я их слушал, пришёл к выводу, что в первой телеге Лёхи, скорее всего, просто не хватило бы места. Там ехало четверо, а меня везли двое. Я бы на их месте второго пленника поместил бы в третью по счёту телегу, оставил бы в ней двоих, а в последней телеге у меня бы тоже четверо ехали. Тогда где он?

Напрашивался ещё один вывод совершенно неутешительный: Лёху они мочканули и бросили где-то там, где мы вышли из леса. И чё делать?

А чего это я, собственно, расселся и сижу? Не сижу, а стою, это к слову. Ну, тогда чего я стою? Сейчас те трое, которые в этот момент несутся по направлению к Милютовке, приведут на подмогу остальных психов или ментов, а тут такой праздник жизни. Ладно, пара минут по любому есть.