Бомж (СИ) - Путилов Роман Феликсович

— Не забудь, я проверю.

— А вы здесь зачем, товарищ майор?

— Я сегодня, Сергей, ответственный от руководства. Так что коли этого уродца до самой жопы, чтобы мне на завтрашнем докладе краснеть не пришлось.

— Да сейчас все сделаем, товарищ майор. — парень бросил на меня пренебрежительный взгляд: — Он, сука, здесь гарцует, а на самом деле гнилой внутри, я его чуть-чуть не задавил.

— Ладно, давай, а я пойду, с документами поработаю.

— Ну что? Очухался. Давай дальше разговаривать… — меня снова легонько пнули: — Говори, куда нож «скинул»?

— Мой нож у меня милиция забрала, другого ножа у меня не было…

— Что, типа забыл? Ничего. Сейчас вспомнишь.

Парень дважды меня загонял пинками в угол кабинета, после чего останавливался, требовал, чтобы я вышел из угла на середину комнаты, где ему будет удобней, после чего начинал пинать снова.

В один момент я, защищаясь от его ударов, отмахнулся ногой, задев его щегольские брюки подошвой своего кроссовка.

— Ах, тыж, эпическая сила! — оперативник растерянно посмотрел на грязный след на бежевой ткани, после чего, с криком «Убью, падла!», бросился на меня.

А я его вспомнил! Его «эпическую силу» вспомнил, как он заорал, выходя из-за зарослей, таща кучу веток, чтобы мне пятки поджарить.

И я внезапно осознал, что, если я не изменю линию поведения, то он и вправду может меня забить, запинать насмерть, а потом сказать, что все так и было, или вытащить труп из отдела милиции и бросить где-нибудь на улицы, все равно никому нет никакого дела до очередного дохлого бродяги.

— Стой, начальник, стой! Я все понял, больше так не буду…

— То-то де. Ты Пухлю убил?

— А я знаю? Я этого пухлю знать не знаю, но если ты говоришь. Что я убил, значит я.

— Ножик куда сбросил?

— Ножик я сбросил в колодец канализации в каком-то дворе, если надо, то покажу.

— Что ты с ним не поделил?

— А я знаю? Я о том, что какого-то Пухлю убили, узнал только что, от тебя. Ничего я не помню. Если ты знаешь, то напиши там что-нибудь поумнее.

— Ты что, опять начинаешь?

— Начальник, прекращай. Ты вопросы задаешь, я что помню — отвечаю. А вообще приезжий, порядков у вас в Городе не знаю, но ты же человек грамотный, все что правильно напишешь. А я подпишу, где скажешь.

— А, кроме убийства Пухли, ты чем еще у нас в городе промышлял?

— Начальник, я же говорю, ничего не помню. У бомжей же мозгов нету, один очиститель вместо мозгов плещется. Ты человек грамотный, напиши. Как все правильно, а я подпишу…

— А еще что-то совершал? — с затаенной надеждой, замер, как голодный волчара перед прыжком, оперативник.

— Наверное, я не помню. — я почесал волосы под, когда-то белой, панамкой: — Может и было что-то.

— А ты не помнишь, мужика в подъезде убили поздно вечером, почти ночью. Дважды в живот ударили, забрали портмоне и ушли.

— Что-то припоминаю, но подробности уже за давностью лет….

— Какой давности? Это было две недели назад.

— А, ну да, что- то припоминаю.

— Ты давай, садись на стул, в ногах правды нет. — милиционер засуетился: — Давай, чаем тебя напою, и мы с тобой постараемся все вспомнить. Где ты нахулиганил. — опер превратился в моего доброго дядюшку, весело погрозив мне пальцем.

Я неторопливо пил горячий чай из мутного, в коричневых разводах, граненого стакана, пахнущего самогоном, а милиционер сидя напротив, аж подпрыгивал от возбуждения.

— Тебя как зовут? Паша? Знавал я одного пашу, земля ему пухом. Так что, вспомнил что-то?

— Пока нет. — я приподнял горячий стакан: — Сейчас допью.

— А давай я тебе пока фабулы дел почитаю — может быть ты по описанию, хоть что-то вспомнишь?

— Да мне без разницы, наверное, вспомню.

Знакомо лязгнуло дверца сейфа, приоткрыв свое нутро, парень сунул голову в железный шкаф, зашуршал папками, когда я начал двигаться. Очевидно. Оперативник заметил какое-то движение в отражении оконного стекла, во всяком случае, он начал поворачиваться ко мне, но довершить движение я парню не дал.

Я обрушил на голову Сереги шаткий, но тяжелый стул, а когда он завалился на пол, тщетно пытаясь ухватится за гладкую поверхность металлического шкафа, я пнул пострадавшего в голову, после чего поставил на его туловище его-же стул и сел сверху, наступив грязными ногами на, обтянутые чистой рубашкой, сильные плечи.

— Что там у Сереженьки есть? — я сунулся в сейф: — Ой, у мальчика пистолет. Ай-я-яй, Сережа плохой мальчик, не будьте такими, как Сережа.

На слове «пистолет» Сережа попытался вскочит, но стул не дал ему это сделать, а характерный щелчок и лязг тяжелого, взводимого затвора, предотвратил возможную трагедию — Сережа замер, правда это ему не сильно помогло.

Я дернул за какую-то веревочку, оказавшуюся электрическим проводом и с двухметровой высоты, на голову Сергея упал, наполненный кипятком, электрический чайник.

— Упс, неловко вышло. — Сережа даже не дернулся после удара по голове, оставаясь лежать в горячей луже воды из опрокинутого чайника, но мне было все равно. Этот человек убивал меня, такого же беспомощного, как и он сейчас сам, но это его не остановило. Я не знаю, на какой узкой дорожке мы с ним и его другом пересеклись, но то, что я сделал было хорошо. Не брат он мне был, а Каин.

Я пошарил в сейфе, нашел кобуру для пистолета и еще одну обойму, бутылку коньяка и множество серых папок с какими-то делами. Спички на столешнице и пачка красно-белая пачка «Бонда». Сигареты мне не нужны, а вот спички. Политые коньяком, картонные папки загорелись, сначала робко, с уголков, потом все сильней и уверенней, а я, взяв пистолет в руку, двинулся к выходу. Перед тем как выйти вон. я вытащил из под стекла на столе бумажку со, считающейся секретной, схемой оповещения оперативных сотрудников при тревоге, с указанием домашних ал=дресов и телефонов, а остальные, бесчисленные бумажки смел в луду кипятка. Вот, что за отношение к своей безопасности — государство вас с членами семьи даже из адресного бюро удаляет, а вы такие сведенья открыто держите, урроды.

Как я покинул отдел милиции? Очень просто и, одновременно, очень сложно. В застекленной, с высоты метр двадцать, примерно, комнате дежурной части, стояли, сидели, курили и разговаривали о чем-то, очень важном, несколько милиционеров, а я, прополз мимо них на карачках, низко опустив голову и старательно прижимаясь к стенке дежурки. Страшнее всего был момент, когда я открывал тяжелые, металлические, входные двери, сначала одну, потом вторую, а где-то, надо мной, знакомый голос говорил, что, на улице, опять сильный ветер и даже двери «гуляют» и скрипят.

Наверное, мне или ворожили черти, или ненавязчиво помогал мой ангел хранитель — никто не обернулся мне вслед, не выглянул из-за стекла — что за мышь там проползает. И на крыльце меня никто не встретил, поэтому я сразу встал и пошел, как ходят обычные, добропорядочные граждане. Пройдя десяток шагов, я свернул в темноту забора, огораживающего «замороженную» стройку и только там понял, что я иду с пистолетом в руке, осторожно ставя ногу и не дыша.

Глава 5

Глава пятая.

Виноватые жертвы.

Июль 1993 года.

Локация — Региональная больница.

Варенников Сергей дождался, когда за его посетителем закроется дверь палаты, после чего, устало, смежил веки. Половина тела нестерпимо болело, особенно, обваренная кипятком, голова.

Оперативник, пострадавший от нападения долбаного бродяги, когда чуть –чуть очухался от боли, сумел набрать номер шефа, после чего, воя от боли, закрыл кабинет и, вышел из здания РОВД, воспользовавшись моментом, когда хлопающий красными глазами, как рыбка в стеклянном «аквариуме», помощник дежурного по РОВД вышел в комнату отдыха за чашкой чая.

Прибывший по вызову, злой, как собака, старший опер Князев, разборки с пострадавшим подчиненным устраивать не стал, сгреб его в свою машину и повез в ожоговое отделение региональной, считавшейся «приличной», больницу, куда, «заряженный» долларами, доктор принял обваренного Серегу под чужим именем.