Постовой - Путилов Роман Феликсович
– Так вы, мальчики, тут будете каждый день появляться? Ой, как хорошо. Что, четыре через два? Но все равно хорошо. А то вон, байстрюки, – бабуля бесстрашно ткнула пальцем в сторону напряженно молчащих полукриминальных рож, – каждый день лезут и лезут к нашим девчонкам. У меня-то пройти не могут, я их, сволочей, гоняю как сидоровых коз. Так они, представляете, что удумали? Как стемнеет, так и лезут через окна по веревкам и простыням. Пристают к девчонкам, безобразят, пакостят. У нас на втором этаже сотрудники живут, так эти на третий лезут. На прошлой неделе один с веревки сорвался, ногу сломал… лежит в больнице, а эти все так же лезут, жизнь ничему не учит.
– Здравствуйте, а как они веревки в окна закидывают? – мне стало любопытно, и я подтянулся поближе.
– Кто?
– Ну, хулиганы ваши. – Я махнул рукой в сторону стульев.
– Что закидывают?
– Ну, веревки и простыни на третий этаж…
Но бабулька не смутилась:
– Так у нас всего пара шалашовок завелась, ну, может, три, но не больше четырех. Вот они пацанов и тягают, а так девочки у нас хорошие, порядочные. Вы, кстати, не женаты?
Уверив представителя администрации общежития, что мы достаточно свободны, не сговариваясь, уселись в уголке, вытянув уставшие ноги.
– Прикинь, три этажа девок, – сквозь зубы зашипел бравый сержант Ломов, – и все скучают. Вон, смотри, какая кудрявенькая сидит, сюда поглядывает. Нет, здесь мне определенно нравится. Там за углом, кстати, еще одно такое же здание, но там девахи постарше, в основном семейные, и сотрудники.
– Ну да, это не Нахаловка. Здесь поинтереснее будет. Да и результаты попрут, все же центр города.
Посидев минут десять, мы сделали вахтерше ручкой и пошли на маршрут. Пост откровенно радовал открывающимися перспективами резкого увеличения результатов служебной деятельности. Не успели мы пройти и пары сотен шагов, как были остановлены седым полковником-медиком, который потребовал от нас отдания воинской чести. Полковник медицинской службы был «под шофе» и, несмотря на теплую погоду и приказ по гарнизону, почему-то на голове имел каракулевую папаху, возможно, перепутал головной убор по причине усталости. Взяв военного под руки, мы поволокли его в квартал «А», где, как оказалось, и проживал начальник главного военного госпиталя. Чтобы сбить желание военврача непременно добиться от нас отдания воинской чести, Дима всю дорогу рассказывал байку, что, придя на службу в Дорожный район, он первые дни вообще не отнимал руку от обреза фуражки. Толпы железнодорожников, огромные звезды на погонах которых смутили молодого сержанта, принимавшего их то ли за прокуроров, то ли за летчиков в генеральских чинах, испуганно шарахались в сторону от нашего строевика. Когда мы передавали заслуженного военного доктора в заботливые руки супруги, тот ржал как конь и приглашал заходить в гости, по-простому и не стесняться. Естественно, мы обещали быть, вот как только, так сразу.
Глава девятая. Бесы
Май одна тысяча восемьдесят восьмого года
В очередной раз заглянув в «девичий монастырь», мы были встречены веселящейся молодежью. Почему-то они игнорировали новую общественно-политическую программу Российского телевидения «Пятое колесо», а несознательно возились в темных углах огромного холла, откуда периодически доносились тоненькие взвизгивания девчонок и сочный мат парней. Увидев тоскливые глаза вахтерши, Дима смело выступил на сцену. Щелкнув выключателем и залив просторный холл неживым мерцанием ламп «дневного света», он встал перед недовольно щурящимся молодняком, широко расставив ноги и покачиваясь с пятки на носок.
– Короче, так, – увесисто, как булыжники, ронял он слова, – еще один мат услышу, хоть от кого, все здесь не проживающие выйдут на улицу.
– Не имеете права, мы посетители, до одиннадцати можем здесь сидеть! – выкрикнул «из зала», очевидно, самый грамотный. – Мы свои права знаем, небось, не тридцать седьмой год. А если что, то в прокуратуру напишем.
Дима на секунду завис, замешкавшись с ответом, пришлось вмешаться недоучившемуся юристу:
– Тебе сколько лет? – Мой взгляд уперся в молоденькую девчонку, явно первокурсницу, на плече которой по-хозяйски лежала немытая рука одетого в какой-то потертый клифт босяка, демонстративно пережевывающего жвачку, широко открывая рот и громко чавкая.
– Шестнадцать, – гордо заявила барышня.
– То есть ты несовершеннолетняя. Мат в присутствии несовершеннолетних будет пресекаться особенно жестко, с составлением протокола за мелкое хулиганство и доставлением в райотдел. Кто-то хочет попробовать? И по моей большой просьбе эти люди будут сидеть в РОВД до утра, а утром суд. И что вынесет утром судья – штраф или пятнадцать суток, никто не знает. И бухие хулиганы допускаться в фойе также не будут. Ибо не… Незачем, короче. А насчет прокуратуры… Я тут давеча слышал, кто-то из вас сказал, что вы по понятиям живете. А прокурору писать – это как, по понятиям?
Пока молодежь растерянно обдумывали правила вновь прибывшего шерифа, к нам присоединились новые действующие лица.
С ступеней лестницы, ведущей на верхние этажи, скатился очередной великовозрастный балбес и попытался, проскальзывая на кафельных плитках пола, выскочить в фойе, но был остановлен девушкой среднего роста, с густыми каштановыми волосами в мелкую кудряшку, которая, догнав его, схватила за рукав двумя руками, не давая убежать.
– Отстань, Танька, руку убери, коза драная!
– Ты, Рыжий, совсем оборзел, в кастрюлю с борщом руками своими вонючими за мясом лезешь…
– Ты че гонишь, никуда я не лазил…
– Мне девчонки сказали, что кроме тебя, на нашем этаже сегодня никого не было!
– Ты руку отпусти, а то я тебе всеку… А девки твои за слова свои отвечают? А то можно же и ответить по полной!
– Перед тобой, что ли, отвечать, Рыжий?
И тут Рыжий ей «всек», сученыш, небрежно заехав девчонке по щеке ладонью.
– Атас, Рыжий, менты!
Под вопли с «галерки» Рыжий удивленно оглянулся, увидел летящего меня, успел встать в позу, типа «дерзкий пацан», после чего с размаху получил локтем вскользь по скуле. Я изобразил, что хочу завернуть ему руку за спину, а когда он напряг ее, я радостно крутанул кисть Рыжего вверх, роняя его назад, на спину, чуть придержав, чтобы приблатненный балбес не разбил свою непутевую голову о твердую поверхность пола.
– Заявление будешь писать? – Такого вопроса девочка, ошеломленно держащаяся за щеку с алыми отметинами пальцев Рыжего, от меня явно не ожидала.
Ее лицо скуксилось, слезы брызнули из глаз цвета корицы, она резко мотнула головой и, всхлипывая, побежала наверх по лестнице.
Пока Рыжий, матерясь и сыпя угрозами, неуклюже поднялся на ноги, я все-таки завернул его руку за спину и, плотно прижавшись к его боку, погнал хулигана головой вперед, к выходу на улицу. Несколько парней возмущенно вскочили, тыкая в мою сторону руками, но не решаясь заступить дорогу. Мой напарник с воплем «Сели все!» пресек на корню их нерешительные попытки вмешаться.
Я, открыв входную дверь головой матерящегося хулигана, выволок Рыжего на улицу, протащив несколько метров и шепнув на ухо, что урою его, если еще раз здесь увижу, с силой толкнул вперед, благословив его в путь смачным пенделем. Пробежав по инерции до угла здания, Рыжий остановился, попытался что-то крикнуть, но я уже вернулся внутрь общежития, не слушая его запоздавшие угрозы. Вечеринка явно была испорчена. Молодые люди прощались со своими барышнями, бросая на нас злобные, многообещающие взгляды и что-то неразборчиво бормоча, покидали нас.
– Ну что, Дима, пошли? А то командир сейчас поедет посты проверять, надо его подальше отсюда встретить.
– Почему подальше?
– Блин, ну подумай сам. Эти придурки сейчас, я уверен, материть нас будут или еще как показывать свое недовольство, мы при командире не сможем на это не реагировать, придется их ломать, а оно надо?
– Наверное, нет. Ладно, я понял, валим отсюда.
