Евгений Пряхин - Красный паук, или Семь секунд вечности
– Откуда такая уверенность? Давайте в десять тридцать поговорим обстоятельно.
– Хорошо, – направился к двери Валенда. – Я буду у вас ровно в десять тридцать.
– Да, кстати, Павел Васильевич, – окликнула его Наталья Павловна. – А как вы относитесь к американской лунной программе?
– Честно?
– Конечно, честно. У нас тут только честно.
– Отрицательно, – остановился у двери Павел Васильевич. – У американцев не было ракетного двигателя с заявленной мощностью, чтобы вывести на опорную орбиту лунный комплекс «Плутон-Ахиллес». Тяжелая ракета «Плутон-5» – блеф. Комплекс «Плутон-Ахиллес» взлетал, но с двигателями меньшей мощности. Отсюда следует, что на низкую околоземную орбиту было выведено не сто сорок требуемых тонн, а гораздо меньше. И это означает, что никакого полета «Ахиллеса» кЛуне не могло состояться.
– Понятно, – улыбнулась Зырянова. – Но ваша позиция противоречит официальной версии.
– Принял к сведению, – ничуть не смутился Валенда. – Но я свою точку зрения менять не собираюсь.
– Значит, вы уверены, что этот Зорин, указанный в телеграмме, является вашим одноклассником?
– Да, товарищ полковник, уверен! Мы учились вместе: я, Андрей Зорин и Юрка Лукьянов. У нас даже был свой вокально-инструментальный ансамбль.
Глава 7
Южный Урал. Шестидесятые
Юра Лукьянов с самого раннего детства интересовался музыкой. Музыка вошла в жизнь Юры вместе с радиоприемником «Урал», способным также воспроизводить грампластинки на семьдесят восемь оборотов, и музыкальными фразами песни «Спят курганы темные», которую отец напевал почти каждый вечер, укачивая сына. И старой клееной – переклеенной скрипкой, на которой никто не умел играть, а Петр Осипович хоть и умел когда-то, но после войны уже не смог играть, потому что левая рука не слушалась по причине тяжелой фронтовой контузии.
Как только Юра начал ходить, Петр Осипович обеспечил ему доступ к радиоприемнику и научил сына проигрывать эти тяжелые и хрупкие пластинки. Благо, магазин по их продаже был за углом, и назывался он: «Культтовары».
В минуты хорошего настроения и с утра пораньше маленький Юра подходил к проигрывателю, доставал из коробок любимые пластинки и надолго погружался в кропотливый процесс воспроизведения: необходимо было поменять иглу, затем аккуратно протереть пластинку, запустить диск и осторожно опустить адаптер. После этого последнего действия Юра замирал и «ловил» знакомый скрип, указывающий на то, что иголка скользит по правильной дорожке, и что через несколько мгновений из репродуктора вырвутся звуки гитарного вступления мексиканского трио Лос Панчос. В те далекие дни музыкальные пристрастия Юры Лукьянова сформировались в соответствии с репертуаром имевшихся в домашней коллекции пластинок и музыкальных радиопередач. В основном это были песенные произведения. Юра искренне восхищался песней «Тайна» в исполнении оркестра Леонида Утесова, заунывные звуки скрипок которой «трогали» его детскую душу. А песню «Бесамэ мучо» с бойкими заокеанскими рифами маленький Юра готов был воспроизводить до бесконечности, доводя домашних до определенной точки.
Сама идея, что Юра должен обучаться музыке по мере его взросления даже не обсуждалась: Петр Осипович до войны довольно сносно играл на семиструнной гитаре и даже скрипке, но после контузии пальцы левой руки перестали слушаться, и все музыкальные надежды были возложены на Юру, который помимо имени получил звание – сын танкиста со всеми вытекающими обязательствами. Все только и ждали того момента, когда он будет способен уверенно ходить и начнет осваивать музыкальную науку. Тем более, старшая сестра Ольга уже вовсю «шпарила» на фортепьяно и занималась этим три раза в неделю в музыкальной школе.
Так что музыкальное будущее Юры было предопределено, и главное, он сам уже мыслил именно в этом направлении.
Итак, по достижению пятилетнего возраста Юра был препровожден в музыкальную школу на прослушивание.
Преподаватель Иван Иванович с сомнением посмотрел на маленького претендента и спросил:
– Кем ты собираешься стать, когда вырастешь?
– Скрипачом, – честно ответил Юра Лукьянов.
Подивившись столь уверенному ответу, Иван Иванович попросил разволновавшихся папу и маму подождать в коридоре за дверью, а сам стал смешить Юру хлопками в ладоши и проигрыванием коротких музыкальных фраз. Минут через десять Иван Иванович объявил, что у Юры есть все данные для музыкальных занятий. Главное, есть музыкальный слух, чувство ритма, реакция и сообразительность. Этого вполне достаточно для овладения скрипкой, которая, как известно, стоит на втором месте после арфы среди струнных инструментов по сложности освоения.
Но поскольку Юра был еще маловат для серьезных занятий в школе, то, учитывая несокрушимое желание Петра Осиповича, Иван Иванович предложил индивидуальные занятия в виде предварительного знакомства с инструментом и общей музыкальной практики. Решили, что занятия будут проходить в городском Драматическом Театре, расположенном рядом с домом. Иван Иванович руководил здесь местным кружком балалаечной самодеятельности. Через три дня после прослушивания Петр Осипович принес вечером бумажный шуршащий пакет, вкусно пахнущий чем-то особенным. Там оказалась маленькая скрипка.
Юра взял ее в руки и ощутил неповторимый аромат. Скрипка пахла замечательно.
– Вот, – гордо вещал Петр Осипович, – еле нашли во всем городе. Восьмушка. Ты – самый маленький скрипач.
Юра с сомнением смотрел тогда на скрипку и даже не мог себе представить, как из этого устройства извлекают такие прекрасные звуки, какие он слышал во вступлении «Вам возвращаю ваш портрет».
Потом Петр Осипович приобрел смычок с черным конским волосом, канифоль в круглой коробочке и скрипичный футляр, который пришлось изготовить индивидуально у местного умельца, поскольку таких маленьких футляров не было в продаже.
Наконец, все необходимое для обучения было приобретено – учебник для скрипки, состоящий из двух книжек – частей, а также большая нотная тетрадь с горизонтальными линеечками. Футляр был укомплектован по всем правилам: скрипка занимала почетное центральное место, под крышку, где находился специальный держатель, помещался смычок, а в верхней части футляра открывалось место под крышкой для канифоли.
Вся внутренняя поверхность футляра была обита мягкой темной тканью, чтобы не поцарапать инструмент. Ручка футляра была сделана из толстой брезентовой ленты, а сам футляр был обит светло-коричневым дерматином. Словом, это был замечательный футляр.
Юра Лукьянов не стал откладывать учебу в долгий ящик и приступил к ней в ближайшую же неделю. Занятия должны были проходить в кружке баянистов, расположенном в помещении бомбоубежища с тяжелой металлической дверью и с огромными ручками замков, окрашенными в светло-коричневый цвет. Вся внутренность подвала скудно освещалось лампочками в проволочных сетках, а стены были задрапированы черной, зловещей тканью…
Но особого восторга после первых занятий Юра не испытал. Оказалось, ему больше нравилось слушать, нежели самому воспроизводить звуки на скрипке: дело это было довольно сложное, и Юра только и ждал того момента, когда в очередной раз недовольный его игрой Иван Иванович возьмет у него скрипку, моментально подстроит струны и скажет: «Смотри, как надо играть эту фразу».
Помещение бомбоубежища наполнялось чарующими звуками, а сердце Юры в эти мгновения замирало. Оно почти переставало биться. «Неужели и я так смогу?» – задавал мысленно он себе вопрос, но особых успехов не демонстрировал. Отец, пытаясь подбодрить маленького скрипача, читал ему вслух книгу Виноградова «Осуждение Паганини», но книга произвела обратный эффект: маленький Юра решил – для того, чтобы играть на скрипке, необходимо обладать не меньшим талантом, чем Паганини, и ко второму классу интерес к освоению инструмента был окончательно потерян.
Родители повздыхали, но смирились. Больше тема освоения Юрой музыкальных инструментов не обсуждалась, хотя семья продолжала оставаться музыкальной: папа и мама с удовольствием пели под фортепианный аккомпанемент сестры. В праздники приходили немногочисленные, но талантливые родственники, которые под руководством Николая Ивановича пели романсы и другие хорошие песни. И фраза «Соколовского гитара до сих пор в ушах звенит» надолго засела в голове Юры.
Но годы шли, певческая компания распалась: кто умер, а кто переехал. Казалось, ничто не сможет вернуть интерес Юры к исполнительскому искусству, но однажды, гуляя во дворе и совсем чуть-чуть безобразничая у весеннего ручья, друзья были обруганы злой старушкой, которая, в числе прочего, назвала их «битлами». Третьеклассника Юру тогда поразило само звукосочетание: «битлы», прозвучавшее из уст старушки заманчиво и призывно. Осведомившись у друзей, что означает сие ругательство, Юра узнал, что это слово иностранное, но что оно означает, никто толком не знал, и только Тимошкин вспомнил, что его двоюродная сестра – Юлька что-то пыталась ему объяснить, но он ничего не понял, хотя помнил, что обязательно у них были гитары и барабаны. Вот и все.
