Евгений Токтаев - Река Вечности (СИ)
-- Ранефер прав, достойнейшие! -- Менхеперра завершил спор нерушимым словом Величайшего, -- хоть он и похож на сах, подготовленный к погребению, но пусть примет маковый сок, или какое другое из зелий, дабы прийти в себя. Говорить он умеет и с врагом, и с союзником, и с алчным торговцем. Что до воинства его -- да не оскорбятся достойнейший Аменемхеб и Нибамен, Хранители, зачастую превзойдут и Храбрейших и Носителей Щита, по крайней мере, как лучники, колесничие и разведчики. Битва нам нужна не более чем крокодилу опахало в летнюю жару. Посему не воитель пойдёт впереди, а Хранитель, ибо разведчик и посланник нужен, а не меч Величайшего.
Менхеперра говорил, смотря в пустоту. Что за незваный гость на пиру его победы?
Как из-под земли вырос Анхнасир, телохранитель и поверенный Ранефера. Он держал чешуйчатый доспех Ипи, показывая знаком, чтоб Верховный Хранитель поднял руки и вытянул перед собою, дабы легче было облачить его.
-- Почтенный Анхнасир, у меня довольно помощников, дабы облачиться. Не забывай, что ты поверенный Верховного Хранителя, а не заботливая мать и не служанка. И ещё мой флейтист. Потому, воструби воинству сбор.
-- Я надеюсь, Ипи, -- Тутимосе приобнял названого брата, -- тебе удастся избежать битвы. Если что -- ты сам знаешь, сажай пеших Хранителей на колесницы, и останавливай стрелами тех, кто попытается вас настигнуть. И да Хранит тебя Нефер-Неферу!
Ранефер взял с собою всех уцелевших Хранителей -- семь десятков тяжёлых четырёхконных колесниц, и две сотни лёгких. Пеших воинов он посадил на колесницы. Тесно, зато быстро. А чтобы уж Хранители не друг на друге сидели, Аменемхеб дал ему отряд Сехмет, сотню больших и медлительных, но просторных, старинных боевых повозок-хтори[20]. Да ещё добавил всю тысячу всадников хабиру[21]. Ко всему Тутимосе добавил Верховному Хранителю ещё сотню лёгких колесниц и триста отборных лучников, не знающих промаха, что зовутся именем Нейти-Иуни. Они вооружены более длинными, чем у колесничих, составными луками, пробивающими бронзовый лист в палец толщиной с семи десятков шагов.
Ипи решил выслать дозор из двух лёгких колесниц, наказав ни в коем случае не стрелять, а лучше -- вовсе не обнаруживать себя. Но, подумав, взял четыре тяжёлых хевити, посадив в каждую ещё по Хранителю: если придётся туго и нужно будет отходить, в преследующих полетит по двенадцать стрел каждый миг.
Люди Ипи осторожно приближались к каждому изгибу старой дороги. Лучники обводили жалами стрел кедровую чащу, внимательно всматривались, делали остановки и вслушивались в каждый шорох, ожидая засаду. Если чужакам хорошо известна округа, они могли бы занять обе дороги одновременно. Однако здесь все было чисто.
Ранефер хотел посмотреть на чужаков самолично. Вместе с поверенным и шестью Хранителями они развернули полосы небелёного, да вывалянного в грязи льна, обёрнутые вокруг пояса, надели их на себя, укрепив верёвкой у пояса, после чего нырнули в чащу. Срезали путь через подлесок, одновременно и укрываясь в нём от слишком зорких.
Воинство чужаков двигалось по новой дороге, более широкой, нахоженной и наезженной. Прав был Усермин, странное воинство. Но кое в чём он ошибся: чужаки не похожи ни на хатти, ни на акайвашта. Не похожи вообще ни на кого из многочисленных врагов Та-Кем, разбитых три дня назад в великом сражении у Врат.
Высокие конические шлемы со сбитым вперёд верхом, у некоторых снабжённые конскими хвостами, действительно имели некоторое сходство с теми, что носят царские телохранители хатти, но весьма небольшое. Более ничего в облике чужаков не позволяло причислить их к хатти. И вряд ли это акайвашта. Уж их-то Ранефер во множестве нанимал себе на службу несколько разливов назад. Нечестивые пираты почти не одевались в бронзу, шлемы их, набранные из костяных пластин (акайвашта делали их из кабаньих клыков), не имели ничего общего с теми, что надели странные чужаки.
В самой голове войска шёл большой отряд конных копейщиков. При этом ни одной колесницы. Может, пираты и не используют их, но откуда у них столько конных? Причём, копейщиков. Их несколько сотен, возможно около тысячи. Они вели лошадей в поводу, сберегая копыта.
Пеших с круглыми щитами, навскидку, столько же. Несколько большее число каких-то легковооружённых бойцов. И пять сотен лучников. Видно, что луки не плохи, с двойным изгибом, при этом, не меньше колесничего. Рогом усилены? Отсюда не разобрать. Даже если они по силе не уступают лукам Та-Кем, это чужакам не сильно поможет. Шестнадцать сотен стрелков у Ранефера против пяти у противника.
Военачальник чужаков поставил в хвост колонны заслон копейщиков. Значит, опасается удара в спину. Следовательно, знает о близости воинства Те-Кем. И, тем не менее, чужие идут беспечно и даже как-то... Самоуверенно...
Откуда они идут? Может от Тамашка? Оттуда могут прийти только воинства Нахарина. Но это точно не митаннийцы. Так кто же тогда? И что им нужно на севере? А вот это стоило бы выяснить.
Ипи шепнул несколько слов своему Анхнасиру, тот кивнул и, оглядев спутников, выбрал двух Хранителей. Что-то обсудив полушёпотом, эта троица скрылась в зарослях.
Не прошло и получаса[22], как они вернулись уже вчетвером. Анхнасир вёл под локти, скрученные за спиной, обезоруженного пленника.
-- Тихо взяли?
-- Так точно, достойнейший! В кустах одиноко сидел, -- хохотнул Анхнасир, -- на корточках. За важным делом.
-- Уходим, пока не хватились!
Когда они вернулись к колесницам, Анхнасир разложил на земле перед Верховным Хранителем оружие и броню пленника.
Железо... Сколько Ипи не встречал железа (если только не редкое, из падающих звёзд) у воинов Нахарина, иногда у хатти, старое железо нечестивых Хаков, оно было немногим прочнее меди, да, к тому же, хрупким. Меч странной формы, отдалённо напоминал хопеш в миниатюре, но уступал в длине, толщине, да и весил намного меньше. Решив проверить, каково железо гостей, Ипи попросил у одного из воинов окованный бронзой щит, закрепил его на обломанном суку сосны. Взмахнул мечом пленника...
Клинок разрубил кромку щита, погрузившись в него на три пальца. Ранефер усмехнулся. Теперь следовало испытать щит пленника. Подвесив его на сук, Ипи принял из рук Анхнасира хопеш. Его собственный, отлитый из отменной бронзы, он счёл излишне прочным для такой проверки. Уж если испытывать, то оружие простых воинов, более дешёвое и менее прочное, чем у военачальников.
Удар... Так и есть, клинок вошёл в щит пленника едва ли не как в папирус, расколол щит почти до нижней кромки. Это хорошо. Пленник заметно заволновался, и Ранефер приказал развязать его и подозвать.
-- Понимаешь меня?
Пленник молчал. Ранефер повторил вопрос на языке хатти, митанни, фенех. Пленник молчал. Потом выдавил из себя:
-- Аксинпомэ.
Ранефер поднял бровь и спросил:
-- Акайвашта?
Пленник покачал головой. Ипи спохватился, и повторил вопрос, стараясь как можно отчётливее проговаривать все звуки этого варварского языка:
-- А-хай-кос? Ксин-пеи?
Пленник некоторое время недоумённо морщил лоб, а потом сказал:
-- Ксинпомэ! Его иаонос. Оук ахайкос[23].
2
Препятствие
Сознание вспыхнуло жаром, словно внезапный порыв ветра сорвал с остывающей иссиня-чёрной поверхности уголька серые хлопья золы, пробудив к жизни уже умерший росток багрового пламени. Сразу стало трудно дышать. Грудь сдавила необоримая тяжесть. Где-то далеко-далеко наверху, сквозь толщу холодной вязкой тьмы, обволакивающей тело, пробивались пляшущие блики и лучи солнца, расходящиеся звездой Аргеадов, что горит на щитах македонских воинов. Он рванулся к солнцу, что было силы, теряя разум в схватке с неумолимо накатывающим удушьем. Он не умрёт в этой ледяной бездне! Надо бороться! Ещё немного, последний рывок!
Вот и поверхность, разорванная всплеском на мириад серебряных брызг. Глоток жизни со свистом ворвался в лёгкие, а мир мёртвой тишины наполнился множеством звуков.
Александр открыл глаза. Полежал немного без движения, пытаясь понять, где он находится. Нет, это уже не сон. Он в своём шатре, и, хотя лучи восходящего солнца не могут пробиться сквозь плотную ткань, голоса снаружи и привычный шум пробуждающегося лагеря говорит о том, что наступило утро. Голова гудела, словно медный лист, превращающийся в полусферу котла, под ударами молота мастера. Царь откинул мокрое от пота тонкое покрывало и медленно сел в постели. Провёл руками по лицу. По спине пробежал холодок: Александр вспомнил ночной кошмар, едва не лишивший его рассудка.
-- Я принесу жертву в Тире, отец. Не Гераклу Тирийскому, а тебе, Филиппу, потомку Геракла.
Царь встал. Замер на мгновение, прислушиваясь к ощущениям: не кружится ли голова, есть ли привычная твёрдость в руках и ногах. Нет, все прошло, мимолётная слабость, насланная жестоким насмешником Морфеем, бежавшим с наступлением утра, растаяла без следа. Он здоров и вновь полон сил.
