Дмитрий Володихин - Убить миротворца
Пауза. Мрачное адажио:
— Хорошо. Еще раз. Я готова.
Она вытянулась на постели не лучше трупа в гробу.
«О, нет».
— Эээ… Подожди ложиться. Я попрошу тебя делать кое-что, а, если тебе не трудно, так и делай, пожалуйста. Хорошо? Честное слово, ничего необычного. Все просто.
Она заворочалась и пробурчала нечто неразборчивое. Можно было расшифровать как «ладно, командуй». А можно было и как «пошел к черту». Виктор почел за благо выбрать первый вариант.
— Отлично. У тебя выпивка где стоит?
Это был тонкий момент. Пятьдесят на пятьдесят. Он внутренне приготовился одеваться. Но нет, видно, Катя не любила менять свои решения. Выдала лицензию на дубль два, значит выдала… Она поднялась на локте.
— Вино подойдет?
Он подумал: «После крепкого и пива не надо бы…» Но поздно было притормаживать действо.
— Да.
— Тогда в соседней комнате… Подожди.
Она встала и принесла початую бутылку чего-то сладкого и липкого, совершенно дамского.
— Точно подойдет?
— Сколько тут градусов?
Катя подняла руку и неопределенно покрутила растопыренной ладошкой около уха.
«Сплошное нездоровье… — сделал для себя вывод Сомов. — Ладно, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не употребляло героин».
— Хорошо, неважно. Теперь сядь напротив меня… лицом к лицу… нет, ноги вот так положи… нет… вокруг… нормально.
Она не проявляла недовольства. Наверное, окунуться в чужую чушь легче, нежели все время пребывать внутри собственной бессмыслицы.
— Ты отпиваешь глоток… маленький глоточек, — продолжил Сомов, — и целуешь меня. Я скажу — куда. Потом отдаешь мне бутылку и командуешь, во что целовать тебя. Очень тебя прошу, для начала не заставляй меня добираться до слишком отдаленных мест. Ты готова?
Короткий кивок. У нее было необыкновенное самообладание. Ни фырканья, ни саркастических комментариев, ни какого-нибудь суверенного плечепожимания… Она как будто вышла в дорогу, захватив с собой знающего проводника.
Сомов:
— Ладонь…
И он показал пальцем, какая именно ладонь, чтобы не размышлять ей попусту: левая — с чьей стороны. Она:
— Тоже… ладонь…
— Локоть…
— Плечо…
— Шея…
— Плечо…
— Колено…
— Шея…
— Щека…
— Грудь…
— Лоб…
— Грудь…
— Подбородок…
— Грудь…
— Ээ… шея…
— Грудь…
Она легонечко вздрогнула: Виктор почувствовал это кожей. Есть женщины, которые разгораются долго, есть — которые не гаснут никогда, существуют и те, кого не стоит особых трудов раскочегарить в одну минуты. Все они хороши по-своему. Но всех милее были для Сомова те, кто теряет над собой контроль и воспламеняется в один миг. Виктор очень ценил эту великолепную породу, ведь именно она заставляет мужчину почувствовать себя чудотворцем: только что, минуту назад, пять минут назад, четверть часа назад женщина была почти холодна, слегка поигрывала в любовный поединок, подчиняясь едва слышному зову из-за глухой двери… как вдруг дверь отворяется, и на смену полному почти покою приходит неистовство. Так вот, Сомов с восторгом почувствовал: отворилась Катина глухая дверь.
Виктор:
— Губы…
Она оказалась страстным человеком. Безыскусным и страстным. Природа заложила в нее коротенькую паузу — между двумя разными состояниями. Несколько секунд назад в голове маячили совершенно нелепые мысли: «Как я выгляжу? Чертовски странная ситуация… А не может ли он воспользоваться? Будто в дешевом романе…» А на заднем плане еще того хуже: «Сколько мне осталось спать? Ах да, завтра выходной… Сегодняшнее посещение бара обошлось слишком дорого, опять придется занимать. Почему повышение получила не я, а этот неуч?» Пауза. Чистое пламя.
Женщина прикоснулась к его губам и закрыла глаза. Отпущенное природой время — считанные мгновения — она наслаждалась тем, что с ней сейчас произойдет. Какой-то бестолковый центрик в мозгу лепетал: «Правильно ли все происходящее?» А все остальное ему отвечало: «Пошел ты!» Он не унимался: «Погоди-погоди, надо сосредоточиться». И получал ответ: «Накося выкуси!» Потом центрик заглох, и Катя в полной темноте медленно поехала из мусорных будней в огонь чистейшей пробы. То ли в абсолютной пустоте, то ли высоко над пропастью…
Призрак поцелуя превратился в поцелуй лавы. Она разрушила их общую игру. Потянула его на себя и вскрикнула:
— Немедленно!
Куда-то в сторону полетела бутылка. При других обстоятельствах это было бы приравнено к настоящей катастрофе: и ладно бы одни осколки (получилось вдребезги), но еще ведь брызги недопитого вина — сколько вещей может пострадать в квартире одинокой и небогатой женщины! Только черта с два заметили двое сумасшедших звон разбитого стекла, черта с два успели они подумать о брызгах…
Все кончилось в несколько движений, порывистых, почти судорожных. Им обоим было не особенно удобно, они даже не успели как следует обняться. Это было так неожиданно, что Сомов выстрелил коротким и очень мужским ругательством, а она ответила ему лишь:
— Ахххххххххххх…
Вышло совершенно неправильно, и все-таки очень красиво. Он планировал совсем не то, да и она не о том мечтала, но теперь оба лежали в молчании, подавленные роскошью случившегося. Над ними витал дух торжества. Слова бы только измарали их общее ликование.
Наконец, она решительно повернулась к нему спиной. Шепот:
— Обними меня.
Виктор осторожно прижал ее к себе одной рукой, а вторую положил женщине под голову. К тому времени он знал Катю меньше полутора часов.
* * *
Он проснулся от мерного гуда, который издавал кухонный агрегат.
Первый вопрос: сумасшедшее вчера прошло, и как именовать Катерину в рассудочном сегодня? На ты или на вы?
Второй вопрос: что делать с головой? Лучше всего — отпилить ее сразу. Тогда никто не будет сверлить мозг и насылать на все тело зуд. Но, возможно, в процессе отпиливания выяснится, что в голове есть нечто жизненно важное, и тело неважно откликнется на процедуру.
…Она вошла в комнату. Сомов застал собственные руки за нелепым делом: они подтаскивали одеяло к самому горлу. Катя, заметив это, смутилась и сама.
— У меня почти ничего нет. Черный кофе. Поджаренные хлебцы с маслом и колбасой. Ненавижу синтетическую пищу… Ты будешь? — она проговорила все это с преувеличенной веселостью в голосе. Собственно, Катя передавала ему право решать, будет ли продолжение. Два взрослых одиноких человека пребывали в нерешительности. Обычный вариант, предписанный этикетом случайных связей, это когда один из двоих, а именно тот, кто первым осознал ненужность происходящего, вежливо показывает второму: нам нет смысла пребывать в обществе друг друга слишком долго… Катя сигналила другими флажками: я не знаю, я не уверена, решай сам. А он и сам был не уверен. Ночью совершалось нечто необычное, и от его слов зависело, станет ли оно прекрасной случайностью или чем-то большим.
Несколько секунд Сомов колебался. Она была хороша, хотя и старше его, явно старше. Она подходила ему какой-то неуловимой внутренней сущностью. Все женщины, с которыми он делил ложе до сих пор, оказывались недостаточно сумасшедшими. Эта, похоже, далека от «недо», она, скорее, «пере»… ну так чудесно, очень хорошо, чего желать еще? И не то, что бы он опасался долгих знакомств. Все воспитание Сомова говорило ему: однажды, брат, ты должен осесть, утихомириться, завести семью и сделать детей. Но когда именно? И почему именно сейчас его посещают подобные мысли? Бывало, он проводил по году с какой-нибудь милой дамой и не задумывался над тем, какая судьба их ждет дальше. А тут… Одна ночь всего, а он лежит перед совершенно незнакомой женщиной, голый, нескладно кутаясь в одеяло, и внутренне прощается с эпохой вольности, странствий, приключений. Да почему? Может, задержаться? Что значит — задержаться? Ведь он в любой момент сможет освободиться, если надо… Женщина — не трясина, откуда столько тревоги? Но над всеми его прагматическими рассуждениями царило иррациональное убеждение в неумолимости происходящего. Придется, наверное, послать подальше и вольности, и приключения, и странствия. Вот женщина, которую судил ему Бог. Почему именно она, Бог и знает.
Так бывает иногда. Судьба является к тебе утром в пестром халатике и спрашивает, хочешь ли ты кофе, быть вместе и умереть в один день? Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться.
— Да, Катя. Во всех отношениях да.
Она заулыбалась.
— И вот что: твоего кофе будет недостаточно. Мы идем туда, где познакомились, заказываем пива и мяса. А потом портим твою фигуру шоколадным тортом. Честно говоря, столик я уже заказал по чипу. Надеюсь, ты не против?
— Да. Во всех отношениях да.
Она сделала паузу и добавила: