Калашников Александрович - Оператор совковой лопаты
Взял лопату, спустился к потоку. Гальки много, встречается разная. Но как-то всё здесь знакомо. Глаз ни за что не цепляется. Можно, конечно, полюбоваться неповторимостью размеров, совершенством форм и изысканностью прожилок окатышей. Но эстетика пока не во главе угла. А вот в часе ходьбы вниз по течению слева в речку втекает очень большой ручей. Русло сразу становится шире. Так в этом ручье, как он помнит, камней намного больше, особенно - крупных. Вот туда он и двинет.
Глава 12. Золотая лихорадка
Да, это уже горный поток. Бурливый, перекатистый, быстрый. Режет себе дорогу через ложбину между невысоких горочек, из которых торчит множество обтёсанных временем скал. Вспомнилось вдруг, как в фильме про Дерсу Узала примерно в таком месте Арсентьев нашёл уголь. Ну-ка, не чернеет ли что-нибудь между гальки?
Такого, чтобы походило на уголь, ничего не приметил. Зато золотые самородки встретились просто в ненормальном количестве. Он за пару часов набил ими все карманы спецовки. Брюки и куртка потяжелели, стали сковывать движения. Штучки хоть и некрупные, с фалангу пальца, но на глаза попадаются часто, иной раз сразу пара штук оказывается в поле зрения.
Дальше бродить по щиколотку, а то и по колено в холодной воде с многокилограммовым грузом, стесняющим движения, стало неуютно. Вернулся. И задумался. Металл этот кроме как для посуды ни для чего непригоден. А для него это не актуально. Поест он и из глиняных чашек деревянной ложкой. Золото - материал мягкий и легкоплавкий. Стойкий правда - этого у него не отнимешь. В его условиях годится на пуговицы и проволоку - всяко прочнее будет, чем мочальные завязки. Эх, если бы раньше он догадался по тому ручейку пройти! А то столько мороки было с этими бандажами да хомутами.
Когда разгрузил карманы, получился полный средних размеров горшок. Золота у него теперь много. И вопрос гвоздей безумно интересен. Почему бы и не попробовать отлить? Прямо сейчас.
Выдавил оструганной на манер гвоздя палочкой несколько углублений-форм в горшке, который плотно набил сухой глиной. Вырезал рогульки, чтобы ими было удобно взять раскалённый сосуд с расплавом. Укрепил на углах трёх расколотых камней наименьший горшочек, положил туда самородок, углей подсыпал и принялся веерами раздувать огонь. У него уже отработан приём, как в этом месте, помахивая двумя лопатками из древесной коры организовать интенсивное дутьё. Ковал он тут.
Хорошо пылало, с гудением, с синевой, которая просматривалась в пламени, несмотря на дневное освещение. Не плавится его золото. Стенки тигля уже тускло светятся, а металл потемнел и дурно пахнет. Или даже горит? Тут среди безумия огненной стихии не много-то разглядишь.
А тонкостенный горшочек перекосился, мягко пластично схлопнулся и стёк прямо в угли вместе с содержимым. Или треснул и рухнул? Провалился, в общем. Сегодня Мишка очень удачно поддавал воздух, вдохновенно, одним словом, да угля положил как раз сколько надо. Такое впечатление, что и камни, служащие опорой тиглю немного подплавились. Ну-ка, не останавливаемся. Продолжаем потеху. Метод проб и ошибок - основной элемент познания в истории человечества. И эту пробу имеет смысл довести до конца.
Закончилось всё тем, что угли полностью прогорели. Основную массу пепла унесло потоком воздуха, а среди того, что осталось, ничего примечательного не наблюдалась. Спёкшийся комок, мелкие зёрнышки не до конца прогоревшего угля, золы чуток.
Сначала раздолбил комок, оставшийся от тигля. Он охотно рассыпался и, кроме того, что цвет у образования чёрный, сказать про него нечего. Всё это легко вошло в небольшую чашку. Дальше просеивал золу, кроша её в пудру между двумя давно облюбованными для таких дел булыжниками. Слой её копился еще с момента кузнечных упражнений, хотя, толстым он не был. Еще в этом "веществе" явно чувствовалась примесь почвы, прокалённой и лишившейся органики.
Единственный твёрдый предмет во всей этой массе - лепёшка размером с копеечную монетку. Ноздреватая, но тяжёленькая и не слишком прочная. Поддалась усилию на изгиб. Неохотно. Но ломаться не стала. Вроде - металл. Потер рукавом - непонятно. Есть впечатление, что блестит сталью, но уж очень поверхность неровная, вся в мелких язвинках.
Накалить бы и проковать, тогда бы всё ясно стало. Но нечего здесь нагревать. Эта чешуйка слишком быстро сгорит, перейдёт в окалину и ничего он не поймет. Постучал камнем - проминается. Неохотно, но приняла следы от воздействия булыжника.
Поцарапал. Мягче чем нож. Опять же, блестит царапина отнюдь не золотом, без желтизны. Явственно серым отливает. Ох, и хитрого золотишка он насобирал.
***
Итак, чего же он сегодня отчубучил? Пока "самородок" лежал в тигле, всё было понятно. Происходило окисление под действием высокой температуры. И воняло. Нет, намного сильнее, смердило. Он ведь воздух гнал от себя, так что выделяющийся газ отбрасывало от него в противоположную сторону. А он учуял. Стало быть, вонищи возникло, только держись. По части анализа запахов на роль эксперта Мишка бы претендовать не стал. Однако почему-то сера вспомнилась. Как что не так - во многих книжках сразу про запах серы талдычат. Правда, при зажигании спичек, кажется, слышались ему похожие нотки в букете. А горение, что почудилось на поверхности образца, так ведь пламя, это свечение раскалённых газов. Как раз при окислении они нередко образуются. Значит, горение и было.
Вот и получается, что золото сегодняшнее - это соединение серы с металлом, напоминающим железо. При нагревании неметалл выгорел, а почему не окислился металл - непонятно. Ага. Он же рухнул в пылающий уголь, и там из окисла восстановился, потому что угарный газ забирает кислород себе. Кажется. Давненько у них это было на химии. Память не слишком охотно воспроизводит то, что пролежало в ней без использования многие годы.
***
Вся металлургия, насколько он помнит, это сплошное дутьё. Горящий уголь, и активная подача окислителя. Даже самые примитивные домницы без мехов не работали. Получается, надо заняться изготовлением этого старинного воздухонагнетателя. Шкурки у него, конечно, не особенно мягкие, а ведь боковые поверхности меняющего свой размер объёма непрерывно сминаются и распрямляются. Неизвестно, что применяли древние, но его шкурки определённо сломаются.
Конечно, упорный труд и многие попытки приведут его к нужному результату. Хотя, на эти самые попытки шкурок у него совсем немного. А и сооруди он мех, так ведь его ещё кто-то должен будет качать. Догадайтесь, кто этот молодой худощавый мужчина, имя которого начинается на букву "М"? А сегодняшняя удача с веерами, это, наверное, звёзды были к нему нынче необыкновенно милостивы. Вряд ли такое удастся повторить. Хотя? Аналогичный горшочек у него имеется, и "самородков" вволю, и уголька.
***
На этот раз он в тигель положил не единственный блестящий камушек, а столько, чтобы дно было ими покрыто в один слой. Остальное повторил в точности так, как при первой попытке. Работа двумя опахалами опять пошла вдохновенно. Содержимое горшочка ощутимо запахло достаточно скоро, и горение было выражено более явно.
Падение объекта эксперимента в угли прошло по сходному сценарию. И снова не удалось понять, отчего разрушился его тигель. Понятно, что от жара, но развалился, треснув, или стёк, расплавившись - вот эту тонкость он как-то не уловил. Дожигание углей выполнил просто образцово. Найденная в золе монетка оказалась крупнее. Ковал её Мишка уже на следующий день. Опять куча обуглившихся деревянных "пинцетов", зато понял, что при ковке это всё страшно обгорает, что масса катастрофически теряется с окалиной, и, что ничего путного из этой порции "материала" не получается. У него вышла короткая полоска, примерно, как скальпель без рукоятки. Маленькое лезвие, неудобное во всех отношениях.
Повторять эксперимент по выплавке железа из "золота" с предварительным измельчением оного не стал. Понятно же, что этой субстанции кроме высокой температуры требуется воздух. А загнать его под слой порошка некому. Так что настал период снова начинать гончарные работы, но сначала обо всём хорошенько подумать. Если он чего-то недокумекает, то переделывать всё с самого начала за него некому. А пока - поход к шестому улью.
Глава 13. Металлургический комбинат
Для дутьевой машины сделал самый большой горшок, какой только можно было затащить в печь, не повредив учреждённые в нём хитрости. После обжига установил его кверху дном чтобы, заполнять водой, натекающей внутрь через специально сформованную из центра днища трубку прямо в район горловины. Тут сразу образовывался водяной затвор по принципу сифона. По мере подъёма уровня идёт вытеснение воздуха вверх. В оказавшемся наверху днище заранее приготовлен боковой отвод - отверстие с соском, чтобы дуть в пламя. Как только давление водяного столба превышает некоторое значение - захлопка, приделанная к расположенной внизу горловине, "отваливается". Вода вытекает, впуская воздух здесь же, отчего звучит сочный выразительный всхлип. А потом противовес возвращает крышку на место.
