Андрей Посняков - Сын ярла
— Лис сделает все, как надо, — махнул рукой Хрольв и засмеялся. Круглое лицо его, на подбородке поросшее свалявшейся щетиной непонятного цвета, раскраснелось и лоснилось от пота — видно, быстро бежали. Заика тоже вспотел и тяжело дышал — он вообще-то не был большим охотником бегать по лесам. Куда уж лучше ехать в телеге.
— Зря, что ли, я три месяца прикармливал его мясом, как раз на том месте? — добавил Хрольв и нехорошо ухмыльнулся.
Отдышавшись, Хрольв с Дирмундом покинули поляну и свернули на южную тропу, ведущую к ручью, что впадал во фьорд у самой усадьбы Сигурда.
Трэль Навозник проводил их безразличным взглядом и, взвалив на плечи вязанку хвороста, медленно двинулся в обратный путь, отворачиваясь от дождя. Ветер дул все сильнее, выл в вершинах деревьев, швыряя в лицо холодные брызги. Судя по всему, начиналась буря, отнюдь не редкость в здешних местах. Ненадолго остановившись, Трэль прикинул, успеет ли добраться до усадьбы. Вроде бы выходило — успеет. Раб прибавил шагу.
Хельги бежал за лисом. Тот оказался увертлив, быстр, нахален — ускользал перед самым носом. Однако и сын Сигурда не троллем деланный — не отставал ни на шаг, словно и сам был не человеком, а диким пронырливым зверем. Лицо юноши раскраснелось, в глазах цвета морской сини горело упрямство, холодный ветер растрепал волосы цвета спелой пшеницы — шапку Хельги давно уже потерял, — запутавшиеся в волосах дождевые капли сияли маленькими росинками. Вот впереди, за елкой, снова мелькнул рыжий хвост.
Нет, не уйдешь!
Хельги пустил стрелу. Ага, кажется, есть! Нет… показалось. Ну и увертлив же, словно не лис, а злой бог Локи, известный своими каверзами. А может, и вправду Локи? Вдруг это он обернулся лисом? Чего уж проще, коли этот хитрый и коварный бог обращался уже и в лосося, и в волка, и в кобылу? В лису-то ему — раз плюнуть! Но ведь боги страшно наказали Локи, виновника смерти Бальдра, сына Одина и Фрейи. По велению богов Локи привязали к скалам в глубокой пещере, вверху, прямо над ним, поместили змею, и яд с ее зубов постоянно капал на лицо Локи, и лишь жена Локи, Сигюн, подставляла под капли яда чашу, стремясь хоть ненадолго освободить от мучений своего беспутного мужа. Освободиться Локи мог лишь в день Рагнарек — день конца света, когда падут все боги и все герои, — неужели он уже наступил? Или это не Локи шастает здесь за деревьями, а просто слишком уж ловкий лис? На всякий случай следовало бы прочесть вису.
Хельги попытался было сочинить строки прямо на бегу. Получалось плохо — все-таки искусство скальдов требовало сосредоточенности и покоя. Плюнув на все, почувствовавший охотничий азарт Хельги пробежал за лисом почти весь лес, тянувшийся до самых гор, окутанных тяжелыми черными тучами. Не доходя до гор, лис резко свернул влево, к морю, и побежал вдоль ручья — вот здесь-то его и можно будет взять.
Хельги чуть не упал, попав в узкую полосу мокрой травы, но все-таки удержался на ногах, даже лук и стрелы из рук не выпустил. Ручей вырывался из леса и резко спускался вниз, к фьорду, чтобы ворваться в него ревущим радужным водопадом, замерзающим только в самые суровые зимы. По обе стороны ручья, словно рога чудовищ, высились черные отвесные скалы. На верхушке одной из них, той, что находилась слева, росла корявая сосна с двумя вершинами. Мощные корни ее, похожие на исполинских змей, обвивали скалу — так же, как корни мирового ясеня Игдрасиль обвивали Вселенную. Вот туда-то, меж скалами, и шмыгнул лис. Хельги снова пустил стрелу — и на этот раз попал! Лис с визгом завертелся на месте, видно, стрела ударила в заднюю лапу.
Издав торжествующий крик, Хельги понесся вперед. Тысячью голосов крик его отразился от скал и, задрожав, поднялся в небо. Со скалы, с той, на вершине которой росла корявая сосна, покатились вниз камешки. Хельги как раз оказался под ней, когда, тихо раскачавшись, сдвинулись со своих мест валуны, увлекая за собой более мелкие камни. Они понеслись вниз, быстро и неудержимо, и ничто уже не смогло сдержать стремительного бега лавины. Обвал был мгновенным и страшным, Хельги даже не успел поднять глаза вверх — лавина накрыла его вместе с добычей — лисой. Наверное, это и в самом деле был Локи…
Неугасимый огонь Муспельхейма тысячью солнц взорвался в голове юноши, и сразу же наступила тьма. Холодная тьма Нифлхейма — обители смерти.
Заика и Хрольв спустились со скалы, с той самой вершины, где росла корявая сосна… и в изобилии были очень удобные камни. Удобные — для камнепада. Переглянувшись, ухмыльнулись друг другу и быстро пошли к усадьбе.
Прячущиеся в ельнике друиды — тощий Форгайл Коэл с пронзительными нелюдскими глазами и его помощник, узколицый Конхобар — проводили их взглядами.
— Так сын Сигурда мертв? — с интересом осматривая обвал, спросил Конхобар, поплотнее закутываясь в теплый, подбитый волчьим мехом, плащ.
Старший друид лишь презрительно сплюнул.
— О нет, конечно же, нет, мой молодой друг, — с усмешкой ответил он. — Что проку нам в его смерти? В его настоящей смерти, я хотел сказать. Три дня тело сына ярла будет лежать без движения и без души. А на третий день… На третий день…
— Ты сам вселишься туда, о мой друид! — догадался узколицый. — И завладеешь телом. А я буду верно служить тебе. Тебе — в новом обличье. Но что ты сделаешь со своим старым телом?
— Ты все правильно понял, Конхобар. — Форгайл Коэл внимательно осмотрелся вокруг. — А по поводу моего тела не беспокойся — оно вовсе не останется таким, как сейчас.
Друид улыбнулся, и Конхобар увидел, как из уголков губ его полезли вдруг желтые клыки, скулы вытянулись, а из груди вырвалось злобное глухое рычание.
— Волкодлак! — в ужасе прошептал Конхобар. — А я-то думал, что это древнее искусство давно утрачено.
— Да, утрачено, — возвращаясь к привычному обличью, кивнул Форгайл Коэл. — Но не всеми. Волк уйдет в леса, а ты, друг мой, скажешь в усадьбе, что я уплыл обратно в Ирландию с Рекином. И сегодня же смиренно попросишься в род Сигурда. Будешь тише воды, ниже травы — пока. Потом же… потом узнаешь. Думаю, тебе не трудно будет стать родичем будущего молодого ярла. Хозяйка Гудрун смотрит на тебя как чайка на гнилую рыбу.
Конхобар самодовольно ухмыльнулся.
— Тихо! — Форгайл приложил палец к губам и прислушался. Где-то поблизости, за деревьями, послышались голоса.
— Нам пора, — кивнул друид. — Мне — в лес, а тебе — в усадьбу. Вот… — Он снял с пальца небольшой серебряный перстень с голубым камнем. — Спрячешь там, где кувшины. До скорой встречи, Конхобар.
— До встречи, о мой друид, — эхом откликнулся узколицый.
Хельги обнаружили только к вечеру. Харальд Бочонок и Ингви Рыжий Червь пошли по следам. Выйдя к ручью, они наткнулись на следы обвала. Сдирая в кровь руки, оба принялись растаскивать камни — ох, и нелегкое же было дело! Но еще хуже почувствовали себя парни, когда, разбросав часть валунов, обнаружили безжизненное тело Хельги. Похоже, у него были сломаны ребра, а из пробитого черепа сочилась темная кровь. Харальд бросился к другу, осторожно приложив ухо к его груди. Сердце юного ярла еще билось…
Горем и плачем наполнилась усадьба бильрестского ярла, когда Харальд с Ингви принесли тело его единственного сына. Страшная весть достигла ушей Сигурда еще до того, как Хельги внесли в дом. Ведь Харальд и Ингви тащили его вдоль ручья, где из проруби рабы таскали воду, мимо огородов, где женщины выбивали толстые шерстяные покрывала, мимо сараев, где тоже народу было в избытке.
Сигурд встретил процессию, как и подобает ярлу, — спокойно и с большим достоинством. Морщинистое лицо его обрамляли длинные волосы, совсем белые, такая же борода спускалась до самого пояса. Ярл опирался на резной посох и постоянно кашлял. На шее блестел золотой амулет, изображавший Слейпнира — восьминогого коня Одина. Старый ярл дышал тяжело, со свистом. Глаза его, блеклые и ничего не выражающие, вдруг взорвались огнем надежды, когда он понял, что его единственный сын еще жив.
— Лекаря! — стукнув посохом, вскричал старик. — Самого лучшего лекаря! Я знаю одного такого, он живет у Рекина. Сам лично поеду.
Приехавший лекарь лишь покачал головой, осмотрев Хельги. Все бы ничего, если б были только сломаны ребра. Но вот эта дыра в черепе… Неплохо было бы принести хорошую жертву богам.
Жертву…
Сигурд ярл усмехнулся. Об этом он и без приезжего лекаря догадался, и не один он. Велел заколоть лучшего коня — эх, какой конь был, — да что конь… Разве такую жертву ждут боги?
— Нужно принести в жертву раба, — посоветовал Приблуда Хрольв. — Вон хоть Трэля Навозника. — Он кивнул на юного раба, подкладывавшего в очаг хворост. — Все равно туп и никому особо не нужен.
— О чем ты говоришь, Хрольв? — Старый ярл осуждающе взглянул на Хрольва. — Ты предлагаешь принести в жертву за моего сына самого никчемного? Значит, вот как ты относился… относишься к Хельги?
