Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)
Ждем. Что дальше?
Вышла мадам Эра, которая произнесла проникновенную речь:
— Воспитанники, дети мои, вы все для меня как родные и я хочу поделиться с вами печальной новостью. Сегодня на рассвете умер наш покровитель, заступник и защитник, герцог Конрад Третий — да покоится он с миром. И нам будет оказана огромная честь. Сам верховный жрец Белгора, достопочтенный Хайнтли Дортрас, проведет с нами поминальную службу. Цените это, дети мои, ибо сказано — нет для доброго и справедливого бога Белгора первых и последних. Пред ним, — она подняла свой ярко накрашенный красной краской ноготь, — все равны.
Мы прониклись печалью, как и положено, а сами радовались. Сегодня работ нет и завтрак как у людей. А если еще и жрец чего–нибудь от щедрот своих подкинет, совсем замечательно будет. Впрочем, мадам Эра продолжила свою речь, и пришлось сосредоточиться.
— Запомните, дети, — голос мадам стал суров, словно зимние морозы, — если кто–то из жрецов или сам достопочтенный Хайнтли Дортрас будут вас спрашивать, как мы здесь живем, отвечайте, что все хорошо. А если кто–то из вас, поганцев, сболтнет лишнего, до утра не доживет, вы меня знаете. Свободны, всем в учебный класс.
Понятно, приехала проверка, и мадам Эра замазывала глаза. Такое случалось всего один раз, когда еще была жива жена Конрада Третьего. Хоть и давно это было, но тот момент я не забыл. Больная и усталая женщина бродила как тень между нами, гладила мальчишек по голове, а некоторых девчонок целовала в висок. Угнетающее воспоминание, мне потом неделю кошмары снились. До тех пор, пока эта женщина не умерла. Тогда даже мадам Эра загрустила, и я слышал ее жалобы Матео, который в то время был ее постоянным любовником. Мол, беда, такая щедрая покровительница умерла, и ей жаль.
Нас запустили в учебный класс — аккуратный барак, который все время был на замке. Приютские расселись за партами, которые были нам малы. А Джузеппе, который исполнял обязанности учителя, раскидал на каждое место по куску дешевого пергамента, и мы замерли в ожидании Хайнтли Дортраса.
Прошло немного времени, и важный гость, высокий мужчина с окладистой седой бородой, прибыл. Выслушав доклад мадам Эры, он сразу же прошел в класс и остановился на середине барака, в том месте, где должен стоять учитель и делиться с учениками книжной премудростью.
Тишина. Жрец, молча, ни слова ни говоря, медленно пошел вдоль рядов, при этом пристально всматриваясь в лицо каждого. Его молчание подавляло и угнетало, но никто пикнуть не смел, все застыли, словно каменные изваяния. А когда Хайнтли Дортрас посмотрел на меня, то показалось, что сейчас жрец узнает все мои самые сокровенные тайны, докопается до того, что мы совершили минувшей ночью, и прикажет воспитателям запороть меня до смерти. Но ничего не произошло. Он отвел взгляд и, пройдя меж рядов, вновь остановился. После чего густым басом запел поминальную молитву в честь умершего герцога Конрада Третьего Штангордского.
Мы встали и, по мере наших знаний, стали повторять за ним. Разумеется, молитву я не знал и только открывал рот, пытаясь попасть в такт с другими и так мы простояли четверть часа. Жрец окончил поминовение, благословил нас, распрощался на выходе с мадам Эрой и отбыл.
Наш отдых продолжался до полудня, а потом случилось то, чего я все время ждал. В сопровождении стражников пришли городские мортусы, которые доставили уже начавшие пованивать тела Матео и Гильома.
Не могу сказать, что кто–то горевал о наших воспитателях, ибо не было такого. Вот разве что мадам Эра, но она сожалела лишь о проверенных временем надежных работниках, но никак не о людях.
Мертвецов сгрузили возле нашего барака и, по иронии судьбы, хоронить их выпало мне, Звениславу и Курбату. Как самым крепким.
Покидав тела воспитателей на строительные носилки, мы оттянули их к забору. А потом вырыли две ямы и, скинув туда трупы, закопали.
До вечера просидели в кустах, на импровизированном приютском кладбище. Не столько перемывая косточки Матео и Гильому, сколько вспоминая тех, кто был похоронен с ними рядом.
— А я говорю, — доказывал свое Звенислав, указывая на куст дикой смородины, — что здесь Вышата похоронен, которого на стройке балкой придавило.
— Нет, — Курбат был немногословен, — то Дива, точно знаю, сам ее хоронил.
— А где тогда Вышата? — не успокаивался Звенислав.
— Он правее, где черемуха.
— Где черемуха, там Ясна, — мой друг поник головой, вспомнив родную сестру.
— Хватит, — прервал я товарищей. — Здесь на одном месте по три–четыре человека схоронено. Сначала хоронили тех, кто в первую зиму от голода помер. Потом через три года холода большие случились, опять всех тут клали. А затем уже тех, кто за остатние шесть лет преставился.
Курбат пожал плечами и его горб забавно качнулся. Смешно мне не было, но какую–то неловкость я почувствовал. Горбун, который пока разговаривал, забывал о своем увечье, видимо, почуяв смену моего настроения, нахмурился и засобирался.
— Пойду, — пробурчал он.
— Погоди, — остановил я его.
Он исподлобья посмотрел на нас и спросил:
— Чего еще?
— Ты как, теперь всегда с нами или опять сам по себе?
Горбун задумался, крепко так, серьезно и сосредоточенно. Так из всех наших, только он умел.
— До конца? — уточнил он.
— Да. До самого последнего часа.
— Пусть будет так, — поддержал меня Звенислав.
— Тогда в полночь встретимся на этом месте, дело будет, — отозвался Курбат и улыбнулся, как и должен улыбаться четырнадцатилетний парень, а затем развернулся и направился к баракам.
Чуть погодя, вслед за ним из кустов вышли и мы. Потолкались по двору, никто нас никуда не гнал и, воспользовавшись этим, мы завалились спать. Если все будет как обычно, то этой ночью нас ждут новые приключения.
Глава 5
Когда совсем юным стажером Гельмут Штенгель попал в сыскное бюро при Управлении Тайной стражи, его направили к самому Густаву Кремору, грозе всего преступного дна столицы герцогства Штангордского. И он был горд. Ведь его взяли в Тайную стражу. Именно его, единственного из всего благородного молодняка, поступившего в этот год на службу. Поэтому, совершенно естественно, что окрыленный стажер ожидал увидеть перед собой модного сурового франта в темном плаще, полумаске и тяжелой рапирой на боку. Только так и не иначе воображение рисовало ему образ знаменитого Кремора. Но реальность жестокая вещь и она оказалась иной.
В грязной комнате, куда отправили Штенгеля, сидел низкорослый старичок со сморщенным словно печеное яблоко лицом и выбитыми зубами. А одет он был, будто бродяга: засаленные брюки, штопаный сюртук с чужого плеча, грязная сорочка и стоптанные ботинки. Как же в этот момент он был разочарован. Словами не передать.
— Мы не собаки, — такими были первые слова, которыми встретил стажера Густав Кремор.
— Не понял… — пролепетал Штенгель.
— Мы крысиные волки, — продолжил знаменитый сыскарь. — Наша задача стать такими же, как преступники, впустить в себя грязь и уподобиться этим падшим людям. Только после этого мы начинаем понимать поступки воров, и можем предугадывать их деяния. Ты не в Городской страже, сынок, а в Тайной. И наша задача не только ловить преступников, но и использовать чужие таланты на благо нашего герцога. Понимаешь, про что я?
— Не совсем… — растерялся Гельмут и спросил: — Зачем нам таланты воров, убийц и мошенников? И как это можете говорить вы, неоднократно отмеченный герцогом человек?
— Объясняю один раз, — старик усмехнулся. — Поймешь, оставайся. А нет, проваливай в Городскую стражу. Готов?
— Да, — стажер щелкнул каблуками щегольских кавалерийских сапог.
Старый сыщик издевательски засмеялся, но затем снова стал серьезным и начал:
— Преступников ловит обычная стража, а для нас это занятие побочное. И в Тайной страже всего три человека, кто занимается криминалом. Слышишь меня? На все наше немаленькое герцогство трое. Я уже стар. Мне нужна смена и из всех поступивших в этом году на службу герцога молодых дворян, был выбран ты.
— Кем выбран? — Гельмута распирало от чувства гордости.
— Мной, — ответил Кремор. — А знаешь почему?
— Почему?
— Ты самый неказистый и неприметный из всех: сутулый, ноги кривые, прыщавый, глаза невыразительные, волосы редкие и перхотные. Именно такой мне и нужен. Кроме того, ты неплохо владеешь кинжалом и быстро приспосабливаешься к обстоятельствам. А еще ты провинциал и твое лицо в столице не примелькалось.
Гельмут нахмурился, ибо ему было неприятно услышать о себе такие слова, а Кремор повел речь дальше:
— Ты думаешь, многие в замке понимают кто я? Нет, только несколько людей во всем герцогстве знают Кремора в лицо и владеют информацией о том, чем я занимаюсь. И никто из бесполезных придворных хлыщей не определит меня как полковника или виконта. Так правильно и так должно быть, ибо слава вредит работе. По этой причине мы живем двойной жизнью, и в городе меня знают как Перстня, весьма авторитетного вора–домушника с понятием. Это моя маска и задача подобных агентов жить среди преступников, быть ими и сродниться с мерзавцами. И все это ради того, чтобы в нужный момент, когда какая–нибудь обиженная скотина из приближенных ко двору ублюдков закажет смерть герцога или близкого ему человека, мы смогли вовремя отреагировать. А кроме убийц существуют иные угрозы: вражеские шпионы, подсылы, диверсанты, сектанты, опасные колдуны, революционеры, торговцы запрещенными артефактами и прочая шваль, которую надо вовремя придушить. Опять же, когда герцогу нужно что–то сделать не слишком благородное, разумеется, не он этим занимается, а нанятые нами воры и убийцы, которые за золото готовы на многое. Теперь понял?
