Дмитрий Бондарь - Другой путь 5 (СИ)
Как известно даже младенцам, политика любого государства определяется теми людьми, которые контролируют его собственность. И нет большого секрета в том, что семьдесят процентов недвижимости в Британии принадлежит двум процентам ее населения. Штука в том, что почти полностью эти два процента состоят из потомков тех людей, кто пришел завоевывать англо-саксов в составе нормандского войска Вилли Бастарда почти тысячу лет назад. Но если кто и определяет политику “англо-саксонского” мира, то как раз вот эти два процента пришлых норманнов-нормандцев, находящихся между собой в очень близких родственных связях. И совершенно ни при делах здесь несчастные покоренные англо-саксы - они такие же жертвы, как и весь остальной мир.
Кто-то скажет: старое норманнское дворянство вырезало само себя во время войны Алой и Белой Роз. Плюньте ему в глаза - это вранье. Это такой же миф, как и все, связанное с английским нобилететом. Историками давно посчитано, что в общей сложности все сражения этой “кровопролитнейшей” гражданской войны, воспетой гением Шекспира, оплаканной сотней других, менее значительных пиитов доблести и славы, длились… четырнадцать дней. На территории всего Острова 14 дней боевых действий. За тридцать лет. В анналы истории попали даже “великие” сражения, в которых потери с обеих сторон составили двести - пятьсот человек. Солдат, конечно, не баронов. Поистине - “побоище”. На этом фоне поход Ермака Тимофеевича за Иртыш выглядит мировой войной. Были, конечно, и большие битвы, где сталкивались в бою по тридцать-сорок тысяч человек, но их было очень немного и потери дворянства в них были минимальны. Гибли в основном простые солдаты, те самые англо-саксы. И что-то мне слабо верится, что за две недели можно вырезать все нормандское дворянство.
Как были норманны врунами и дикими викингами, плюющими на чужие интересы тысячу лет назад, такими они и остались поныне, изменившись лишь самую чуть и совсем не в лучшую сторону - стали еще жаднее, еще бессердечнее, еще лживее, еще упрямее. Поэтому, когда они слышат об очередных происках “англо-саксов”, они даже не относят эти претензии на свой счет, полагая, что речь идет об их крестьянах, цирюльниках, портных и докерах, которые и в самом деле - то еще зло!
И мистер Браун - какой бы не была его настоящая фамилия - занимал в этой норманнской аристократии очень важное место, если уж ему доверили место вице-президента крупнейшей британской компании-владельца недвижимости, чьими хозяевами скромно числились неприметная семья Виндзоров.
Как и все, связанное с английской короной, история Crown Estate была очень мутной. Числясь ее номинальными владельцами, королевская семья по существующему закону не могла ни продать, ни заложить эту компанию. Общественность была убеждена, что компания принадлежит государству, государи считали ее своей частной компанией, доходы которой на время изъяты королевством. Из доходов компании оплачивались старинные долги королевской семьи, содержание правительственного аппарата, выплаты на содержание королевской семьи шли отсюда же. И едва ли не каждый год королевские советники поднимали в парламенте вопрос о полном возврате королевской семье контроля над компанией. Речи о том, чтобы эту жемчужину в британской короне приватизировать на общих основаниях не шло вообще никогда. Рано или поздно вся собственность должна была вернуться к Короне. Но и сейчас все руководство компанией назначалось Королевой, и не было подотчетно никому кроме нее. Не считать же отчетом представляемый Парламенту документ, который никак не мог повлиять на деятельность компании. Все, что мог Парламент - сердито надуть губы и посетовать Королеве на некомпетентность назначенных ею лиц. Немного.
Королевской компании, руководимой мистером Брауном, принадлежали: гольф-клубы, магазины, двадцать семь тысяч акров лесов, шахты, карьеры, монополия на вылов лосося в реках Шотландии, фермы. Офисов и жилых помещений почти на двести гектаров (и если кто-то подумал, что это где-то в глубинке, то сильно ошибся - Риджент-стрит посреди Лондона вся принадлежит этой компании). Но главное, что принадлежит семье Виндзоров через эту интересную компанию - вся береговая линия Острова, половина приливной полосы и весь морской шельф Великобритании.
Когда вы мочите ноги в теплой волне какого-нибудь пляжа острова Уайт - вы идете по королевской земле, по королевскому песку и королевским камням. Если вы решили поглядеть вдаль Северного моря с дюн близ Бернем Маркет - вы стоите на королевских дюнах.
Легко играть в демократию, владея всем. И поучать других о том, как правильно распоряжаться своим богатством - тоже легко.
Упустить мистера Брауна, знающего все о реальном положении вещей, я не мог при всей своей необъяснимой антипатии, сложившейся с первых минут знакомства. К тому же у нас было общее дело, небольшой бизнес в сфере венчурного инвестирования, и мне очень хотелось узнать о том, как идут дела, из первых рук.
Мистер Браун оказался личностью незаурядной и скрытной. Это стало ясно при детальном изучении наследства Мильке: мой новый знакомый отметился только на посту вице-президента уже упомянутой Crown Estate. А кем он был до того так и осталось большой загадкой. И если не считать его одноразового появления в качестве иностранного советника при правительстве Индиры Ганди в Дели, то в практическую политику он не сильно-то и лез. А до того он успел закончить Оксфорд и немножко поработать в Chatham House на должности очень младшего клерка.
В Индии, во время первого премьерства “самого гуманного человека на свете” - Индиры Ганди, мистер Браун занимался решением задачи перенаселенности субконтинента. Потому что страна и в самом деле столкнулась с таким уровнем рождаемости, что ни о каком развитии в рамках традиционных экономических решений и речи идти не могло - все уходило на поддержание скудного рациона огромного населения. Соответственно для преодоления этой проблемы была создана правительственная программа. И суть этой программы состояла вот в чем: населению была предложена недорогая операция по стерилизации мужчин - вазэктомия, хирургическое удаление фрагментов семявыводящих протоков. Была создана целая сеть клиник, хирургических кабинетов, предназначенных для этой несложной операции. Были вложены огромные деньги в выплату вознаграждения стерилизованным индусам. Каждому согласившемуся полагалось выдавать по тридцать долларов, но стерилизовать предполагалось не менее ста миллионов человек - поэтому общая сумма была отнюдь не малой. И у истоков этой “гуманной” программы как раз и стоял мистер Браун.
В первый год действия программы выяснилась неприятная для ее организаторов проблема: индусы с радостью шли на операцию, но только те, кто уже имел пять-шесть-восемь-десять детей. Только те, для кого рождение лишнего рта в семье становилось личной экономической катастрофой. Но другие, имеющие одного-двух детей или вовсе бездетные, совсем не спешили избавить мир от своего генофонда. Программа забуксовала, потому что оказалась лишена практического смысла - вместо борьбы с перенаселенностью, правительство совершенно бесплатно проводило операции для тех, кто их и так желал, да еще и приплачивало им по тридцатке.
И тогда мистером Брауном было предложено интересное решение: ввести вазэктомию в Уголовный Кодекс страны как наказание за незначительные правонарушения. И вот здесь-то началось! Любого гражданина могли насильно отправить (и отправляли) на оскопление. То, за что раньше полагалось пять ударов бамбуковой палкой, теперь каралось вазэктомией: проехал в автобусе без билета - простись с возможными детьми, украл морковку на базаре - расставайся с потомством. За пару лет было оскоплено почти восемьдесят миллионов мужчин. И никто из ООН или ПАСЕ даже не посчитал нужным раздувать из этого скандал.
Ни в одной стране мира принудительная кастрация не принимала таких поистине индустриальных масштабов. Разве только ее слабое подобие в гитлеровской Германии, где за двенадцать лет кастрации было подвергнуто “всего” полмиллиона человек. Из-за ненужных сложностей, наверное, ее не стали ставить на промышленную основу, ведь газовая камера стерилизует гораздо надежнее. Но кастрировать восемьдесят миллионов не мог мечтать и Гитлер - для этого нужно иметь по-настоящему извращенный ум.
Говорят, эта именно “гуманная” программа ограничения роста населения в числе других ошибок стоила доброй тетушке Индире ее премьерского поста, проигранного на выборах семьдесят седьмого года.
Этого короткого эпизода в Индии хватило бы любому деятелю, чтобы навсегда похоронить свою карьеру, однако мистеру Брауну та неудача придала только дополнительную силу. И уже в семьдесят девятом он обосновался в том кресле, которое занимал и поныне. Что входило в круг его обязанностей, выяснить людям Мильке не удалось. И парням Луиджи тоже. Мистер Браун был везде, всем что-то рекомендовал, с кем-то встречался, о чем-то договаривался, но никакого определенного вектора в приложении усилий не прослеживалось. Такой трудяжка-муравей.
