Юрий Корчевский - Стрелецкая казна
За день ушкуи разгрузили. На следующий день грузили воск и мед в бочках. Иван придирчиво покупал воск, пробовал мед на вкус. А вечером мы уже отчалили.
— За пристанью причалить надо, спустимся пониже — задарма у берега переночуем.
Когда солнце стало садиться, мы пристали к левому пологому берегу. Место, видно, часто использовалось для стоянок — видны следы старых кострищ, пеньки от срубленных деревьев.
Матросы принялись разводить костер, варить кулеш.
После ужина я прилег на судне под пологом. Славно, не надо трястись на лошади — корабль сам плывет по течению, только перекладывай руль да перебрасывай паруса по ветру.
Вдруг благостную тишину прервал вопль. Кричали с берега. Я, как подброшенный пружиной, вскочил, выхватил саблю и прямиком перелетел с судна на берег.
Иван стоял на берегу один и истошно орал.
— Господи, Иван, ты всех перепугал — что случилось?
Иван пальцем ткнул вниз. Вот оно что. В сапог ему вцепилась гадюка. И это неудивительно — после зимы потеплело, выглянуло солнце, всякие гады погреться выползли. Не глядел Иван под ноги, приблизился неосторожно, — вот и цапнула.
Я саблей обрубил змее голову, отбросил в воду тело. Голова так и осталась на сапоге, с глубоко вонзенными зубами в плотную кожу.
— Снимай сапог!
Иван быстро скинул обувку, размотал портянку. К нашему обоюдному удовольствию, кожа на ступне была цела. Взяв сапог в руки, я ножом разрезал пасть змеи, покачивая из стороны в сторону, вытащил из обуви обе челюсти с зубами. Счастье Ивана, что сапоги из плотной кожи, не летние, легонькие да короткие.
Я осмотрел зубы убитой гадюки; верхние ядовитые зубы целы, не отломились в коже сапога. Я бросил сапог Ивану.
— Обувайся!
Сам же хотел швырнуть голову змеи в догорающий костер, размахнулся даже, но как остановил кто. Выпросил у Ивана пустой кожаный мешочек для монет и уложил туда верхнюю челюсть. Ядовитые железы у змей — только в верхней части головы, приблизительно там, где уши, и яд оттуда впрыскивается через два верхних клыка в рану на теле жертвы. Пусть пока полежит, потом подсушу; яд не испортится, а, памятуя о неудавшихся попытках отравить меня и князя Овчину-Телепнева, глядишь — когда-нибудь может и пригодиться.
Только я снова улегся под своим навесом на носу ушкуя, как под полог нырнул Иван, держа в руке большущий кувшин и две объемистые серебряные чарки.
— Давай обмоем мое спасение, от твари ползучей и смерти лютой ты меня сегодня спас. Когда я закричал — увидел, что пока на ушкуе матросы рты разевали, ты с корабля как черт из табакерки выпрыгнул и змею на куски порубал. Видно, само провидение тебя со мной свело — не иначе.
Иван разлил вино по чаркам, мы чокнулись. Я сказал краткое пожелание:
— Иван, не хотелось бы, чтобы твои спасения вошли у нас у обоих в дурную привычку.
— О, умно сказал, давай выпьем.
Ночь прошла спокойно, но мне, как охраннику, пришлось быть начеку, и задремал я уже под утро.
Утром я проснулся от плеска волн. Ушкуй покачивался на волнах. Я продрал глаза. Мы плыли, судя по изменившимся очертаниям берегов, уже давно.
Рядом со мной под навесом спал Иван, сжав в руке серебряную чарку. Между нами валялся пустой кувшин. Я подобрал его. Неужели это мы вдвоем? Да в кувшине литра четыре, может и пять, кто его мерил? Но чувствовал я себя сносно: голова чистая, только бок почему-то болит. Ага, вот почему. На матрасе лежала пустая чарка, смятая с боков, почти сплющенная. Выходит, я на ней спал. Принцессы на горошине из меня явно не получится. Правда, горошина у нее была под матрацем.
Я растолкал Ивана, тот лишь повернулся на другой бок и лягнул меня ногой. Я заорал ему в ухо:
— Змея!
Иван подскочил как ужаленный и заорал:
— Ратуйте!
— Чего кричишь — плывем давно, вставать надо. Видишь — команда уже кашу с убоиной сварила, да без хозяина есть не садится. Ты уж уважь людей — им работать.
Иван насупился, встал.
— Не напоминай мне про змею. Я с детства боюсь гадов ползучих, как увижу — даже ужа безобидного — так по спине пот холодный течет, Цепенею сразу.
Мы сели в кружок вокруг мачты, Иван, как хозяин, прочел молитву и зачерпнул первую ложку — как отмашку дал. Матросы застучали ложками по стенкам котла. Пять минут — и котел пустой. Свежий воздух, физический труд и плохой аппетит — вещи несовместимые.
— Юра, что хочешь в награду?
— За что?
— Как за что? Опять меня спас.
— Мелочи, Иван. Выпили — и будет.
— Нет. Я отдариться хочу. Весь ушкуй видел, как ты меня спас. Что люди потом скажут? Что Иван Крякутный спасителя не отблагодарил? Мне такой славы не надо.
Я задумался. Коня мне пока не надо, а вот броню бы хорошую не помешало. Свою-то я в воинской избе оставил, когда Москву покидал. О том и сказал.
— О! — обрадовался Иван. — Знаю самолучшего бронника в Нижнем, вернее, в деревушке по соседству — Кузнечихе. Доспехи делает не хуже заморских. Дороговато берет — так то моя забота. Как домой возвернемся, сразу к нему и направимся. Долго делает, но все по телу, по размеру сидеть будет — как рубашка. Друг у меня, Андрей Воробьев, Владимиров сын, у него делал — зело доволен остался.
ГЛАВА II
Иван сдержал слово. Через день после приезда в Нижний мы поехали к броннику. Жил и работал он в Кузнечихе — то ли деревне, то ли слободе.
Большая деревенская изба-пятистенка, хороший забор, мощенный деревянными плашками двор. Давненько я не видел таких солидных домов у ремесленников.
На стук в ворота вышел подмастерье, в прожженном кожаном фартуке и чумазый. Иван спросил хозяина — заказ сделать. Вышел небольшого роста мужик с плечами в сажень. Мышцы бугрились на плечах, играли бицепсы. Такого бы на соревнования бодибилдеров! Мужик с достоинством склонил курчавую голову.
— Рад видеть вас в своем доме. Чем могу?
— Заказ на броню хотим сделать.
— Тогда пройдем в мастерскую — о деле не след говорить на улице.
Мы прошли на задний двор. Там стояла кузница, судя по запаху горевшего угля и стуку молотков.
Хозяин завел нас в пристройку, посадил на лавку На стенах были развешаны изделия мастера — байданы, шлемы, кольчуги, налокотники и наколенники, и еще много чего железного.
— Я — Иван Крякутный, торговый человек, — представился Иван. — Вот, привел ратника, надо справить ему броню.
— А меня звать Фрол, Игнатьев сын. Какую броню желаешь — шлем, кольчугу али жесткий панцирь? Все в лучшем виде сделаем, железо отменное. Хотите — опробуйте сами.
Фрол снял с деревянных гвоздей кольчугу, бросил на деревянную колоду. Я вытащил саблю и ударил по железной чешуе — аж искры полетели. Фрол поднял кольчугу и, довольно улыбаясь, расправил. Разрублены были только два кольца, ближние к ним — помяты. Неплохая работа: я многажды видел кольчуги, которые разрубались более слабыми ударами. Фрол обмерил меня веревочкой с завязанными на ней узелками — вроде портновского сантиметра в древнем исполнении. Мы оговорили длину рукавов кольчуги, наличие зерцал — вроде металлических блях на груди. Когда речь зашла об оплате, Иван сел на своего конька — стал торговаться:
— Пять рублев за кольчугу — неслыханно! Это же десять коров купить можно!
— Вот и защищайся своими коровами, коли на плечах носить их сможешь, — обиделся Фрол.
А по-моему — нормальная цена за отличную работу. Я ведь видел, что вещь классная: каждое колечко сварено, а это очень кропотливый труд.
Фрол с Иваном ударили по рукам.
— Когда готово будет? — спросил Иван и отсчитал задаток.
— Побыстрее постараемся, по не ране, чем к Яблочному спасу.
Я мысленно ахнул — это ж еще четыре месяца! Но Фрол знал, о чем говорил. Вышли мы от мастера слегка удрученные: Иван — ценой, а я — сроком исполнения.
День шел за днем, Иван занимался торговыми делами в Нижнем, никуда не выезжал. Мне же было скучно, и я нашел себе занятие. В кузнице неподалеку заказал и вскоре получил кистень.
Как-то раньше не приходилось им пользоваться: еще в отрочестве начитался книг и видел фильмы, где с кистенями ходили одни разбойники, потому и относился к кистеню как к бандитскому оружию. Но в реальной жизни было иначе: пользовались им и дружинники, и охотники, и даже бояре не гнушались. А чего, удобная вещь. Маленький железный шар или груша на кожаном ремешке, петля одевается на запястье, сам грузик прячется в рукаве. Со стороны ничего не видно, не мешает, а в нужный момент точный и дальний бросок — до двух метров — может решить исход схватки. Брошенный точно и сильно кистень мнет шлем, а уж при попадании в лоб отправляет противника прямиком на небеса.
Кузнец долго выспрашивал, какой кистень мне надобен — спросил про форму, про вес, нужны ли грани, какой длины ремешок. Наконец ему это надоело, он вытащил из ящика несколько кистеней, один надел мне на руку, показал на стену кузни.
