Олег Таругин - Комбат. Вырваться из «котла»!
– Есть, – пискнул сержант, протягивая связку ключей. И торопливо порысил к дому комсостава, гулко бухая по утрамбованной земле плаца солдатскими ботинками.
Командиры стрелковых рот, лейтенанты, как услужливо подсказала память реципиента, Степцов, Куренок и Герадзе прибыли на восьмой минуте – Сергей специально засек время. Не для того, разумеется, чтобы попенять подчиненным за опоздание, просто по вбитой в подкорку привычке, не пойми чьей, то ли его собственной, то ли капитана Минаева, то ли обоих. Лейтенант Исаев, командир пульроты, и командир минометчиков, мамлей Паршин задержались еще на две.
Выглядели все без исключения ротные изрядно помятыми и… ну, пусть будет удивленными. Явно не ожидали ничего подобного в половине первого ночи. Тем более что накануне и банька была, и кино в клубе, и предвкушение выходного дня. Ну и приняли понемногу на грудь, разумеется, личное время же. Облом, одним словом…
Выслушав нестройный доклад, Кобрин кивнул на расставленные вдоль стола для заседаний стулья:
– Присаживайтесь, товарищи командиры. Можете курить.
Офицеры… в смысле командиры шумно расселись, грохоча ножками стульев по вышарканному подошвами дощатому полу. Судя по выражению лиц, никто из них пока ничего не понимал. От слова «совсем», уж больно не походило все происходящее на объявление тревоги. Несколько секунд капитан молча глядел на подчиненных, затем прокашлялся и заговорил короткими, отрывистыми фразами:
– Значит, так, товарищи. Прошу выслушать то, что я скажу. Как говорится, без комментариев. Информация абсолютно достоверна и сомнению не подлежит. Примерно через три часа, в районе половины четвертого утра, начнется война. По расположениям наших войск в приграничной полосе будет нанесен массированный авиационный и артиллерийский удар. После чего немецкие войска вторгнутся на советскую территорию с нескольких направлений. Вероломно и без предъявления Советскому Союзу каких-либо претензий, – на всякий случай добавил он, припомнив, как вскоре будет официально объявлено по радио Молотовым.
Оглядев ошарашенно переглядывающихся лейтенантов, Кобрин невесело усмехнулся про себя. Похоже, ожидали услышать что угодно, но только не это. Удивительно, что еще ни одного вопроса не задали: настолько удивлены, что просто не знают, о чем именно спрашивать. Вот и хорошо, главное, чтобы особо думать не начали, растекаясь мыслью по древу – в бою есть только приказ, который надлежит исполнить от сих до сих, все остальное вторично и вредно. Так что нужно дожимать, отдавая конкретное и понятное до последней буквы задание:
– Потому приказываю: немедленно и скрытно поднять вверенные вам подразделения по боевой тревоге. Вскрыть оружейные комнаты и раздать бойцам оружие, выдать боекомплект и сухие пайки на три дня. Боеприпасов брать по максимуму, сколько смогут унести. Все вы неоднократно тренировались и отлично знаете, что делать. На все – один час. Медики и связисты уходят вместе со всеми, хозвзвод туда же, с оружием, разумеется. Сейчас им место в бою. Полевые кухни бросить. По истечении этого срока батальон выходит из пункта постоянной дислокации вот сюда. – Кобрин ткнул карандашом в расстеленную перед ним карту. – К трем часам утра нужно подготовить позиции, вот здесь и здесь. Скрытно подготовить! Отдельно довожу, все должно проводиться в атмосфере строжайшей секретности, с соблюдением максимальной светомаскировки. Потому личный состав из расположения будет уходить своим ходом.
– А автомашины, у нас же транспорт имеется? – не выдержал комроты-три, лейтенант Куренок. – Виноват, товарищ капитан, перебил.
Кобрин несколько секунд размышлял – в распоряжении батальона имелось три полуторки, приданные им из состава автороты дивизии. Использовались старенькие, еще первых выпусков грузовики в основном для вспомогательных целей: привозили продукты, почту, транспортировали в госпиталь и обратно больных.
– На одну погрузить и эвакуировать в Минск семьи комсостава, у кого имеются, и вольнонаемный персонал. Пусть двигаются по шоссе на Белосток – Барановичи, оно сейчас наверняка свободно. Без вещей, брать только документы и матценности. Гражданским объяснить, чтобы там не задерживались, при первой же возможности уезжали глубже в тыл, пока поезда еще ходят. Перед отправкой провести беседу о нераспространении панических слухов! Оставшийся транспорт переходит в распоряжение младшего лейтенанта Паршина, минометы нам очень понадобятся. Лейтенант, мин бери по максимуму, сколько в кузов влезет, понятно? Пригодятся. После разгрузки машины отправить в тыл, шоферам объяснить, что возвращаться обратно в расположение нельзя, пусть шуруют на Белосток. Стоп, а где командир взвода ПТО? – внезапно нахмурился Сергей. Конечно, аж целых две «сорокапятки» – не шибко много, но хоть что-то.
– Так это, тарщ капитан, в отпуске он, – удивленно ответил Паршин.
– А, точно. – Кобрин сделал вид, что и на самом деле «вспомнил», хотя на сей раз память Минаева отчего-то подвела. Или реципиент и вправду об этом забыл.
– Бери противотанкистов под свое командование, одну машину им под боеприпасы. Пушки на гужевой тяге пойдут, лошади у нас имеются. Короче, разберись. Вопросы? Пять минут, не больше.
Несколько секунд в кабинете царило молчание, затем ротный-раз Степцов неуверенно спросил:
– Товарищ капитан, а это… точно? Ну, насчет войны?
– Полагаешь, лейтенант, немцы тебя должны были письменно известить? За три дня, заказным письмом? – Ротные тускло заулыбались немудреной шутке.
Наклонившись через стол, Кобрин негромко произнес, поочередно взглянув в глаза каждому из пятерых:
– Мужики, хочу, чтобы вы поняли, войны именно так и начинаются. Именно так – и никак иначе! Когда вас будят среди ночи, с похмелья или выдергивая из объятий любимой женщины, и дают один час на все про все. Один сраный час, мать его! Шестьдесят долбаных минут! – не сдержавшись, он грохнул кулаком по столешнице. – Потому что через два здесь останется одно пепелище и куча обгорелых, разорванных в клочья трупов, которые были вашими бойцами, женами и невестами и которых вы не успели вовремя вывести из-под удара! Да, чтобы вы не сомневались, вот. – Кобрин потряс перед лейтенантами плотным конвертом со сломанными сургучными печатями, найденным в сейфе перед их приходом, – что находилось внутри, он и понятия не имел.
– Приказ из штаба полка пришел полчаса назад. Так что все точно… к сожалению. Сверим часы, товарищи командиры. Сейчас без четверти час, ровно без пятнадцати два я хочу видеть, как батальон покидает пэпэдэ. Любое промедление без объективной причины буду рассматривать как саботаж, вредительство и пособничество противнику. С этого момента действует закон военного времени со всеми вытекающими, вплоть до расстрела!
– А ежели машина, допустим, не заведется? – переспросил Паршин.
– Бросать к такой-то матери! Это касается любой неисправной техники и вооружения. Лишний груз с собой не тащить, ремонтировать будет некогда и негде. И некому. Только не вздумайте ничего поджигать, немцы мигом заметят.
– Так врагу ж достанется?!
– Вот пусть враг с этим барахлом и мучается, – хмуро буркнул капитан. Судя по всему, не убедил – пришлось рыкнуть: – Чего непонятно?! Вам что важнее, железяки сломанные или живые люди? Совсем охренели? Бегом отсюда, время пошло!
После ухода подчиненных Кобрин несколько минут просто сидел, собираясь с мыслями. Вроде все сделал правильно – ничего другого за два с небольшим часа до нападения уже не придумаешь, будь ты хоть трижды гением. Он не в силах ничего изменить стратегически, но вполне способен увести людей из-под первого удара, заодно нарушив первоначальные планы гитлеровцев. Сейчас под его командованием больше 700 человек, из которых реальных бойцов, обученных вести боевые действия, – примерно две трети. Больше десятка станковых пулеметов, девять 82-мм минометов и две легкие пушки. Много это или мало? Смотря для чего. Скажем так: для того что он задумал, достаточно. Наверное. По крайней мере, очень хотелось бы в это верить…
Ладно, хватит тормозить, есть чем заняться – вон хоть штабными документами. Самое важное упаковать в переносной сейф и забрать с собой, остальное уничтожить. Надымит сейчас, несмотря на распахнутые окна… в принципе можно и без особого фанатизма, все равно после немецкого артналета здесь наверняка камня на камне не останется.
Сергей почти закончил возиться с документами – то, что оставлять было никак нельзя, он сжег в жестяной раковине, завоняв кабинет дымом, остальное просто изорвал, швыряя обрывки на пол, – когда дверь без стука распахнулась от сильного рывка со стороны коридора, и на пороге возник командир в форме младшего лейтенанта НКГБ. Судя по расстегнутой на груди гимнастерке, косо натянутой портупее и зажатой в руке фуражке, нежданный гость изо всех сил спешил добраться до штаба. Сергей мысленно хмыкнул: а вот и особист. Кстати, что-то долгонько он – Кобрин нисколько не сомневался, что среди ротных или взводных непременно найдется если не стукачок, то просто сомневающийся, который побежит искать контрразведчика или пытаться самостоятельно звонить вышестоящему начальству.
