Первомай (СИ) - Ромов Дмитрий

Убедившись, что всё в порядке, я ещё раз огляделся и, обойдя дом, вышел на улицу. Ну, будем надеяться, что всё готово. Главное, чтобы Сапфир не подвёл.

В Верхотомск я прилетел рано утром. Зашёл домой, сварил кофе, вскрыл пачку «Юбилейного», отрезал кусочек «Пошехонского». Из радио нёсся жизнерадостный голос диктора:

Заводы и шахты, домны и машины, приборы и новейшие автоматы — всё то, что мы называем производственными фондами, — это огромное богатство народа, — отметил товарищ Брежнев, — но это богатство нужно уметь по-настоящему использовать…

Это точно, спорить не буду. Посмотрел на часы и подошёл к телефону. Набрал номер и стал слушать длинные гудки.

— Алло! — раздался в трубке встревоженный голос.

— Ир, привет, — это Саша.

— Жаров, ты? Ты чего с утра пораньше? Совсем что ли⁈

— Пойдём поужинаем сегодня? — предложил я.

— Слушай, ну ты оригинал, конечно, в семь утра в кабак звать. Я нечёсаная стою, в одних трусах, можно сказать, а у тебя уже рестораны в голове?

— Звучит возбуждающе, — хмыкнул я. — Так как?

— Не знаю, позвони после обеда, когда возбуждение спадёт. Сумасшедший.

На ужин мы всё-таки сходили. Не в «Солнечный», правда, а в «Верхотомск». Было невкусно, Ирина дёргалась, что-то у неё по работе не складывалось. И вечер тоже не сложился. Я спросил, есть ли у неё знакомые менты в Москве. Она ответила, что никого у неё в Москве не имелось и посоветовала держаться подальше от криминала, а не то… А не то посадит меня в тюрьму, прикуёт цепью и будет делать, что захочет.

После ужина мы разъехались по домам, она сослалась на больную голову и на тяжёлые дни. Я не настаивал и вернулся к себе. Долго не спал, оставаясь в московском времени. Думал, пил кофе, чай, снова думал.

На следующий день после работы решил съездить к Сане Храпову. Времени после тех дел, когда взяли Голода и Храпа прошло изрядно, а я его не навещал, не проведал, вообще, можно сказать, сбросил со счетов. Нехорошо, конечно. В общем, зашёл в магазин, купил торт «Кольцо», поймал мотор и поехал к нему.

Долго стучал в калитку и собирался уже идти к его дружку, но он всё-таки оказался дома. Удивился, увидев меня. Радости особой не проявил, но предложил войти. Пройдя во двор, я осмотрелся. Гараж, разумеется, был на месте.

— Не думал, что ты придёшь, — хмуро кивнул он.

— Почему? — прищурился я.

— Ну… а зачем тебе? Ты же своих целей добился, ну и… Мы же не друзья, а так, просто так вышло…

— Понятно, — кивнул я. — Да, не друзья пока, но кто знает. Надо было раньше прийти, извини. Дела были дурацкие. Хотя, это не оправдание, конечно.

— За что извиняешься? Ты не должен был.

— Должен был, должен. На вот, держи. Торт тебе принёс. Как ты тут живёшь-поживаешь? Справляешься с хозяйством без бати?

— П-ф-ф… — фыркнул он. — Хозяйство и так, считай, на мне было. Справляюсь. Дед с бабкой приедут скоро. Забрать меня хотят. Они в области живут, в деревне.

— Поедешь с ними?

— Нет, конечно. Чего я в деревне-то не видел. Нет, если помочь чего, могу съездить, но напостоянку, не хочу. Ладно, проходи, чё стоять-то. Чаю попьём. Какой торт, кстати?

— «Кольцо».

— Сгодится.

Мы прошли в дом. Построен он был недавно и выглядел необжитым и неуютным. В просторной гостиной стоял стол, накрытый скатертью, похожей на гобелен, в углу — старый продавленный диван, телевизор.

— Садись, сейчас чай поставлю.

Саня заварил чай, принёс вазочку со смородиновым вареньем, баранки, сахар, мёд и торт. Расставил тарелки.

— Попробуй, варенье сам делал, — кивнул он.

— Сам? Прикалываешься?

— Не, правда. Неплохо получилось, между прочим.

— Ну, ты даёшь, Санёк. Удивил. Расскажи, как живёшь-то?

— Да-а-а… — поморщился он. — Нормально. С пивком потянет.

— С пивком? Дружбан-то твой приходит?

— Приходит.

— Ну, хорошо… Пивом только не увлекайся, пожалуйста.

Мы поболтали и он постепенно начал оттаивать. Разговорился, оживился, стал дружелюбным.

— Знаешь, Сань, — под конец кивнул он. — Я ведь правда не ожидал, что ты придёшь. Хотел, конечно, но понимал, что тебе со мной делать нечего. Какой смысл? Никакого. Ни смысла, ни интереса. Так что не думай, что я типа обидку затаил или чё-нить в таком духе. Не. И, знаешь, я рад, что ты ко мне пришёл. Спасибо, в общем. Первое-то время мне херово было. Обыски тут, менты с утра до ночи, допросы. Задолбался, в общем. Хоть не додумались меня в интернат законопатить, вернее, прощёлкали, и то спасибо. В общем…

Он махнул рукой.

— Надо тебе барышню завести, — усмехнулся я. — Чтоб уборку делала, готовила и…

— Да нафига! Не хватало ещё. Это я и сам могу!

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Ладно, Сань, пора мне. Приезжай и ты ко мне в гости. Звони только сначала, а то я в командировки часто мотаюсь.

Он пошёл меня провожать и вдруг остановился, когда мы проходили мимо гаража.

— Слушай… погоди малёха… Пошли со мной, я ж тебе хотел одну штуку показать.

— Какую?

— Увидишь. Пошли.

Он завёл меня в гараж, подошёл к стеллажу, раздвинул несколько железяк, потянулся вглубь, вытащил кирпич из стены. Потом ещё два. И, наконец, достал тряпичный свёрток.

— Вот, — сказал он, положив свёрток на полку и отогнув промасленный углы тряпицы. — Нулёвый. Батя говорил, что муха не е**ась.

Я подошёл. На полке лежал чёрный, блестящий от смазки «Тульский Токарев».

— И патроны ещё, — кивнул мой тёзка и вытащил из-под полки две картонные коробки. — Возьми, а? Может, пригодится. Мне-то не нужен, куда деть не знаю. Батя сказал, что ствол чистый. Возьмёшь?

— Один? — спросил я. — Или ещё чего имеется.

— Один вроде. Всё остальное менты выгребли. А это в тайнике было. Они не нашли…

— Сколько хочешь за него?

— Ты что, шутишь? Просто так отдаю…

Субботник пролетел без особых впечатлений. Я вообще провёл его за рабочим столом. Накануне, в понедельник, было большое собрание в честь сто десятой годовщины со дня рождения Ленина. Скучно, пафосно и нудно. Несмотря на сотни километров кумача, развешенного в актовом зале, на стенах фабрики и по всему городу.

ЛЕНИН — ЖИЛ! ЛЕНИН — ЖИВ! ЛЕНИН — БУДЕТ ЖИТЬ!

Ленин — шиш! Ленин — кыш! Ленин — тохтомыш! Или как-то так.

Во вторник, на следующий день после собрания, представители всех отделов, цехов и прочих трудовых коллективов предприятия были отправлены на уборку территории.

Кое-где ещё лежал слежавшийся почерневший снег. Его били ломами, шевелили лопатами, разбрасывали по мокрому асфальту. Собирали мусор, наводили порядок. Ну и, собственно всё. Те, кто был отправлен на работы, злились, хмурились и крыли матом тех, кто остался на рабочих местах, а после с чистой совестью пили беленькую.

В жизни в эти дни ничего особенного не происходило. Почти. Ничего, если не считать нескольких пристрелок пистолета. Вместе с Храповым и его другом мы выезжали в глухую местность, недалеко, но надёжно. Рядом с карьером, где шла выработка и шумели машины, было заброшенное промышленное здание. Один стоял на стрёме, а двое других упражнялись, стреляя по бутылкам. Патронов, как выяснилось, было много.

А в остальном — никаких событий. Сапфир только руками разводил, но теперь я и не настаивал, поскольку ствол у меня уже был. Ирина на связь не выходила, Настя тоже, и даже Зубатый оставил меня в покое и никак не проявлялся. Всё замерло в ожидании бури.

В четверг позвонила Зина и сказала, что всё у неё нормально, и что дядя Эдик «одумался». Голос был весёлым, поэтому я, воспользовавшись приподнятым настроением начальницы, выбил себе командировку.

В пятницу после обеда я пришёл на вокзал и вошёл в купейный вагон фирменного поезда «Верхотомье». В купе было чисто. На окне белели накрахмаленные зановесочки, а все спальные места были застелены и ожидали пассажиров. Кроме меня, здесь оказался милицейский майор и дама лет пятидесяти. Все двигали в Москву. Мент — в отпуск, а мы с дамой — в командировку.