Сергей Чекоданов - Майская Гроза
Иван только хмыкнул, похоже, не зря он спорил с парторгом батальона по поводу этого немца. Хотя главной причиной его желания оставить немца в батальоне было не знание языка, а то что Шнайдер был великолепным связистом, разбирающимся не только в проводной связи, но и умеющим работать с рацией. Вот и ответ парторгу. Мог бы Шнайдер остаться в траншее и сдаться в плен? Мог! А прорывался вместе со всеми.
- Командир, куда будем отходить? - Спросил командир первой роты.
- Никуда! - Ответил Иван. - Сейчас организованные части немцев пройдут и будем занимать свои окопы. Нельзя пропустить тех, кто за ними попытается прорваться.
- Командир, стоит ли так рисковать! А вдруг немцы к Западной Двине рванут, переправы захватывать?
- Ну и на кой хрен они им нужны? - Весело сощурился Иван, глядя на своего ротного. - Докладывать Гитлеру об очередной победе! После чего геройски подохнуть на этой переправе. Слушай, Костя, ты что бы стал делать, выйдя из окружения?
- К своим стал бы прорываться, - ответил ротный.
- А почему ты решил, что немецкие генералы станут вести себя по-другому? Да и горючего у них может хватить только на прорыв в Пруссию. - Иван подумал и добавил. - Или же на захват переправ на Даугаве. Но я твeрдо убеждeн, что делать им там нечего.
Иван взмахом руки пресeк возражения своего ротного и стал отдавать приказания, оставшимся в живых после прорыва бойцам. Нужно было выйти к дороге и занять свои траншеи до того, как немцы окончательно выйдут из котла. Надо, пока цела рация, вытащил которую тот же самый Шнайдер, доложить командиру полка о прорыве. Надо сообщить командиру третьей роты старшему лейтенанту Аникушину, что нужно занять брошенные позиции. Отдав все приказания, Иван приподнялся, скользя спиной по стволу дерева, подтянул повреждeнную ногу, отсоединил диск ППШ и начал набивать его патронами.
Манштейн мрачно смотрел на последствия встречи его передового батальона с зенитной батареей русских. Эта чертова батарея прикрывала мост через Нярис, который так был нужен его панцерам. Не обнаруженная вовремя, она открыла огонь по голове колонны, за несколько залпов уполовинив личный состав передового батальона моторизованного полка.
Вот такие бывают последствия пренебрежения разведкой. Командир батальона, допустивший это, заслуживает самого строгого наказания, впрочем, его извиняет то, что первым же снарядом русские сожгли его бронетранспортeр вместе с ним. Вполне заслуженная кара для дурака! Плохо, что его головотяпство стоило корпусу потери двух бронетранспортeров и пяти машин. Да ещe задержки по времени. Пока спешенная пехота обходила эту батарею, пока подошедшие панцеры отвлекали внимание зенитчиков, прошло не менее получаса. А эти чeртовы зенитки за это время подбили ещe два панцера.
Генерал обошeл оторванную от танка башню. Кажется на русской батарее не было бронебойных снарядов, стреляли фугасными. Но от прямого попадания калибром 8,5 сантиметров броня, даже у Pz-IV, защита не очень надeжная. Разведка утверждает, что такую же пушку русские умудрились поставить на самоходное орудие. Какое счастье, что его корпусу не встретилась ни одна батарея таких самоходок.
Манштейн размышлял. Эта война с самого начала пошла не так, как должна была. Упорство противника удивляет. Ни французы, ни англичане никогда бы не пошли на подобный риск - встретить одной батареей такую колонну войск. А то, что русским было прекрасно видно, какая сила на них накатывается, он не сомневался. На западе в таких ситуациях или сдавались, или уходили, взорвав пушки, а то и бросив их на позициях неповреждeнными. Эти же фанатики предпочитают умереть.
Солдаты его дивизий начинают бояться идти в атаку на русские позиции. Рациональным немецким умом трудно понять такое упорство. Можно, конечно, вспомнить разглагольствования Геббельса о страшных еврейских комиссарах, которые своими любимыми маузерами толкают в спину красноармейцев и расстреливают всех, кто пытается отступить. Но ни один из этих злодеев, за более чем двадцать дней войны, ему так и не встретился. Он уверен, что и на этой батарее их не было.
Генерал прошeл по разгромленной позиции русских зенитчиков. Как он и ожидал, ни одного комиссара на батарее не было. Ни в красных галифе с балалайкой в руках, как рисуют их пропагандисты Геббельса. Ни в военной форме со знаками различия политработников, как выглядят они на самом деле. Не было среди погибших красноармейцев и ни одного курчавого брюнета с выпуклыми глазами и вывернутыми еврейскими губами, которого можно было бы объявить переодетым комиссаром. Все солдаты противника были светловолосыми с правильными европейскими чертами лица. Брюнет был только один, но явного монгольского типа.
Манштейн раздраженно дeрнул плечом и поспешил покинуть позицию уничтоженной батареи. Он увидел всe, что хотел.
Батарея вступила в бой с ходу, как только обнаружила накатывающиеся на их позиции транспортeры передового батальона его колонны. Русским даже не пришла в голову мысль сбежать или сдаться. Чeртовы фанатики стреляли даже тогда, когда большая часть расчeтов была убита осколками от разрывов снарядов, выпущенных его панцерами. Больше всего его поразил труп офицера, явно командира батареи, повисшего на маховиках наводки орудия. Невероятно, но он стрелял, даже оставшись единственным живым человеком на всей батарее!
Если ему каждый мост придeтся брать с такими потерями, то лучше было бы вообще не выходить из котла. Там, хотя бы, соотношение потерь могло быть обратным.
Генерал сел в свою машину, дал команду своему шофeру Нагелю двигаться вперeд. Обер-лейтенант Шпехт, пользуясь своими правами любимого адъютанта, попытался вставить замечание, но, отрезвлeнный холодным тоном командира корпуса, счeл за лучшее замолчать. В полном молчании генеральский "Опель", вместе с остальными машинами колонны, втягивался в очередной островок леса. Генерал понемногу успокаивался. Пока ничего непоправимого не произошло. Потери в пределах допустимой нормы. Правда, планом операции предусматривалось, что погибнут они намного позже - уже при смене северного направления движения корпуса на западное. Ну что же, придeтся увеличить процент потерь, но русские его всe равно не остановят. Манштейн вновь откинулся на спинку сиденья и попытался забыться тревожным сном, столь нелепо прерванным этой батареей противника.
Подминая подлесок КВ выходил на позицию. Высунувшись из своего люка, механик-водитель вглядывался в землю, определяя самый лучший путь. Зиновий боковым зрением фиксировал далeкое движение ещe одного КВ, позицию которого он назначил в паре километров от себя.
Пока всe шло согласно разработанному плану. Получив сигнал о прорыве противника, старший лейтенант Колобанов выдвинул свою группу к развилке дорог, стараясь перекрыть все возможные пути прорыва. Пять КВ его роты, вытянувшись широкой дугой, надeжно блокировали все три расходящиеся в разные стороны дороги. Торопились врыться в землю бойцы стрелковой роты, приданной его группе. Где-то на флангах, неслышимые из-за дальности расстояния, должны были занимать позиции самоходки CУ-76, пришедшие под его командование в самый последний момент.
Молодой комбат самоходчиков, узнав о прорыве, немедленно предложил ударить в лоб немецкой группировке. Горячился, кричал о превосходстве классовой теории, а значит и техники над противником.
- Комбат, ты в настоящем бою когда-нибудь был? - Спросил Зиновий, охолаживая не в меру разошедшегося лейтенанта.
- Нет, - немного замешкавшись ответил тот, - а разве это имеет значение?
- Твою, героя, мать. - Скривился от его слов капитан, командир стрелковой роты. - Слышь, лейтенант, у твоей самоходки лобовая броня какая?
- Двадцать миллиметров. - Ответил растерянный комбат. - А что?
- А у немцев не меньше тридцати. - Ответил капитан. - А теперь посчитай с какого расстояния ты их сумеешь пробить? А с какого они тебя? - И разгораясь злостью на сосунка, из которого война ещe не выбила геройскую дурь, он продолжил. - А ещe, посчитай количество похоронок, которые тебе писать придeтся после этого геройского удара. Если, конечно, останешься живым. А ещe, заранее напиши похоронку своей матери, чтобы старлей не мучился, сочиняя еe.
Далее капитан перешeл на откровенный мат, высказывая всe, что он думает о припадочных героях, способных положить своих бойцов ради желания покрасоваться орденами. Зиновий не прерывал его. Капитан был прав. И если бы он не сказал это, пришлось бы это делать самому старшему лейтенанту Колобанову.
Растерянный лейтенант, совсем ещe пацан, получивший под командование батарею всего месяц назад, был лучшим по подготовке в училище, из которого их досрочно выпустили в конце апреля. Боевого опыта у него, конечно, не было. Их самоходный полк перебрасывали с одного участка фронта на другой, сохраняли, как последний резерв на крайний случай. И вот он настал. Полк раздeргали по батареям, разбросали по всем мало-мальски пригодным для движения танков дорогам в усиление ротам сороковой танковой бригады седьмого танкового корпуса.
