Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
Он отпер дверь, вытащил ящик, посмотрел на пластиковую бирку с именем женщины, прикрепленную в изголовье. Все равно это кто-то неизвестный, подумал он. Он поднял внутреннюю крышку и посмотрел на спокойное, смертельно бледное лицо незнакомки. Свет его скафандра отражался в помятом пластиковом мешке, укрывавшем женщину, – ни дать ни взять покупка из магазина. Трубки изо рта и носа уходили куда-то под ее спину. Над связанными на затылке волосами, в изголовье, светился маленький экран. Женщины выглядела неплохо с учетом того, что ее состояние очень напоминало смерть. Руки ее были скрещены на груди – на бумажном платье. Он посмотрел на ногти замороженной, как советовал Эренс. Довольно длинные – но он видел и подлиннее.
Он снова посмотрел на панель управления и ввел еще один код. Все лампочки на панели замигали, но красный огонек горел, как и прежде. Он открыл маленькую красно-зеленую дверцу в изголовье и достал маленькую сферу – что-то вроде тонких зеленых проводов, намотанных на голубой ледяной кубик. За соседней дверцей находился выключатель. Он открыл дверцу и положил пальцы на выключатель.
Он держал в руке мозгограмму, записанную на маленьком синем кубике. Очень хрупком. Палец другой его руки замер на выключателе – одно движение, и женщина мертва.
Сделает он это или нет? Он ждал, словно верил, что какая-то часть его собственного разума примет ответственность на себя. Раза два-три ему казалось, что вот-вот придет позыв, желание нажать выключатель и он начнет делать это мгновение спустя, – но каждый раз желание удавалось подавить. Палец его оставался на выключателе, а взгляд был прикован к маленькому кубику в защитной оболочке. Он подумал: как примечательно и в то же время до странности грустно, что весь человеческий мозг может вместиться в столь малом объеме. Еще он подумал, что человеческий мозг лишь немногим больше голубого кубика и использует куда более старые ресурсы и методы работы, а потому выглядит не менее впечатляюще (но так же печально).
Он закрыл женщину, чтобы та и дальше пребывала в своем холодном сне, и продолжил медленно двигаться к центру корабля.
– Не знаю я никаких историй.
– Каждый знает какую-нибудь историю, – возразил Кай.
– А я – нет. Мои истории неподходящие.
– Что значит «неподходящие»? – ухмыльнулся Кай.
Оба сидели в кают-компании среди скопившегося мусора. Он пожал плечами:
– Неинтересные. Их не будут слушать.
– Люди хотят слушать всякое. Подходящая история для одного может прийтись не по душе другому.
– Ну, я-то могу рассказывать лишь те истории, которые сам считаю подходящими, а у меня таких нет. Нет таких историй, которые я хотел бы кому-то рассказать.
Он мрачно ухмыльнулся, глядя на Кая.
– Это другое дело, – кивнул Кай.
– Вот уж точно.
– Тогда скажи мне, во что ты веришь, – предложил Кай, наклоняясь к нему.
– С какой стати?
– А почему нет? Просто потому, что я попросил.
– Нет.
– Не будь таким высокомерным. Кроме нас троих, на триллион километров вокруг никого нет. А с кораблем скучно. С кем еще разговаривать?
– Нет ничего такого.
– Вот именно. Никого и ничего.
И Кай с довольным видом посмотрел на него.
– Я хотел сказать, что нет ничего такого, во что я верил бы.
– Совсем ничего?
Он кивнул. Кай тоже кивнул, откинулся к спинке и задумался.
– Должно быть, они здорово тебе нагадили.
– Кто?
– Те, кто лишил тебя того, во что ты верил прежде.
Он медленно покачал головой.
– Никто меня ничего не лишал, – сказал он. Кай молчал, и тогда он вздохнул и задал вопрос: – Ну а ты, Кай, ты во что веришь?
Кай посмотрел на пустой экран, закрывавший бóльшую часть стены кают-компании.
– В кое-что иное, что отличается от ничего.
– Все, что отличается от ничего, носит имя.
– Я верю в то, что нас окружает, – сказал Кай, скрестив руки на груди и откинувшись к спинке кресла. – Я верю в то, что мы видим, сидя в карусели, в то, что мы видим, когда включен экран. Но далеко не только в это.
– А если одним словом, Кай?
– Пустота, – ответил Кай с мимолетной робкой улыбкой. – Я верю в пустоту.
Он рассмеялся.
– Это мало отличается от ничего.
– Не совсем, – возразил Кай.
– Большинству из нас кажется именно так.
– Давай я расскажу тебе одну историю.
– А стоит?
– Ты можешь не слушать.
– Да?… Ну ладно, давай. Хоть время убьем.
– А история такая. Она, кстати, не выдуманная, хотя это и не важно. Есть место, где существование или несуществование души – очень серьезный вопрос. Многие люди, целые семинарии, колледжи, университеты, города и даже государства посвящают почти все время рассмотрению и обсуждению этой проблемы, а также близких к ней тем.
Около тысячи лет назад один мудрый король-философ, который считался мудрейшим из людей, заявил, что люди слишком много времени уделяют обсуждению этих вещей. Если решить этот вопрос раз и навсегда, можно будет направить их энергию на практические дела, что пойдет на пользу всем. Вот он и возжелал положить конец спорам, собрав мудрейших людей всевозможных убеждений из разных частей света.
Много лет ушло на то, чтобы созвать всех, кто согласился участвовать в диспуте, но еще больше времени было потрачено на сами дебаты, подготовку статей, трактатов и книг, плетение интриг, даже на драки и убийства.
Король-философ удалился в горы, намереваясь провести эти годы в одиночестве, и освободил свои мысли от всего прочего: он надеялся вернуться, когда споры закончатся, и произнести окончательный вердикт.
По прошествии многих лет за королем послали. Когда он почувствовал, что готов вынести заключение, то выслушал всех, кто считал необходимым высказаться насчет существования души. Все произнесли свои речи, и король удалился поразмыслить.
Год спустя король объявил, что принял решение, сказав, что ответ не так прост, как все полагают, и что он будет помещен в книге, содержащей несколько томов. Король учредил два издательства, и каждое опубликовало по огромному, толстому фолианту. В первом были два предложения: «Душа существует. Души не существует». И так раз за разом, фраза за фразой, страница за страницей, абзац за абзацем, глава за главой, раздел за разделом. Во втором томе точно так же повторялись предложения «Души не существует. Душа существует». Стоит добавить, что на языке того королевства каждое предложение содержало одинаковое количество слов и даже букв. Других слов, не считая двух титульных листов, на всех этих тысячах страниц не было. Книги начали и закончили печататься в одно и то же время, тираж их был одинаковым. Оба издательства находились в абсолютно равном положении.
Люди искали в книгах подсказки, пытались найти хотя бы единственный повтор, скрытый в глубинах двух томов, найти хотя бы малейшую разницу – лишнюю или недостающую букву, – но безуспешно. Они обратились к самому королю, но тот принял обет молчания и крепко привязал к телу руку, служившую ему для письма. Он кивал или качал головой, отвечая на вопросы, которые касались управления королевством, но не подавал никаких знаков относительно обоих томов и существования или несуществования души.
Начались яростные споры, вышло множество книг, возникли новые культы.
Полгода спустя после выхода в свет названных томов появились два новых, но на сей раз издательство, опубликовавшее том, который начинался со слов «Души не существует», выпустило новый, и начинался он с фразы «Душа существует». Второе издательство пошло тем же путем – изданная им книга открывалась словами «Души не существует». Это стало традицией.
Король дожил до глубокой старости, при его жизни вышло в свет несколько десятков томов. Когда он лежал на смертном одре, то придворный философ положил по экземпляру каждой книги с обеих сторон подушки, надеясь, что перед смертью король повернет голову направо или налево, – и по первому предложению внутри соответствующей книги можно будет понять, к какому выводу пришел монарх… Но тот умер, так и не повернув головы и смотря прямо перед собой.
Это произошло тысячу лет назад. Книги до сих пор издаются. Они стали частью нашего образа жизни и нашего мировоззрения, источником бесконечных споров и…
– У этой истории есть конец? – спросил он, подняв руку.
– Нет. – Кай самодовольно улыбнулся. – Конца нет. Но в этом-то и заключается смысл.
Он покачал головой, поднялся и вышел из кают-компании.
– Но если у чего-то нет конца, – прокричал ему вслед Кай, – это вовсе не означает, что оно не может иметь…
Он прошел по коридору, закрыл за собой дверь лифта. Кай заерзал в своем кресле, глядя на показания лифтового табло: кабина остановилась в центре корабля.
– …разрешения, – тихим голосом договорил Кай.
Спустя примерно полгода после пробуждения он чуть не убил себя.
Он находился в кабине лифта и смотрел на фонарик, который медленно вращался в центре кабины. Фонарик он оставил включенным, а все остальное освещение выключил, наблюдая, как крохотная светящаяся точка медленно движется вдоль округлой стены кабины – медленно, как стрелка часов.
