Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий
– Где мы сейчас? Куда идти? Где Санька и Людвиг? Кто понесёт Томаса? Надо будет подниматься на скалу, используя канат? Ерунда, поднимемся…
– Папка жив? – неожиданно подал голос парнишка. – Как хорошо-то! Я снова заговорил? Может, и ноги мои ожили? – он, опираясь на руку Егора, с трудом поднялся на ноги, сделал первый неуверенный шажок, за ним – следующий…
– Какой же ты у меня молодец! – со слезами на глазах похвалила сынишку Герда. – В отца пошёл!
Неожиданно она сделалась мрачнее грозовой тучи и, нерешительно посмотрев на Егора, задала вопрос, которого он ждал:
– Александр Данилович, а как же быть с ранеными матросами? Уйти, пользуясь их бессознательным состоянием? Оставить несчастных на съедение этим кровожадным дикарям? Или убить парней самим, избавляя их от страданий? Чёрт меня побери, но всё это – так плохо и нечестно! Что же будем делать?
– Я позабочусь о ребятах, не беспокойся! – заверил Егор. – Есть, понимаешь ли, один план… Всё, на праздные разговоры у нас больше нет времени. Томас, держи кусок верёвки! Крепко привяжешь его к стропилам, когда уже будешь на крыше, и сбросишь конец мне. По-простому распахнуть дверь и выйти наружу? Нет, так не получится, маори могут заметить…
Первым на крышу, предварительно встав на плечи Егора, выбрался Томас Лаудруп, потом – совместными усилиями – они туда же доставили и Гертруду.
– Господин командор! – неожиданно пришёл в себя один из раненых матросов. – Господин командор, а как же мы? Вы, что же, бросаете нас?
– Я никогда не бросаю друзей и соратников в беде! – успокаивающе подмигнул шведу Егор. – Минут через десять-пятнадцать вернусь, братишка, не сомневайся! – крепко ухватился ладонями за верёвку, сброшенную Томасом, и полез наверх.
Ещё через несколько минуты они стояли на каменистой земле за задней стеной хижины-табу.
– Ой, и дядя Ваня здесь! – удивился Томас. – Здравствуйте, дядя Ваня!
– Привет! – коротко и хмуро ответил Ухов и, беря в руки бочонок с порохом, обеспокоено доложил Егору: – Трое людоедов направляются в нашу сторону. Как договаривались, поджигаю шнур и запускаю бочку…
– Подожди немного! – велел Егор. – Всего трое, говоришь? В таком раскладе мы резко меняем диспозицию. Ты – с бочонком – идёшь вон к тому углу данной халупы, а я – к противоположному. Дальше всё просто – как только я метну гранату, так ты и катнёшь вниз по склону бочку… Всё, действуем!
Егор осторожно выглянул из-за угла. До приближавшейся троицы дикарей было метров сто сорок – сто пятьдесят, так что, оставалась ещё целая куча времени, чтобы понаблюдать за незваными визитёрами.
По центру, чуть впереди спутников, выступал кривоногий, низенький, очень кряжистый и совершенно лысый старикашка, в уши, нос и щеки которого было вставлено два-три десятка деревянных и костяных палочек. Вся грудь дедушки была густо вымазана в свежей (человеческой?!) крови.
«Положительно, какой-нибудь местный шаман», – предположил внутренний голос, относящийся с подозрением ко всем – без единого исключения – служителям культа. – «Как же без их скользкой братии – во всяких делах пакостных?».
Справа от шамана мелко семенил неприметный и суетливый типчик средних лет, украшенный гривой длинных и сальных волос.
«Обычный природный халдей, как же, видали таких!», – уверенно классифицировал типчика прозорливый внутренний голос. – «Наверняка, льстивый прихвостень и верный лизоблюд местного главного вождя… Такого суетливого таракана пристукнуть – самое, что ни наесть, святое дело!».
А, вот, слева от лысого старикана грациозно шагала молоденькая девица (обнажённая по пояс) такой совершенной и ослепительной красоты, что у Егора, даже, мелкие горячие мурашки побежали по спине…
«Ну, надо же, братец… Ноги у неё начинаются, такое впечатление, от самых подмышек! А грудь-то какая! Упасть и не встать…», – зашёлся в самом натуральном экстазе впечатлительный и эротически подкованный внутренний голос. – Такую красавицу и убивать жалко! Впрочем, наверняка, обыкновенная местная шлюшка, ублажающая – в соответствии со строгим планом-графиком – всю туземную похотливую знать…».
Когда до подозрительных посетителей оставалось метров тридцать пять, он резко провёл кончиком короткого зажигательного шнура по рукаву камзола и, убедившись, что на конце шнура загорелся яркий огонёк, сильным движением метнул гранату в цель…
Ещё через семь-восемь секунд мимо трёх обезображенных и неподвижных тел пронёсся, резко набирая ход, бочонок с порохом, разбрасывая во все стороны мелкие и частные искры от огненного круга, образованного бешено крутящимся горящим кончиком закреплённого на торце шнура.
«Только бы Ванька правильно прицелился!», – молил, позабыв обо всём на свете, взволнованный внутренний голос. – «Только бы – рвануло вовремя…».
Всё прошло – как нельзя лучше: бочонок на страшной скорости врезался в помост, где располагалась туземная верхушка (ну, и с десяток пар новобрачных), через мгновение раздался сильнейший взрыв…
Когда пороховой дым частично рассеялся, стало ясно, что противник понёс очень серьёзные потери, а оставшиеся в живых маори беспорядочно разбегаются во все стороны – кроме той стороны, где находилась чёрная скала-табу. Ещё через мгновение ярко вспыхнули, озаряя всё вокруг, соломенные крыши двух длинных складов-бараков. Ветер, впрочем, дул с океана, так что, жилые строения деревни пока оставались в относительной безопасности.
– Всё, господа и дамы, начинаем срочную эвакуацию! – обратился Егор к соратникам. – Нашим диким друзьям сейчас совершенно не до нас, но, всё равно, надо торопиться…
Было решено, что первым на скалу по верёвке будет взбираться Томас Лаудруп, который за время долгого морского плавания превратился в толкового и умелого юнгу, бесстрашно лазившего по мачтам и прочим корабельным снастям.
– Как только заберёшься наверх, незамедлительно передай сержанту Васильеву (высокий такой, краснолицый и кудрявый) мой строгий приказ: – «Немедленно запускать китайский фейерверк!», – велел Егор и пояснил для Гертруды: – Это будет условным сигнал для шкипера Емельяна Тихого. «Артур» сразу же подойдёт к берегу и откроет по туземной деревне беглый пушечный огонь, а потом высадит на берег крепкий десант. Короче говоря, всё будет хорошо… Ладно, Томас, лезь уже! Да, ещё передай Васильеву, что второй будет подниматься мадам Гертруда. Когда я дважды дёрну за верёвку, то пусть тянут…
Мальчишка, ловко перебирая руками и ногами, быстро полез наверх, а Егор неуверенно спросил у датчанки:
– Герда, а за что…, то есть – как… Как мы тебя будем обвязывать?
– Зачем это – меня обвязывать?
– Ну, чтобы затащить на скалу…
– Не смешите, сэр командор! – всерьёз обиделась Гертруда. – Я уже достаточно давно плаваю по морям и океанам, и на такую несерьёзную высоту заберусь, конечно же, без всякой посторонней помощи… Ага, Томас уже долез, теперь моя очередь… Э-э, господа хорошие! – Егор с искренней радостью услышал голос прежней Герды, своевольной и насмешливой. – Отойдите-ка в сторонку и повернитесь ко мне спинами! Будто бы я не знаю, что под женские юбки очень удобно заглядывать – снизу вверх…
На вершине чёрной скалы что-то загадочно зашипело, и уже через пару-тройку секунд в новозеландское ночное небо взвились – с громким треском – цветные потешные огни.
«Наверняка, маори решат, что это их кровожадные боги – со священной скалы-табу – подают сигналы», – предположил внутренний голос. – «Только, вот, как туземцы эти сигналы растолкуют?
Они с Ванькой послушно отошли метров на десять-двенадцать в сторону и повернулись, как и было велено, к Гертруде спинами.
– Ты же, Александр Данилович, здесь останешься, с ранеными шведами? – спросил Ухов-Безухов. – Ну, оно, наверное, и правильно… А мне что делать прикажешь? Двигаться обратно к океану прежней дорогой, садиться в шлюпку и грести к «Буйволу»?
– Ни в коем случае! Я видел, как многие маори уходили за пределы деревни через тайные калитки в высоком заборе. Так что, по пути к океану можно запросто напороться на этих рассерженных деятелей – со всеми вытекающими последствиями… Поэтому, родные, сидите себе на вершине скалы-табу и спокойно дожидайтесь прихода нашего десанта. Да, гранаты-то свои мне оставь, жадина…
Ухов следом за Гердой полез по верёвке на чёрную скалу, а Егор, предварительно освободив в каменной нише широкую площадку от полуистлевших человеческих костей (решил – на всякий случай – перебазировать раненых матросов в это естественное укрытие), снова направился к задней стенке хижины.
Он, используя поставленный на попа второй бочонок с порохом в качестве приставки, не без труда забрался на крышу, через отверстие в соломенной кровле спустился внутрь, успокоил – как мог – раненых матросов, пришедших в себя, напоил их водой, чуть приоткрыл дверь хижины и, вооружившись подзорной трубой, осторожно выглянул наружу.
