Станислав Сергеев - Достойны ли мы отцов и дедов-2
Ну что ж по подвигу и награда. Я достал пистолета, чуть оттянул затвор и демонстративно посмотрел на патрон в патроннике. Это послужило сигналом к действию. Мои соратники стали доставать свои пистолеты, в основном трофейные Парабеллумы и передергивать затворы. Через сорок секунд дворик дома, где всю ночь насиловали четырех еврейских девочек, огласился хлопками пистолетных выстрелов и диким воем. Это продолжалось около пяти минут, когда крики и всхлипы затихли после контрольных выстрелов в голову.
Бойко и Воропаев деловито подхватили обер-лейтенанта и выволокли его через калитку, оставив во дворе четыре трупа с перебитыми пулями коленями, локтевыми суставами, ребрами. За ними вышли и мы. Катя вывела девочку, которая все еще была в шоке, а Игорь вынес свою ношу, которую на время положил во дворе.
Немец, обалдев от такой расправы, несколько минут пытался прийти в себя. Для ускорения этого процесса пришлось ему отвесить несколько затрещин.
Когда он более ни менее пришел в себя, то попытался поиграть в гордого офицера Великой Германии, но и тут помогла смекалка бойцов из будущего, прошедших грязную гражданскую войну. Методикой ускоренного допроса в полевых условиях в той или иной мере владели почти все, поэтому через десять минут хрипя от боли, оберлейтенант запел соловьем.
Он оказался нашим коллегой, офицеров разведывательно-диверсионного подразделения, которого за некие прегрешения спрятали в тылу, командовать командой украинских националистов. Они были направлены в распоряжение командира 29-го армейского корпуса Вермахта под Фастов, для организации охраны эшелона с пленными советскими офицерами. Железнодорожный вокзал в Фастове был уничтожен недавним авианалетом, поэтому в пяти километрах от города для снабжения 6-й полевой армии, руками советских военнопленных был построен резервная разгрузочная станция, через которую проходили все грузы, направляемые железнодорожным транспортом для нужд армии.
Еще он вполне подробно рассказал и показал на карте, где расположен штаб корпуса. На самом интересном месте в его рассказе меня отвлек капитан Васильев, который в сопровождении своих бойцов, привел восьмерых красноармейцев во главе со старшим лейтенантом-танкистом. Это наверно те, кого каратели недавно захватили. Конечно, выглядели они не очень хорошо, избитые при захвате, голодные и грязные. Но вот ненависть, с которой они на нас смотрели, заставляла чувствовать какую-то затаенную гордость за наших предков. Единственное что я не учел, что мы не успели убрать трупы расстрелянных карателей и, увидев эту кучу тел, глаза советского командира и его бойцов, хищно блеснули. Да все у него было написано на лице: оккупанты начали «мочить» своих верных псов. Как от такого не порадуешься. Васильев молча протянул мне командирскую книжку, которую нашли в вещах Мельнера. Раскрыв ее, пролистал и вслух прочитал.
— Старший лейтенант Евгений Павлович Шестаков. В/ч 6722.
Тот удивился моим русским языков, но смотрел исподлобья.
— Интересно это что за часть то такая?
Он молчал. Ладно. Я подошел к БТРу и вызвал базу. Через пять минут у меня была информация об открытом наименовании этой части и ее боевом пути.
— Ну что, товарищ старший лейтенант Шестаков? Говорить не хотим. Значит так. Вч 6722 30-й танковый полк, 15 танковой дивизии 16 механизированного корпуса. Вы что сюда от самого Бердичева топаете? А где же ваши танки?
Но ответа я так и не получил. Вот что дальше делать, нужно было решать сейчас. Слишком много интересного рассказал Мельнер. Тут целая станция под боком и там наверняка рядом перевалочная база для грузов армейского уровняю. Прежде чем туда лезть, надо провести разведку. Да и наличие большого количества военнопленных нам будет на руку — создадим панику и под шумок можем неплохо повеселиться.
Я повернулся к Васильеву.
— Деревню зачистили?
— Да, но одного не нашли.
— Плохо, нужно уходить. Значит так. Отрядить людей, трупы погрузить в трофейные машины. Вывезем, где-нибудь в лесу припрячем. После такой картины немцы точно деревню сожгут. Красноармейцев тоже привлеките к работам, чтоб не одного тут тела не осталось. По возможности соберите гильзы и уберите все следы. Как организуешь, бери этого старлея и ко мне. Пообщаемся на военно-патриотичные темы, а я пока этого абверовца колоть буду, уж больно интересно, что они про меня еще знают. Вроде как до Могилева отсюда путь не близкий.
Но рассказ немца получился скомканным и не очень информативным. Служил под Могилевом, участвовал в поисках. Видел портреты нарисованные художниками криминальной полиции, которых привезли из Берлина люди Гейдриха, по рассказам очевидцев, видевших меня в лицо. Про склады и новую полевую железнодорожную станцию знает в общих чертах. В общем, слышал звон, а не знает где он. Мне он был не интересен, но вот руководству советской контрразведки будет интересно с ним пообщаться. Поэтому когда закончили погрузку трупов в трофейные грузовики, раздетый и связанный обер-лейтенант с мешком на голове уже сидел в десантном отсеке бронетранспортера…
А вот со старшим лейтенантом у нас разговор получился более конструктивным. Его ко мне подвел Васильев и сразу хотел уйти к своим, но я его остановил.
— Васильев останься. Ты у нас танкист. Сейчас надо определить, насколько правдив будет товарищ старший лейтенант.
Шестаков уже давно с удивлением смотрел на эсесовцев, которые все поголовно разговаривают на русском, как на родном языке, вооруженных в большинстве неизвестным оружием и имеющих многоколесные боевые машины неизвестной конструкции, уж в чем-чем, а в этом танкист разбирался.
Я спокойно посмотрел ему в глаза и представился.
— Майор Кречетов, командир специального подразделения главного управления государственной безопасности НКВД СССР.
Старлей недоверчиво смотрел на меня.
— Старший лейтенант Шестаков, вы и ваши бойцы с этого момента поступаете в распоряжение лейтенанта государственной безопасности Карева, который вас опросит, запишет ваши показания и доложит мне. Любые попытки неповиновения, пререкания и просто неисполнения приказа будут расцениваться как предательство в условиях специального задания, что влечет за собой немедленный расстрел на месте. Вам понятно?
Шестаков изменился в лице. Вот такого он точно не ожидал. Но не верить нам, ему тоже не было смыла. Какой резон нам, в тылу противника дурить голову пленным красноармейцам, не имеющим никакой ценности в условиях быстрого и победоносного немецкого наступления.
— Так точно товарищ майор.
Он все еще настороженно смотрел на меня.
— Это не значит, что вы прощены. На вас лежит пятно — вы попали в плен. Вы ушли со своих позиций, а должны были умереть за свою родину.
Шестаков опустил голову. Что такое наезды НКВД-шников он знал прекрасно и то, что его сейчас не шлепнули, говорит о том, что он и его люди нам нужны для какого-то задания. Он почти прав. С людьми у нас действительно тяжело. Я кивнул Егору.
— Егор забирай. Пока догрузят трупы, сними показания. Отдели его ото всех, на привале по одному расспросишь всех остальных. Вечером притащим полиграф, прогоним их еще так. Возьми Васильева, пусть расспросит их по танковым вопросам.
Он молча слушал.
— На базу мы их не берем?
Мне этого не хотелось делать. И так в последнее время много народа понабирали. Пока они станут единым отрядом, пройдет время. А тут еще новых набирать.
— Пока нет. На привале решим.
Через час, уже когда начало смеркаться, наша колонна, дополненная двумя трофейными грузовиками покинула деревню. Девочек, которых спасли от карателей, пришлось отдать местным, с условием, что их переправят с другое село. Это я поручил полицаю, который бегал и звал нас на помощь. Для этого ему пришлось намекнуть, что он еще легко отделался, рано или поздно немцем разобьем и тогда вспомним, кто кому и когда служил. Полицай конечно проникся моментом, когда понял с какой силой он беседует. НКВД даже на оккупированной территории пользовалось авторитетом.
* * *На чердаке того самого дома, где всю ночь и весь день насиловали евреек, затаился последний солдат Олесь Винский, который во время приезда эсесовцев шарил на чердаке в поисках клада, который по его разумению всегда должен быть у евреев в доме. Когда всех его сослуживцев согнали к колодцу, он благоразумно не стал выходить, и через маленькое оконце видел все, что произошло на улице. Он прекрасно слышал, как обер-лейтенант узнал офицера СС, даже расслышал его фамилию и то, что все приехавшие с этим Зиминым говорили только на русском. «Москали». Эта мысль билась у него в мозгу. У него не было ни ненависти, ни злости. Только страх, что его найдут и накажут за те злодеяния, которые они творили в селах Украины по дороге сюда.
