Кен Фоллетт - Игольное ушко
Она услышала удаляющийся топот ног.
И ее вырвало.
Но неожиданно на нее навалилось переутомление, а затем и волна жалости к себе самой. Видит Бог, она настрадалась достаточно. Разве нет? В мире существовали полицейские и солдаты, чтобы справляться с такими ситуациями, а от нее, обычной домохозяйки и матери, кто мог требовать, чтобы она отбивалась от убийцы? И кто сможет ее хоть в чем-то обвинить, если она прямо сейчас все бросит? Кто с чистой совестью посмеет сказать, будто сумел бы действовать лучше, продержался бы дольше, сохранил бы силы для дальнейшего сопротивления?
Она больше не может. Теперь придется вмешаться им – полиции или армии, – кто бы там ни сидел у другого радиопередатчика. Она сделала все, что было возможно…
С трудом оторвав взгляд от жутких обрубков на оконной раме, она устало поплелась наверх. По пути прихватила второе ружье и принесла оба в спальню.
Слава Богу, Джо все еще не проснулся. Он едва ли вообще пошевелился за всю ночь, в благословенном забытьи не ведая об апокалипсисе, разразившемся вокруг. Но материнский инстинкт подсказал Люси, что сон его уже не так глубок. Ей достаточно было посмотреть на его лицо и вслушаться в дыхание, чтобы понять: сын скоро проснется и потребует завтрак.
Как же тосковала она сейчас по своей повседневной рутине: утром встать, приготовить завтрак, одеть Джо и заняться скучной, но безопасной домашней работой – помыть посуду, подмести полы, нарвать зелени в саду, заварить чай… Казалось невероятным, что она могла ощущать себя несчастной и одинокой с Дэвидом, коротая долгие монотонные вечера, живя среди серого и однообразного пейзажа, среди скал и вереска под вечный шелест дождей…
Она уже никогда не вернется, та, ее прежняя жизнь.
А ведь ей так хотелось большого города, музыки, людей, новых впечатлений! Сейчас от этих желаний не осталось и следа, и было даже трудно понять, зачем ей все это. Покой – вот что нужно человеку, казалось ей сейчас.
Люси сидела перед передатчиком, разглядывая тумблеры и крутящиеся ручки. Она должна выполнить последнюю миссию, прежде чем отдохнет. Сделав невероятное усилие, она заставила себя еще ненадолго сосредоточиться и собраться с мыслями. У рации не могло быть так уж много комбинаций для настройки и переключения. Она нашла ручку с двумя засечками, повернула ее и взялась за ключ для передач азбукой Морзе. Но не извлекла из него ни звука. Возможно, это означало, что включился микрофон?
Она притянула его к себе и заговорила:
– Алло! Алло! Кто-нибудь меня слышит? Алло!
Прямо на нее смотрел переключатель с надписями «Передача» – в верхнем положении – и «Прием» – в нижнем. И если она хотела услышать ответ из внешнего мира, то, совершенно очевидно, ей надо щелкнуть ручкой вниз, на «Прием».
Она еще раз сказала:
– Алло! Кто-нибудь слышит меня? – и переключила тумблер.
Сначала ни звука. А потом:
– Эй, там, на Штормовом острове! Говорите. Слышим вас хорошо.
Голос был мужской. Молодой и громкий, смелый и уверенный, а главное – живой и совершенно нормальный.
– Говорите, Штормовой! Мы всю ночь пытались наладить связь… Где вас черти носили?
Люси перевела переключатель в положение «Передача» и хотела что-нибудь сказать, но вместо этого просто разревелась.
36
От бесконечного курения и недосыпа у Персиваля Годлимана голова просто раскалывалась. Он налил себе немного виски, чтобы легче было продержаться до конца этой долгой и полной тревог ночи, но, как оказалось, совершил ошибку. Ему все начало действовать на нервы: погода, его кабинет, работа, война. И впервые за все годы, с тех пор как взялся за это дело, ему стало тоскливо без пыльных библиотечных полок, неразборчивых рукописных книг и средневековой латыни.
В этот момент вошел полковник Терри с подносом, на котором стояли две чашки с чаем и тарелка с бисквитами.
– Никто не спит во всем здании, – весело сообщил он, уселся и протянул Годлиману тарелку. – Не желаешь корабельных бисквитов?
От угощения тот отказался, но выпил чай, который на время взбодрил его.
– Мне только что звонил сам наш Великий, – объявил Терри. – Он тоже в ночном дозоре вместе с нами.
– Ему-то какого рожна не спится? – кисло усмехнулся Годлиман.
– Он обеспокоен.
Зазвонил телефон.
– Годлиман слушает!
– Вас вызывают из корпуса королевских наблюдателей в Абердине, сэр.
– Соедините.
В трубке почти сразу послышался другой, более молодой голос.
– Королевские наблюдатели из Абердина на связи, сэр.
– Что там у вас?
– Я говорю с мистером Годлиманом?
– Да. – Боже милостивый, эти вояки совершенно не умели переходить к сути дела сразу.
– Мы наконец установили связь со Штормовым островом, сэр… Там отвечает не наш штатный наблюдатель. У передатчика какая-то женщина…
– Что она говорит?
– Пока ничего, сэр.
– Как это понимать? – Годлиман готов был вспылить от нетерпения.
– Она просто… Короче, она только плачет, сэр.
Годлиман на секунду задумался.
– У вас есть возможность соединить меня с ней?
– Да. Не вешайте трубку. – На линии что-то защелкало, загудело, а потом Годлиман действительно услышал женский плач.
– Алло, вы меня слышите? – спросил он.
Но всхлипы продолжались. На другом конце провода снова появился молодой человек:
– Она не сможет услышать вас, сэр, пока не переключится на прием… А, кажется, она это сделала, говорите.
– Здравствуйте, юная леди, – сказал Годлиман. – Закончив говорить, я произнесу слово «прием», а вы переключите рацию в режим передачи, чтобы ответить мне. Если захотите услышать меня, повторите то же слово и снова переключитесь. Как поняли меня? Прием.
– О, слава тебе Господи, наконец-то мне толком все объяснили, – сказала женщина. – Да, я вас поняла. Прием.
– Вот и хорошо, – сказал Годлиман мягко. – А теперь расскажите, что у вас там происходит. Прием.
– Мужчину, потерпевшего кораблекрушение, выбросило к нам на берег два… нет, теперь уже три дня назад. Я думаю, он и есть лондонский убийца со стилетом. Он уже убил моего мужа, потом нашего пастуха, и сейчас бродит рядом с домом, а у меня здесь маленький мальчик… Я заколотила все окна и двери, стреляла в него из ружья, спустила на него собаку, но ее он тоже убил, а я ударила его топором, когда он хотел влезть в окно, но я больше не выдержу. Доберитесь сюда поскорее, умоляю! Прием.
Годлиман прикрыл трубку ладонью. Лицо его совершенно побледнело.
– Боже милостивый!
Но когда он снова заговорил с ней, голос его звучал сугубо по-деловому:
– Постарайтесь продержаться еще совсем недолго. К вам уже направляются военные моряки, пограничники, полицейские и еще несколько групп поддержки, но высадиться на остров им пока мешает шторм… А теперь соберитесь, пожалуйста. Есть одна вещь, которую я попрошу вас сделать, но я не могу объяснить зачем, поскольку нас сейчас, вероятно, слышат очень многие. Могу сказать только одно: сделать это абсолютно необходимо… Как поняли меня? Прием.
– Вас поняла, продолжайте. Прием.
– Вы должны вывести из строя рацию. Прием.
– О, только не это, ради всего святого…
– Вы должны… – Но он понял, что она продолжает передачу.
– Я не могу… Я не сумею.
А потом донесся ее вскрик.
– Алло, Абердин! Что происходит? – спросил Годлиман.
Ему ответил тот же молодой человек.
– Рация все еще включена, сэр, но она перестала говорить. Мы ничего не можем разобрать.
– Она кричала.
– Да, это мы тоже слышали.
Годлиман сделал паузу.
– Как у вас там с погодой?
– Дождливо, сэр, – несколько озадаченно ответил молодой человек.
– Я с вами не светскую беседу веду! – рявкнул на него Годлиман. – Есть признаки, что буря ослабевает?
– Она заметно стихла за последние несколько минут, сэр.
– Хорошо. Немедленно свяжитесь со мной, как только женщина снова выйдет в эфир.
– Будет исполнено, сэр.
Годлиман обратился к Терри:
– Невообразимо, что пережила эта бедная девушка на острове… – Он держал пальцы на телефонной трубке. – Если бы только она сумела вывести из строя рацию, то…
– …то нам стало бы не так важно, убьет он ее или нет, – бросил Терри, перекидывая ногу на ногу.
– Заметьте, не я это сказал, – нахмурился Годлиман и снова заговорил в трубку: – Соедините меня с Блоггзом на авиабазе в Росите.
Блоггз проснулся словно от толчка и вслушался. Уже рассвело. И все остальные в сборном домике тоже вслушивались. И не слышали ничего. Именно этого им сейчас и хотелось: тишины.
Дождь перестал барабанить по крыше из гофрированного железа.
Блоггз подошел к окну. Небо оставалось серым, и лишь на востоке протянулись обширные, совершенно безоблачные полосы. Ветер внезапно почти полностью прекратился, а проливной дождь перешел в легкую морось.
Летчики тут же принялись облачаться в свои куртки, надевать шлемы, завязывать шнурки на высоких башмаках, закуривать по последней сигарете.
