Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)
Его посетителем был похожий на тень маленький человек, пятидесяти пяти-шести лет, незаметная, незначительная персона с узкой яйцеобразной головой, поросшей редкими седыми волосами. Он был одет просто, в старый потертый коричневый костюм времен Эйзенхауэра, что делало Ломброзо в его шедевре портновского искусства похожим на экстравагантного павлина, и даже я почувствовал себя денди в своем каштановом вязаном свитере, который носил уже пять лет. Он тихо сидел, ссутулившись и сжав руки. Он казался незаметным, почти невидимым, из породы урожденных Смитов. Его кожа свинцового оттенка, холодная, дряблая, говорила о духовном и физическом истощении. Время забрало у этого человека силу, которой он, возможно, когда-то обладал.
— Я хочу познакомить тебя с Мартином Карваджалом, Лью, — сказал Ломброзо.
Карваджал встал и протянул мне руку. Она была холодной.
— Очень приятно, наконец, познакомиться с вами, мистер Николс, — сказал он мягким глухим голосом, дошедшим до меня как будто с края вселенной. Необычно устаревшее построение фразы приветствия звучало странно. Я недоумевал, что он здесь делает. Он выглядел каким-то обескровленным, человеком, ищущим мелкой канцелярской работы, или, что более вероятно, каким-нибудь выброшенным за борт жизни дядюшкой Ломброзо, пришедшим сюда за ежемесячным подаянием. Но в берлогу финансового администратора Ломброзо допускались только сильные мира сего.
Однако, Карваджал не был реликтом, за которого я его принял. Уже в момент рукопожатия он проявил неожиданный поток силы; встав, он стал выше, черты лица напряглись, какой-то средиземноморский румянец сделал ярче цвет его лица. Только его глаза, унылые и безжизненные, выдавали роковую отстраненность.
Ломброзо сказал нравоучительно:
— Мистер Карваджал был один из самых щедрых спонсоров предвыборной кампании, — бросая на меня вкрадчивый финикийский взгляд, говорящий: «Обращайся с ним хорошо, Лью, нам еще нужно его золото».
То, что этот неряшливый, нездоровый незнакомец оказался преуспевающим благодетелем кампании, человеком, которому надо льстить, заискивать перед ним и допускать в святая святых делового должностного лица, основательно потрясло меня, так как очень редко я ошибался в ком-либо так глубоко. Но мне удалось вежливо улыбнуться и сказать:
— А чем вы занимаетесь, мистер Карваджал?
— Инвестициями.
— Он один из самых проницательных и удачливых частных лиц, играющих на бирже, — сказал Ломброзо.
Карваджал самодовольно кивнул.
— Вы зарабатываете только на фондовой бирже? — спросил я.
— Целиком.
— Я никогда не думал, что такое возможно.
— О, да, да, это можно сделать, — сказал Карваджал. Его голос, тонкий и сиплый, раздавался как будто из могилы. — Все, что нужно — это достаточное понимание тенденций и немножко мужества. А вы никогда не играли на бирже, мистер Николс?
— Чуть-чуть. Лишь по-любительски.
— Вам везло?
— Пожалуй. Я сам обладаю способностью схватывать тенденции. Но я чувствую себя неудобно, когда начинаются дикие и безумные колебания. Двадцать — наверх, тридцать — вниз. Нет, спасибо. Я предпочитаю надежные предприятия.
— Я тоже, — ответил Карваджал, придавая своему утверждению налет таинственности, намек на скрытое значение. Но это сбило меня с толку, заставило почувствовать дискомфорт.
Мелодичный звонок раздался во внутреннем кабинетике Ломброзо, отделенном от основного дверью и коротким коридором налево от письменного стола. Я знал, что это звонит мэр, секретарь всегда переключала связь с Куинном во внутренний кабинет, когда у Ломброзо были посетители. Оставшись наедине с Карваджалом я вдруг почувствовал непреодолимое беспокойство: кожа начала гореть, горло сдавило, как будто какое-то мощное, источаемое им физическое излучение стало непреодолимо изливаться на меня, как только исчезло сдерживающее присутствие Ломброзо. Я не мог оставаться. Извинившись, я торопливо бросился вслед за Ломброзо в другую комнату — узкую пещеру, от пола до потолка наполненную книгами, тяжелыми, богато украшенными томами талмудов, переплетенных книг и рукописей. Ломброзо был удивлен и рассержен моим вторжением. Он сердито указал пальцем на телефонный экран, на котором были видны плечи и голова мэра Куинна. Но вместо того, чтобы уйти, я изобразил целую пантомиму извинений, идиотски гримасничая, пожимая плечами, размахивая руками и подпрыгивая. Это заставило Ломброзо попросить мэра на минуту отключиться. Экран погас.
Ломброзо посмотрел на меня.
— Ну, что случилось?
— Ничего. Я не знаю. Извини. Я не могу там оставаться. Кто он, Боб?
— Я только что говорил тебе. Большие деньги. Сильная опора Куинна. Мы должны быть любезны с ним. Разве ты не видишь, я говорю по телефону. Мэр должен знать…
— Я не хочу быть с ним один. Он похож на ходячего мертвеца. Меня бросает в дрожь от него.
— Что?
— Я серьезно. От него на меня исходит какая-то сила, Боб. Он вызывает у меня желание уйти. Он создает жуткую атмосферу.
— О Боже, Лью!..
— Я не могу. А ты знаешь, что делать?
— Он безобидный маленький старикашка, который делает огромные деньги на бирже и любит нашего мэра. Это все!
— Зачем он здесь?
— Чтобы встретиться с тобой, — сказал Ломброзо.
— Только для этого? Только чтобы увидеть меня?
— Он очень хотел поговорить с тобой. Сказал, что ему очень важно иметь дело с тобой.
— Что он хочет от меня?
— Я сказал все, что знаю. Лью.
— Мое время продается каждому, кто заплатит пять баксов Фонду кампании Куинна!
Ломброзо вздохнул:
— Если бы я сказал тебе сколько дал Карваджал, ты бы не поверил, но в любом случае, да, я думаю, ты должен уделить ему время…
— Но…
— Послушай, Лью, если хочешь больше узнать, обратись к Карваджалу.
— А сейчас возвращайся к нему. Будь очаровательным и дай мне поговорить с мэром. Иди. Карваджал тебя не съест. Он маленькая слабая штучка. — Ломброзо отвернулся от меня и нажал кнопку телефона. Мэр вновь появился на экране. Ломброзо сказал:
— Извини, Пол. У Лью небольшой нервный срыв, но он возьмет себя в руки. А теперь…
Я вернулся к Карваджалу. Он сидел не двигаясь, с понуренной головой, безвольно опустив руки, как будто огненный ветер пролетел по комнате, когда я ушел, и он сгорел. Медленно, с огромным усилием он пришел в себя, выпрямился, вздохнул, разыгрывая из себя героя из мультика, которого полностью выдавали его пустые пугающие глаза. Живой мертвец. Да.
— Вы с нами пообедаете? — спросил я его.
— Нет, нет. Я не буду навязываться. Я только хотел переговорить с вами, мистер Николс.
— Я к вашим услугам.
— Правда? Чудесно! — Он улыбнулся мертвенной улыбкой. — Знаете, я много слышал о вас. Даже до того, как вы занимались политикой. В каком-то смысле, мы с вами делаем одно дело.
— Вы имеете в виду биржу? — спросил я озадаченно.
Его улыбка стала ярче и еще более пугающей.
— Прогнозы, — сказал он, — для меня это биржа. Для вас — консультации по бизнесу и политике. Мы оба зарабатываем мозгами и нашим пониманием тенденций.
Я был неспособен воспринимать его. Он был темным, таинственным, загадкой.
— Сейчас вы поддерживаете локоть мэра, указываете ему дорогу вперед. Я обожаю людей, имеющих такое ясное видение. Скажите, какую карьеру вы предсказываете мэру Куинну? — спросил он.
— Блестящую!
— Блестящего мэра?
— Он будет самым лучшим из тех, кто был когда-нибудь мэром в этом городе.
Ломброзо вернулся в комнату. Карваджал спросил:
— А потом?
Я неуверенно посмотрел на Ломброзо, но его глаза были скрыты. Я был предоставлен самому себе.
— После этого срока в качестве мэра? — спросил я.
— Да.
— Он еще молодой человек, мистер Карваджал. Он может победить на трех или четырех выборах. Я не могу вам предоставить глубокого прогноза о том, что будет через двенадцать лет.
— Двенадцать лет в Сити Холле. Вы думаете, он намерен там оставаться так долго?
Карваджал играл со мной. Я чувствовал, что он меня втягивает помимо моей воли в своего рода дуэль. Я бросил на него пристальный взгляд и ощутил что-то пугающее и неопределенное, что-то мощное и непостижимое, что заставило меня предпринять достойный защитный маневр. Я сказал:
— А что вы думаете, мистер Карваджал?
Впервые отблеск жизни загорелся в его глазах. Он наслаждался игрой.
— Этот мэр Куинн займет более высокий пост, — сказал он мягко.
— В правительстве?
— Выше.
Я не сразу ответил, и не мог ответить тогда, неожиданная тишина разразилась из кожаных панелей стен и поглотила нас. Я боялся нарушить ее. Хоть бы опять позвонил телефон, подумал я, но все замерло, остановилось, как воздух морозной ночью, пока Ломброзо не выручил нас, сказав:
