Юрий Корчевский - Атаман царского Спецназа
Подталкивая копьями, оруженосцы повели нас по дороге. Посмеиваясь, рыцари верхом следовали за нами. На повороте дороги блеснула гладь реки. Наш берег был высокий. Никогда не любил нырять с высоты, да выбирать не приходилось.
Меня не обыскали – даже нож в ножнах остался, но куда поясному ножу против рыцарских лат и копий. А Петра? Ведь письмецо у него, цело ли оно?
Меня швырнули с крутого берега в реку первым, что было очень даже неплохо. Веревки на запястьях – не помеха, уж если я могу проходить сквозь каменные стены, веревки для меня не преграда. Я мгновенно освободился от пут и вцепился руками за выступавшие корни. Они рвались, но тормозили падение. Остаток пути я проехал на попе, немного разодрав штаны. Надо было спасать Петра. Петр, правда, закапризничал, не хотел умирать; отбивался от оруженосцев ногами, но его быстро спихнули вниз. Петр закричал было, прощаясь с жизнью, но внизу стоял уже я и с силой оттолкнул от камней в сторону, в воду…
– Петр, не перебивай и не удивляйся. Ложись на камни, притворись мертвым.
Петр, хоть и не осознал странность ситуации, как любой воин, выполнил мое указание без вопросов – улегся на камни и застыл. Я свалился рядом, лицом вверх. Ага, любопытные ливонцы. Вверху, из-за обрыва, выглянули рожи оруженосцев. Убедившись, что жертвы лежат на камнях, где им и положено быть, головы исчезли. Я выхватил нож, перерезал Петру веревки на руках.
– Сядь под кручу, отдохни, сейчас мой черед. Письмо у тебя?
Петр рукой полез за пазуху, пошуршал бумагой.
– Цело.
Я отбежал по прибрежной полосе чуть в сторону, поднялся по камням и поднял голову над обрывом. Рыцари расположились недалеко от высокого берега, сидели рядком на поваленном дереве. Кони паслись рядом, а оруженосцы разводили костер – видимо, рыцари задумали перекусить.
Я поднялся на берег, выхватил нож и метнулся к врагам, к рыцарям. На коне рыцарь – сила, но в пешем строю – неповоротлив. В полном рыцарском доспехе даже с земли подняться сам, без посторонней помощи, не может. Вот в бою против рыцаря нож – ничто, но сейчас это – очень удобная штука. Я бил в щель между нагрудником и шлемом. В бою сюда, в эту узкую щель, не попадешь даже саблей, но рыцари сидели, а я стоял, и уязвимое место бросалось в глаза.
Когда я расправился с двумя, то внезапно остановился. Передо мной был тот тонкоусый рыцарь, видимо, старший в дозоре, что велел нас утопить. Отплачу-ка я ему той же монетой. Я ударил его ногой в грудь, и он завалился назад. От удивления перед внезапно возникшей жертвой глаза рыцаря округлились.
– Зигфрид, посмотри, передо мной дух или демон?
Рыцарь повернул голову в сторону и сразу увидел убитых своих рыцарей. Не упали они лишь потому, что их держали латы, даже крови не было видно – вероятно, она лилась внутрь. Почуяв неладное, рыцарь рукой попытался достать меч, но кисть хватала пустое место. Тогда он попытался встать, что в полной броне совсем не просто, но я не дал ему этой возможности. Сильным ударом ноги в грудь я смял его латы. Они загромыхали, как пустое ведро.
– Ты полежи, остынь, я не надолго отлучусь.
Я бросился к оруженосцам, те не ожидали моего появления, оружие их лежало в стороне. Убил я их быстро и без жалости. Чего их жалеть? Они только что бросали нас с Петром на камни. Я отошел к убитым рыцарям. У кого-то из них на поясе видел моток веревки. Нашел.
Подойдя к рыцарю, перевернул его на бок, связал сзади руки, с трудом поднял. М-да, защита на нем хорошая, но коли в бою упадешь, самому без посторонней помощи не подняться.
– Иди! – Я подтолкнул пленника к обрыву. В глазах рыцаря метнулся страх.
– Что ты хочешь делать?
– То же, что и ты с нами, – утопить!
– Рыцарь должен умереть в бою, с мечом в руке, я благородного происхождения, ты не можешь поступить со мной, как с простолюдином.
– А меня или Петра ты спросил о происхождении?
Подведя его к обрыву, я свесился и крикнул:
– Петр, ты там?
– Да.
– Отойди в сторону, сейчас железо упадет.
Рыцарь стоял молча, не молил о пощаде.
– Помолись своему Богу, рыцарь! Ты зря на нас напал, видно, сегодня не самый счастливый день твоей жизни.
– Будь ты проклят, московит!
А вот это он зря. Упершись двумя руками, я спихнул его с кручи. Раздался металлический лязг, всплеск. Я посмотрел вниз. По воде расходились круги. Места, где можно спуститься, я не нашел и сбросил веревку.
Вытянул наверх Петра.
– Ты это… как спасся-то?
– Развязался.
– А я уж думал…Меня как по башке шарахнуло, так видения стал видеть; гадаю – то ли живой, то ли уж в раю. За выручку спасибо, жизнь ты мне спас. Ох, интересных воинов князь Иван себе в дружину подбирает.
– О том молчок, Петр, секреты хранить умеешь?
– А то!
Мы подошли в месту стоянки рыцарей. Здесь Петр удивился еще больше:
– Это кто же их?
Я засмеялся:
– Не догадываешься?
– Неужто ты один?
Петр удивленно покрутил головой.
– Ладно, коли такое дело – давай поедим; ты пока по узлам пошарь – чего они тут поесть с собой взяли, а я свою саблю поищу.
Саблю я нашел, подвесил на пояс. Привык я к ней, без нее как будто чего-то не хватает.
– Слышь, Юра, а на чем дальше поедем?
– Погляди, сколько лошадей!
– На рыцарских нельзя – под рыцарями лошади особые – сам смотри. Не по чину – спалимся сразу.
– Тогда на конях оруженосцев, уж они-то обычные.
– Надо переседлать, сбруя у них орденская, а морды у нас русские, сразу видать будет.
Мы взялись за дело: сняли седла и упряжь с наших павших лошадей, взнуздали ливонских. Пора и честь знать, надо ноги уносить: не дай бог еще кто-нибудь припрется, вдруг дозора пропавшего хватятся?
Перекусив, мы тронулись в дорогу. Петр обшарил убитых, посрезал кошели с монетами – им уже не надо, а нам расплачиваться за еду, да мало ли за что. Больше ничего не брали, странно будут выглядеть рыцарские здоровенные мечи на поясе у… ну, скажем, у простолюдинов. И как железо мечи продать нельзя – чужая сторона, рыцарский меч стоит дорого, передается по наследству – только полный идиот продаст его туземцу.
К вечеру почти добрались до места. Почти – это потому, что стены городские видны, а подобраться к ним – никак. Посреди большого озера стоит остров, а на нем – город, и ведет туда единственная дорога, довольно тщательно охраняемая сильным и многочисленным караулом.
Все это было видно, даже не напрягая зрения. Как говорится – видит око, да зуб неймет.
– Что делать будем? – спросил я Петра, все же он старший.
– Ума не приложу. Никакой бумаги, чтобы проникнуть в город через ворота, у нас нет. Ежели вплавь ночью, так на стены не взберемся – каменные да высокие, к тому же одежда мокрая будет – опять же подозрительно. Может, слуге какому голову скрутить да в его одежду переодеться?
– А язык немецкий ты знаешь? Городок невелик – небось все друг друга чуть ли не в лицо знают, спалимся.
– Коли умный такой – предлагай.
– Давай послание. Ночью я в город смогу незамеченным пробраться да весточку передать; даст Бог – и ответ доставлю.
Видно было, что Петр колеблется, все-таки я человек новый, в деле не проверен. Сделаю что не так – князь голову снимет.
Наконец он решился, достал из-за пазухи сложенный пергамент.
– Теперь слушай. Рядом с площадью костел стоит. Налево от него – улица, третий дом от костела, под красной черепичной крышей; человек там наш – женщина, звать Гертрудой, по-русски говорит хорошо. Кроме весточки надо передать кошель с деньгами. – Он протянул мне увесистый кожаный мешочек. Судя по весу – с золотыми монетами. – Ничего не попутай, как ответ получишь – сразу сюда. Я буду здесь ждать, но сам понимаешь – ночью безопасно, а днем дозор появиться может, тогда – конец.
– Все понял, давай лошадей в глубь леса отведем да подождем темноты.
– Как скажешь.
Привязав лошадей, я с наслаждением вытянулся на траве; Петр остался сторожить.
Как только появились первые звезды, Петр меня растолкал:
– Пора!
Ну, пора так пора. Я отцепил саблю, оставил только поясной нож. Рыцари могут носить только мечи, а саблями они не пользуются. Переплыл через ров, подошел к городу, прошел сквозь стену, пошел по улице. Похоже, вон костел, улица, третий дом. Вокруг него – садик. Подойдя к двери, постучался. Вышла молоденькая служанка в довольно фривольной одежде – более чем откровенное декольте: лишь чуть прикрытые соски, затянутая в корсет талия. Не спрашивая меня ни о чем, взяла за руку и повела в дом. Ешкин кот, куда я попал, это же натуральный публичный дом.
В большой комнате, скромно освещенной несколькими свечами, кавалеры сидели за столами, уставленными кувшинами с вином; на коленях у них восседали полуодетые или, скорее, почти раздетые девицы. Шум, гам, женский визг и смех. Надо признаться, в первую минуту я даже растерялся. Затем взял себя в руки:
– Мне бы Гертруду.
– О, господин понимает толк в женщинах!
