KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Альтернативная история » Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Игорь Курас, "Программист и бабочка (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– И?

– Что значит "и"? Нам нужна твоя помощь. Мы хотим, чтобы ты поговорил с Тони по-русски. Сейчас он подойдет сюда, и ты задашь ему вопрос по-русски. Он этого не ожидает и, так как никакого русского, по нашим предположениям, Тони не знает, он сразу же сядет в лужу!

Вот как! Они хотят вывести Тони на чистую воду и, при этом, посадить его в лужу. Какой замечательный складывается, с позволения сказать, оксюморон.

Я представил себе толстого голого Тони, вымытого в чистой воде и затем посаженного в лужу, и картинка в моей голове получилась вполне достойная участия в выставке Дегенеративного искусства в Мюнхене 1937 года.

– Ну, что же. Черт с вами. Я поговорю с Тони.

– Вот, он идет! Он подходит сюда. Тихо! Сделайте умные лица.

Как будто возможно такое лицедейство!

– Привет, Тони! Как твои дела? Говорят, что ты понимаешь русский, – заинтересованно говорю я, привстав и пожав Тони руку.

– Бородайский берег! – отвечает Тони непринужденно. – Пушка!

Стол замирает в ожидании чуда.

– Ну, пушка, так пушка, Тони, – говорю я. – Честно тебе скажу: где-то в глубине души я надеялся, что ты знаешь русский. Мы могли бы с тобой травить анекдоты, промывать косточки начальству, обсуждать местных девчонок. Жалко, что это не так. Бородайский берег, конечно, сильно сказано, но русский ты ни фига не знаешь.

– Ухтарский привет! Я и не стараяна другажа бума!

– Другажа бума. Совсем другажа, Тони. И не говори. Я и сам так иногда думаю.

– Истрица старкин. Бородайский берег!

– Истрица-сестрица, а тебе не спится? Что там про Бородайский берег, Тони? Не боись, чувак. Я этим олухам тебя не выдам. Будешь ты с сегодняшнего дня официальным полиглотом.

И я перехожу на английский и говорю им, что да, как вы тут все видели, Тони говорит на хорошем русском. Небольшой акцент, конечно, есть, но, в общем и целом, – хороший литературный русский.

– Сейчас на таком литературном русском не все и в России говорить умеют, – добавляю я. – С таким русским Тони запросто мог бы быть, например, выбран в русскую Думу или вести какую-нибудь развлекательную передачу на русском телевидении.

Все немного смущены неожиданным поворотом событий, но показательное выступление Тони и моя на него реакция вполне убедительны и сомнения не вызывают.

Деньги отсчитываются на стол, и Тони засовывает в карман двадцать долларов.

Люди все еще возбужденно машут руками, но медленно расходятся.


В самом конце рабочего дня Тони навестил меня в моем закутке.

Для тех, кто не знает, скажу, что на стенках у меня висят фотографии каменных лошадей Клодта, колонна Монферрана, всадник Фальконе – все эти шедевры великих моих земляков, которыми я по праву горжусь.

Тони опасливо и недружелюбно косится на всадника работы Фальконе, потом на лошадей Клодта.

– Кони, это Тони, – говорю я про себя, а вслух вежливо улыбаюсь и предлагаю Тони сесть.

Он тяжело садится в пустое кресло для посетителей – я держу его здесь на случай гостей прямо под фотографией зеленоватого здания, выстроенного на берегу Невы еще одним моим знаменитым земляком – Франческо Бартоломео Растрелли.

– Спасибо тебе, – говорит Тони. – Если честно, я не ожидал, что ты мне поможешь. Вчера мы были в баре, и пили русскую водку. Не знаю почему, но я сказал им, что понимаю русский.

– Да нормально, Тони! Нет проблем. Всегда готовы помочь.

Тони поерзал в кресле и достал две мятые пятерки.

– Это тебе. Твоя часть. Бери, бери! Все честно: тебе половина и мне половина.

Он тяжело встает, виновато улыбается и, слегка хлопнув меня по плечу, уходит.

Я разглаживаю мятые купюры и задумываюсь над случившимся.

Я знаю, где-то есть Бородайский берег: там живут счастливые люди-бородайцы, говорящие на странном языке, в котором любые звуки сами становятся осмысленными словами, складываются в строчки, рифмуются между собой. Там, на Бородайском берегу не бывает песен без слов и без названия.


Когда-нибудь мы все там встретимся.

Мастер

Яша открыл мне дверь и с недоверием осмотрел меня с ног до головы. Он был старым парикмахером: сутуловатым, невысокого роста, с обиженной нижней губой. Над фалангами его цепких пальцев росли густые волосы, как будто они, спадая с головы какого-то постоянного клиента, припали к пальцам Яши и вот решили остаться навсегда.

Он работал на «кеш», то есть за наличные, и боялся, что кто-нибудь из завистливых русских соседей заложит его и, тогда придут люди в черных пальто и заберут его туда, откуда он уже не вернется.

Он усадил меня на стул, некогда бывший частью добротного гордого гарнитура, состоявшего из двенадцати стульев и одного, как написал бы Достоевский, круглого стола овальной формы. Но эта дружная гарнитурная семья растерялась по свету, и стул, став одиноким, каким-то образом прибился к Яше и остался жить у него.

Стул терпеливо скрипнул, жалуясь на свое очевидное одиночество в этой невзрачной квартирке на юго-западной окраине Бостона, и замолчал.

– Что мы будем делать с вашей головой, молодой человек? – Яша ошарашил меня анекдотичным местечковым акцентом, которому так легко подражать, забывая о том, что, подцепив его в детстве, как оспочку от ветрянки, человек уже несет его с собою через всю жизнь до самого конца.

Он погрузил свои пальцы в мою лохматую шевелюру, и вдруг изменился лицом: я сразу увидел это изменение лица в белесом пространстве зеркала напротив. Он как бы принюхивался к чему-то, приподняв голову вверх, сощурив глаза, сморщив седые брови, еще сильнее оттопырив обиженную нижнюю губу.

– А ведь я стриг вас раньше, молодой человек. Я таки не могу в этом даже сомневаться! – сказал он и отошел в сторону, чтобы внимательно посмотреть мне в глаза.

– Я не знаю, – честно признался я. – Здесь я у вас первый раз, это точно.

– Нет, не здесь! Там. Дома. Я точно работал с вашей головой, и вы даже можете со мной не затевать бессмысленный спор!

Я пожал плечами.

– Вы когда-нибудь были в Гомеле? – не унимался старик. – В Гомеле нет никого, кто бы не помнил Яшу, молодой человек! Я имел свой салон прямо на вокзале, и даже приезжие чиновники из Минска стриглись только у Яши! А почему? А потому, что Яков Соломонович Кацнельсон – это почти, как Яша Хейфец! Только тот пиликал своими пальцами на скрипочке, а Яша, которого вы сейчас видите в этом засранном мухами зеркале – делал такие прически, что люди спе-ци-ально приезжали к нему из Минска! Из Минска, молодой человек!

Я не знал, что сказать бесноватому старику. Я один раз действительно был в Гомеле, но вряд ли я стригся там. Я был в Гомеле два дня, чтобы познакомиться со своими родственниками, которых я не видел ни до, ни после. Странным образом, мне стало вдруг стыдно, что я так плохо относился к своим гомельским родственникам, что провел у них всего два дня, с трудом перенося их суетливую заботу. Они все были очень старые люди и точно уж умерли. Я даже никогда не поинтересовался, живы ли они еще. Странно: меня никто не обвинял, но вдруг захотелось оправдываться.

– Нет. Я думаю, что вы ошиблись. Я никогда у вас не стригся.

– Он мне будет говорить! Это совершенно исключено! Я могу вам поклясться на что угодно. Вы просто не помните, что делали у меня прическу, но Яша не может ошибаться, потому что Яша мастер, – он показал мне свои руки. – Вы можете себе думать, что хотите, но эти руки помнят голову, которую они стригли! Чтобы вы, конечно, были здоровы, но если вы имеете такую память в таком возрасте, как у вас, какой же будет тогда цорес, когда вы станете старым и больным, как Яша? Хотя, конечно, кто же помнит на свою голову какого-то парикмахера? Азохен вей, Яков! Что ты о себе думаешь? Что ты – барон Ротшильд?

Яша явно во мне разочаровался, быстро сделал свою работу и с какой-то осторожной брезгливостью принял от меня деньги.

Я вышел в осенний Бостон. Тяжелые желтые листья покрывали трамвайное полотно. Озябшие студентки перетаптывались в своих одинаковых замшевых сапожках и шмыгали красными носами. Они были похожи на маленьких птичек, которые жмутся друг к другу на проводах, явно уже сожалея о своем решении не лететь на юг.

Я шел вдоль трамвайной линии и вспомнил железнодорожное полотно. Утренний вокзал в Гомеле, бессонную ночь в плацкартном вагоне, запахи чужого города. Я вспомнил, как отразилось мое лицо в зеркальной витрине парикмахерской. Мои свалявшиеся растрепанные волосы, которые вряд ли вызовут одобрение моих престарелых местечковых родственников. Да! Я вспомнил! Все вдруг закружилось в моей голове, как при быстрой обратной перемотке фильма. Именно так! Утро, вокзал в Гомеле, мое серое лицо и свалявшиеся волосы: волосы человека, который провел бессонную ночь в плацкартном вагоне медленного пассажирского поезда!

Я вспомнил, я вспомнил, как неохотно повернулась в моей голове эта ленивая мысль о том, что нужно бы подстричься; что нужно бы выглядеть аккуратно для этих стариков, которые провели детство с моим дедом! Я вспомнил, как открыл дверь со звоночком, и сутуловатый, невысокого роста мастер, повернувшись ко мне лицом, спросил: «Что мы будем делать с вашей головой, молодой человек?»

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*