Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС
С безудержной храбростью они бросились на арабов и вскоре их настигли. Могучий галл поразил копьем Абгара. Он спешился, по кельтскому обычаю отрубил голову врага и привязал эту ценную добычу к шее своего коня. Полураздетые всадники Публия Красса в ярости преследовали врагов, не замечая ни свистящего вокруг них дождя парфянских стрел, ни своих тяжелых ранений.
Благодаря мужеству галлов страшный дождь стрел, сыпавшихся на каре римлян, ослабел. Марк Красс отбросил щиты своих телохранителей и обратил взор туда, где сражались галлы. Чтобы помочь сыну закрепить успех, он послал ему восемь когорт тяжеловооруженных легионеров. Посланы были также все оставшиеся лучники. Многие легионеры подобрали луки погибших критян и римских лучников, а стрелы собрали из-под ног или вытащили из тел своих убитых и раненых товарищей.
Парфяне не выдержали столь стремительного и неожиданного напора римлян. Бросив на погибель своих друзей арабов, воины Сурены повернули вспять.
– Враг бежит! – крикнул Публий Красс. – Вперед же, добьем его – и победа наша!
На призыв галлы откликнулись немедленно. Пешие легионеры побежали за конницей, стараясь не отставать от нее. Некоторое время это им удавалось. Затем Публию Крассу, его товарищам Мегабакху и Цензорину пришлось с большим трудом сдерживать галлов.
Как бы ни спешила пехота, охваченная радостью и надеждой на победу, за конницей ей все равно было не угнаться. Равно как и коннице не добиться победы без пехоты, ибо как бы ни были храбры всадники молодого Красса, их была лишь горстка в сравнении с конницей врагов.
Таким образом, хотя римлянам и казалось, что они одерживают победу и гонятся за неприятелем, по сути дела они плелись в хвосте отступающих парфян.
Последние подождали, пока римляне Публия Красса удалятся на достаточно большое расстояние от основных сил, и начали стрелять из луков по галлам и легионерам. Парфяне настолько осмелели, что начали обходить отряд молодого Красса с флангов. Все больше и больше врагов собиралось вокруг них, все чаще парфянские стрелы находили себе жертву.
Публий приказал своим бесстрашным галлам вновь напасть на врага. Он надеялся, что его конница завяжет бой, а тем временем подоспеет и пехота. Главное было начать битву, и тогда парфянские лучники не станут стрелять из боязни поразить своих воинов.
Под новым яростным напором галлов легкая конница врага разлетелась в разные стороны. Легионеры посчитали, что враг струсил и по традиционной восточной привычке спасается бегством. Так было всегда со времен походов на Восток Суллы, Лукулла, Помпея…
Но торжество римлян было преждевременным. Своим бегством конные лучники лишь расчистили место для нового опасного противника. Легкая конница галлов наткнулась на тесно сомкнутый строй катафрактариев.
Галлы бесстрашно напали на врага, но, увы, силы были слишком неравными. Всадники Публия бросали дротики в доспехи из прочного железа, а сами получали удары копьем в незащищенные, а порой и вовсе обнаженные тела.
Катафрактарии копьями остановили бешеный напор галлов, а затем, вклиниваясь в самую гущу воинов, безжалостно рубили их длинными мечами.
Галлы гибли десятками, но продолжали показывать чудеса храбрости. Они хватались за вражеские копья, вырывали их и убивали парфян их же оружием. Многие спешивались и, прикинувшись мертвыми, лежали до тех пор, пока не окажутся вблизи броненосного всадника. И тогда они бросались под вражеского коня и поражали его в живот. Лошадь вздымалась на дыбы и падала, давя и седока, и своего убийцу.
Но даже такое самопожертвование и мужество не смогло повлиять на исход короткой битвы. Жалкие остатки римской конницы отступили к пехоте. Могучий Мегабакх вывел Публия Красса, изнемогавшего от многочисленных ран.
К этому времени пешие легионеры заняли небольшой песчаный холм. Они образовали круг, выставили вперед копья и приготовились встретить железных всадников.
И на этот раз катафрактарии не стали атаковать римскую живую стену, предоставив лучникам возможность довершить начатое ими дело. Вокруг холма появились тысячи легких всадников. Они подняли такое облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни даже говорить, ибо рты их оказывалися полны песка, едва они начинали шевелить губами.
Со зловещим свистом полетели тысячи стрел. Почти все они достигли цели. Построившись на холме, римляне невольно упростили задачу вражеским лучникам. Ибо на равнине стоящие в первых рядах принимают основной удар на себя, облегчая участь находившихся за ними; на холме же воины стоят один выше другого, никто никого не заслоняет, и все в равной степени подвергаются опасности быть пронзенным парфянской стрелой.
Отовсюду слышались стоны умирающих, проклятия и самые черные ругательства раненых. Сраженные насмерть скатывались с вершины холма, сбивая с ног стоящих впереди. Строй разрушался, а это вело к еще большим потерям. Некоторые пытались вытащить стрелы из тела, но этим причиняли себе только лишние страдания, потому что парфяне так хитро зазубривали острие стрелы, что его невозможно было достать иначе, как вырывая вместе с плотью.
Собрав последние силы, Публий Красс призвал легионеров ударить по парфянам и попытаться спастись или, по крайней мере, умереть достойно. В ответ его легионеры показали руки, пригвожденные к щитам, и истекающие кровью, пробитые стрелами ноги. Они были не способны ни к защите, ни к бегству.
В войске римлян находились два грека – Иероним и Никомах. Они предложили Публию переодеться в парфянское платье и попытаться бежать в находившийся неподалеку их родной город Ихны.
– Нет такой страшной смерти, испугавшись которой, Публий Красс покинул бы людей, погибающих по его вине, – произнес молодой человек, обращаясь к грекам. – Вас я благодарю за заботу обо мне и освобождаю от службы. Спасайтесь, если сможете.
Сам же Публий приказал своему оруженосцу помочь ему умереть, ибо его правая рука была совершенно искалечена, и юноша не мог даже лишить себя жизни.
Верный слуга со слезами на глазах исполнил просьбу господина.
– Окажи и мне честь быть убитым тем же мечом, что и доблестный Публий, – попросил слугу Цензорин.
Он был удостоен сенаторского звания, прославился как великолепный оратор и вместе с молодым Крассом участвовал в галльских походах Цезаря. Теперь он бездыханным упал подле своего друга, умерев лишь несколькими мгновениями позже.
Могучий Мегабакх покончил с собой, как и многие другие римляне, не желавшие попасть в плен и не имевшие возможности защищаться.
Из шести тысяч воинов, ушедших с Публием Крассом, парфяне взяли в плен около пятисот человек. Спастись не удалось никому.
Отступление
Что же происходило в лагере Красса-старшего, в то время как Публий со своим отрядом вел неравный бой?
Парфяне не стали дробить силы и все ушли за младшим Крассом. Истерзанное каре, наконец, получило передышку.
Проконсул восстановил поредевший строй и занял с войском небольшую возвышенность. Там он получил первое известие от сына. Гонец сообщил, что парфяне бегут, а римляне вот-вот должны их настигнуть. Красс разрешил своим легионерам пообедать, не покидая строя, и принялся ждать новых сообщений.
В неизвестности, к которой присоединилась тревога, прошел час, второй… Наконец на исходе третьего часа до лагеря Красса удалось добраться молодому контуберналу[26] Публия. Юноша был ранен и еле передвигал ноги.
– Скорее отведите меня к проконсулу, – слабым голосом, но требовательно произнес контубернал.
Это было излишним – Красс сам спешил навстречу гонцу.
– Проконсул, немедленно пошли помощь Публию, или он погибнет. Галлы почти все перебиты, а римлян парфяне окружают и очень скоро замкнут кольцо.
– Почему же раньше Публий никого не посылал – надеялся справиться с Суреной своими силами?
– Твой сын посылал гонцов, и до битвы, и во время нее. Скорее всего, им не удалось добраться к тебя из-за парфян. Они везде и всюду. Я проскочил лишь чудом. Враги гнались за мной, им удалось сразить коня. Он упал на меня, и парфяне, видимо, сочли нас обоих мертвыми. С трудом я выбрался из-под него…
– Прошло очень много времени, – спохватился Красс и приказал: – Трубите сигнал атаки.
Едва каре сдвинулось с места, как римляне увидели, что к ним с угрожающей скоростью приближается черная туча пыли – это возвращались парфяне. Следом за всадниками неслась вселяющая страх музыка, в такт которой враги издавали дикие крики.
Один из всадников держал на копье человеческую голову. Он подъехал ближе других и, издеваясь, спросил по-гречески:
– Кто его родители, и какого он рода? Трудно поверить, чтобы от такого отца, как Красс, – малодушнейшего и худшего из людей – мог родиться столь благородный и блистающий доблестью сын.
