Ольга Денисова - Вечный колокол
Девушки, гляньте,
Девушки, утрите слезы.
Пусть же сильнее грянет песня,
Эх, да наша песня боевая!
В. Гусев. Полюшко-полеГлава 1. Сборы
Экзамены закончились, к середине подошел холодный месяц просинец. Млад ни разу не был в Новгороде, да и из дома старался выходить как можно реже. Студенты приходили к нему домой несколько раз - от каждой ступени и от всего факультета: уверяли в том, что считают его честным человеком, и выражали готовность постоять за его честь на вече. И если Новгород еще раз попробует обвинить его в измене, они ничего не испугаются - им не впервой доказывать новгородцам свою силу. От такого заступничества Млад отказался, но ему дали понять, что его никто не спрашивает.
Ни ректор, ни декан на этот раз не говорили ему о том, что он поступил глупо и недальновидно - покровительство посадницы, князя и главного дознавателя вполне убедило их в обратном, они лишь посоветовали впредь быть осторожней и выбирать союзников посильней. Их тоже тревожило будущее, они тоже ждали беды за уходом ополчения.
А на следующий за последним экзаменом день, рано утром, университет разбудил набатный колокол, и весть разлетелась по теремам быстрей ветра: семидесятитысячное войско Ливонского ордена, заручившись поддержкой Польши, Швеции и Литвы, осадило Изборск.
Эту новость Младу принес Ширяй - шаманенок всю ночь гулял вместе со студентами, и набат застал его спящим где-то на пустой лавке в тереме естественного факультета.
- Млад Мстиславич! - Ширяй распахнул дверь в спальню. - Вставай! Война!
Шаманенок был радостно возбужден и полон решимости идти в ополчение: ничего страшного в войне он не увидел.
- Ты оказался прав, Млад Мстиславич! И если они после этого не попросят у тебя извинений - потребуем силой!
Млад сел на постели. Он проснулся легко, - наверное, в глубине души ждал этой новости каждое утро.
- Ширяй, лучше бы я оказался неправ… - тихо сказал он и начал одеваться. И только через несколько минут до него дошел весь ужас происшедшего: война. Неотвратимое будущее медленно, но верно становилось настоящим. Так быстро? Ополчение ушло чуть больше трех недель назад и едва ли добралось до Тулы.
Набат, гудевщий над университетом, вторил звону вечного колокола. И студенты, и профессора, зевая, бежали к главному терему. Когда Млад вместе с Ширяем и Добробоем добрался до крыльца университета, там уже стояли ректор, деканы всех пяти факультетов и глашатай из Новгорода.
Новгород звал студентов на вече - только набатный звон давал им это право. Глашатай прибыл от Совета господ, и Млад подумал, что вести пришли из Псковской земли за несколько часов до того, как зазвонил вечный колокол.
Ректор предлагал выбрать представителей от каждой ступени, но студенты, не слушая его, с криками направились к Волхову - почти две тысячи молодых, горячих голов. Они боялись, что война кончится без них…
Ректор, ссутулившись, спустился с крыльца и велел запрягать сани. Профессора собрались вокруг деканов, но те ничего толком сказать не могли, кроме того, что надо догонять студентов и хоть как-то сдерживать их молодецкий пыл.
- Так что? - спросил кто-то. - Неужели воевать их отпустим?
- Это две тысячи здоровых парней, - скрипнув зубами, ответил ректор, - никто не позволит им сидеть за книгами… Есть, конечно, надежда - Псков ведь отделился. Может, в этот раз пронесет… Откажутся новгородцы помогать соседу, и наши ребята дома останутся.
- Тогда псковичей разобьют за две недели, и будем мы немцев под стенами детинца встречать, - зло ответил на это Пифагорыч. - Нечего по библиотекам отсиживаться! Псковская земля, новгородская - немцам без разницы…
- Кто знает? Может, у немцев пыл пропадет. Да и ополчение наше вернется…
- Дождешься его теперь, ополчения… Пока оно вернется, от наших мальчишек уже ничего не останется. Полчища ведь идут, полчища!
- Тех, кому семнадцати не исполнилось, не отпускать!
- Сами побегут…
Профессора помоложе потихоньку двинулись к Волхову пешком, для стариков запрягали сани. Млад осмотрелся: ему вовсе не хотелось идти в Новгород и стыдно было признаться самому себе, что он боится вновь увидеть лица новгородцев.
Дана стояла чуть в стороне, одна, опустив голову: женщине не стоило появляться на вече. Здесь, в университете, она была своей, все привыкли к тому, что она женщина-профессор, и новые студенты принимали это как должное. Новгород же мог этого не понять.
Млад подошел к ней и взял за руку.
- Младик, я знала, что ты прав… Еще в Карачун… Ты ведь тогда в первый раз увидел войну, правда?
Он кивнул.
- И этим девочкам ты тогда говорил… ты помнишь? - она подняла на него глаза - влажные, большие и печальные.
Он снова кивнул.
- Пойдешь на вече? - она провела рукой по его плечу.
- Да.
- Может быть, тебе пока не надо?
- Я не могу не пойти. Там сегодня будут не только кричать. Там решается судьба университета. Студенты - они же как дети, они и с голыми руками побегут к Изборску, и прямо сегодня. Нас и так не очень много, а их надо хоть немного сдерживать, кто-то должен отстаивать их права.
- Но вы же вернетесь? Правда?
Он улыбнулся:
- Разумеется. Даже если Новгород решит выступить немедленно, «немедленно» наступит не раньше, чем через три дня.
- Тогда иди скорей, или ты их не догонишь.
Он кивнул и постоял с ней еще немного, прежде чем бежать вслед толпе, скрывшейся за поворотом.
Набат вечного колокола смолк, когда университет был на полпути к Новгороду. Шли быстрым шагом, Млад едва поспевал за студентами: те беспокоились, что вече кончится, а они не успеют до него дойти. До рассвета оставалось не меньше часа, когда перед ними показалась вечевая площадь.
На этот раз новгородцы не разбирали, кому где стоять: «малые» люди с факелами в руках толпились под степенью; боярские сани останавливались чуть в стороне, и шубы на боярах в этот час были не столь драгоценны; за ними прятались житьи люди; купцы толпились вместе и ожесточенно что-то обсуждали; к ним жались ремесленники, прислушиваясь к разговорам. Кому-то идти воевать, кому-то - выкладывать серебро. Людей было гораздо больше обычного, и студенты остановились у подножия Великого моста.
На степени впереди всех стоял Чернота Свиблов - в отсутствие посадника Совет господ доверял председательство ему. Судя по его словам, вече началось недавно.
- Отделение Пскова было плевком в лицо новгородцам! Когда о помощи просили мы, Псков без зазрения совести указал нам путь! Псков закрыл дорогу ганзейским купцам, Псков не желал говорить с нами и гордо воротил нос от наших предложений! Так пусть теперь попробует жить без нас!
Его поддержали, и поддержали многие: не столько бояре, сколько купцы и ремесленники - по ним снаряжение ополчения ударило бы сильней всего. Ушедшие под Москву люди имели свое оружие и доспехи: они бывали на войне. Желторотых студентов и тех, кто еще остался в Новгородской земле, надо было одеть с головы до ног и вооружить. И если Новгород наскребет еще десять-двенадцать тысяч человек, то половина из них не будет иметь даже топоров, а вместо копий достанет из сараев рогатины, с которыми их деды ходили на медведей.
- Пусть на своей шкуре испытает, зачем ему нужен Новгород! - продолжал Свиблов. - Почему мы должны бросить свои последние силы ему на выручку?
- Потому что через месяц немцы будут здесь! - гаркнул кто-то снизу.
- Мы не знаем планов Ливонского ордена! Не исключено, что они решили воспользоваться нашей ссорой с Псковом и забрать его земли себе!
- Конечно, решили воспользоваться! И его земли забрать, и наши! - крикнул тот же голос, и ему ответил зычный хохот под самой степенью.
С места вскочил юный князь, поднимая руку, и площадь взревела, призывая его говорить. Свиблов снисходительно махнул рукой и отошел на шаг, уступая место воеводе Новгорода.
- Мы не можем не поддержать Псков! Нас разобьют поодиночке! Мы должны сдержать натиск врага хотя бы на месяц, пока не вернется наше ополчение, пока Русь не соберет войско, которое сможет достойно ответить немцам!
Ему ответили и одобрением, и пронзительным свистом.
- Псков - свободный от нас или нет - служит заслоном на пути врага к Новгороду! - князь не побоялся свиста. - Неужели мы позволим врагам пройти через псковские земли?
Свиблов панибратски обнял князя за плечо, отодвигая в сторону:
- За то время, что Псков сопротивляется, мы успеем собрать силы. И свободно враг по Псковской земле не пойдет: довольно крепостей, которые преградят ему дорогу.
- И десятитысячное псковское войско? - князь с негодованием сбросил с плеча руку боярина. - Да их раздавят за неделю! Что толку в крепостях, если их обороняет горстка воинов?
- А чем поможем мы? Добавим еще одну горстку? - усмехнулся боярин. - Это несильно поможет Пскову, но ослабит нас. Надо ждать возвращения ополчения, надо звать на помощь Русь, а не снаряжать войско из стариков и детей!
