Димыч - Последний князь удела
- Натура санат, медикус курат морбос, - припечатал я Болдуина, мысленно благодаря своего учителя латыни Головина.
- Лечбу творит дохтур, но излечивает природа, - оттранслировал царскому шурину.
-Какая-такая природа? От Бога все милости,- недоумевал тот.
-Игноти нулла куратио морби,- не признавал своего поражения голландский доктор.
-Эт верно, неведомую болезнь не вылечить, а как её изведать коли болящего не зришь, - пришлось мне согласится с заморским эскулапом.
После этого краткого диспута, всю неприязнь ко мне заезжего медика как рукой сняло, что было по-настоящему удивительно, учитывая печальные события, происходившие вокруг.
Доктора Цитадина грубо скрутили и утащили стрельцы. Его будущей судьбе было не позавидовать. Мне было непонятно, лечил ли он крохотного ребёнка огромными дозами опиатов с умыслом или по глупости, но в том, что это в ближайшее время это станет точно известно - не сомневался.
После моего малого триумфа и признания иностранным врачом моей некоторой компетенции, дело явно пошло на лад. Хворую девочку перенесли в гораздо лучшую, светлую комнату, стали обтирать и отпаивать разными настоями. Удалось даже добиться, чтобы к больной пускали доктора Хамея, хотя осматривать и слушать царевну ему всё равно приходилось из-за устроенной из ткани ширмы. В заботах о царевне Феодосии прошло время до Рождества. В присутствии посторонних я начинал истово молиться, и любопытных практически сразу как ветром сдувало. Девочке потихоньку становилось лучше, и вместе с ней оживала её мать, иссушённая тяжёлыми думами о дочери. Я знал, что царице Ирине Фёдоровне несколько раз не удавалось выносить ребёнка, и над Феодосьей она тряслась как над самым ценным Божьим даром. В общем-то это было не совсем характерно для этих времён, к ранней гибели детей тут относились как к неизбежному злу. Некоторые священники утешали отцов и матерей тем, что обещали им заступничество их безгрешных умерших младенцев перед Господом за грехи родителей.
На рождественском всенощном бдении меня поставили почти рядом с государем Фёдором Ивановичем, что было проявлением высочайшей милости. В терем Годунова для моего пропитания ежедневно торжественно доставляли блюда с царского стола. Хотя приносили их остывшими, и не особо вкусными, это являлось небывалой честью. Если боярин находился в доме, он всегда трапезничал со мной, таким образом разделяя царское благоволение.
За ужином, на третий день святок, в застольной беседе, царёв шурин произнёс:
- Признался фряжский немец, пёсий сын, Павлушка, что нарочно хотел государеву дочь погубить. Седмицу запирался, а потом изнемог и открылся.-
К таким признаниям под лютой пыткой я относился скептически, но всё же уточнил:
- Сообщников открыл?-
-Пока скрывает своих обещников, о годности его к службе сверялись думный дьяк Ондрей Щелкалов, да брат его, печатник Василей.-
Имя одного из этих старейших придворных, мне доводилось слышать как раз от Тучкова.
- Слыхивал яз, ты с сим дьяком с цесарским послом сговаривался, брата кесаря Рудольфа на дочери великого государя оженить, да на трон посадить, - в лоб спросил я у боярина.
-Ты что, - замахал руками царский шурин.- Вот тебе истинный крест лжа.-
Борис Фёдорович истово перекрестился, и продолжил:
-Вот ведь хитрый аспид, зря его в головах Посольского приказу да главным казначеем держат, раз он таки каверзы за царёвой спиной творит.-
-А ещё сказывали, будто не впервой у вас сие,- мне захотелось слегка подначить конюшего боярина. Пока я был в исключительном фаворе, за ближайшее будущее можно было не бояться.
- Поклёп, - твёрдо ответил Годунов.- Ходит такая басня, будто егда царь и великий князь занемог крепко, яз с сим дьяком Ондреем свою сестру при живом-то муже за иноземца сватал. И за то благочестивый государь Фёдор Иоаннович самолично нас своим посохом бил и бранью лаял. Так вот молва энта - кривая лжа.-
Что-то уж слишком горячо оправдывался царедворец, видно тут дыма без огня не было.
-С чем же приезжали послы из Римской империи?- мне всегда казалось, что это государство погибло в стародавние времена. А вот смотри - есть, и посланники из него в Москву приходят.
-Помощи против турского солтана просят. Ратятся оне с ним. Вот собирают всех за христианство против бесермен постоять, - ответил Борис Фёдорович.
-А мы что?- услышать важнейшие внешнеполитические сведения из первых уст было крайне интересно.
- Казной цесарю поможем. Биться нам пока с государем Цареградским не по силам. Подручных евойных одолеть - крымскаго царя, да тарковского шевкала, вот была бы радость великая.-
- Мы с Крымом вроде миримся?- уточнил я нынешнюю ситуацию на южных границах.
- Так Фёдор Иванович Хворостинин и Богдан Бельской мир учинили с крымцами у Ливен, разве оружничий тебе о том не сказывал? - насторожился боярин.- Ныне сидит на Москве посол мурза Ишимамет, а в Бахчисарай за шертованием ханским князь Меркурий Щербаков уехал. Мню, не даст клятвы крымский царь. Он поминок десять тыщь рублёв на год чаял, да за прошедшие пять лет, в кои подарков не слали возмещенье. Мы ж ему от царя токмо две тыщи сулим, да о прошлых летах в которых размирье бывало, там в пусто все поминки. Да в письмах в Крым теперича челом не бьём, а лишь поклон пишем.-
-Понятно,- протянул я, хотя логику действий и зачем платить дань не понял.- Этим годом приходил ли на наши украйны крымский царь?-
-Токмо воровские люди из ногайских улусов набегали. Войско ханское на Литву ходило, Волынь да Червонную Русь воевать. Как мнишь, ладно ли на Тарки поход приключится?-
После некоторого промедления, всё же пришлось признать, что где находятся Тарки с неизвестным врагом Шевкалом мне неведомо.
- Навстречь солнцу от Кабарды, за Тереком, у камней великих лежит стольный град кумыкских татар Тарки. Волостителем там шевкал сидит, да по иным городкам сыновья его, с подвластными кумыками и тюменами. Московские рати уже дважды его землю зорили совместно с кабардинскими князьями, да с окоцким начальным человеком Ших-Мурзой. Там-то наново городки поставлены - Терки, да Сунженский. В том нам Ших-мурза пособную помощь оказал, первый друг он там Московскому царству. Ныне нам послы царя Кахетии Александра челом бьют, на Тарки ратью сходить, да свояка евойного на шевкальство посадить. Обещают войско в двадцать тыщь с юга привести нам в подмогу, да кормов сколько потребно,- подробно разъяснил мне состояние кавказских дел Годунов.
Не то чтобы я не любил грузин, но некое недоверие к их обещаниям по прежней жизни имел. Опять же про совместные подвиги русско-грузинских ратей мне было ничего не известно.
-Недолго продолжался бой, бежали робкие грузины,- на ум пришли стихи ещё нерождённого в этом мире поэта.
- Да уж, не былинные богатыри воинские люди Иверской земли, послы о том сказывали,- признал Борис Фёдорович.- Но всё ж христианское воинство, не басурмане, лепо во славу Христа им помощь оказать.-
-Однако опаску иметь стоит,- предостерёг я конюшего боярина.- Ну как не придут кахетинские полки, да кормов не подвезут? Опять же горцы партизанить могут начать.-
-Чего?- переспросил брат царицы.
-Воровски из засад воевать учнут, от прямого боя бегать, а на малые силы нападать,- меня перспектива посылки русской рати в дебри Кавказских гор без налаженного снабжения не воодушевляла.
-Справятся,- довольно беспечно заявил Годунов.- Четыре приказа московских стрельцов шлём и тыщу детей боярских под начальством Старко Ивановича Хворостинина, да гребенские казаки, кабардинцы и окоцкие люди помогут.-
-Ну а всё же? Если припасов не найдут и помощи не дождутся?- продолжал я настаивать на своей версии.
- Наверно надобно в острогах запасец с излихом иметь,- несколько неуверенно заметил Борис Фёдорович. Видимо полководческим умением он тоже не блистал.
-Извещу о том воевод, пущай своим умом решают,- заключил, наконец, царский шурин.
-Со свеями скоро ли мир будет?- ход переговоров с северным соседом был для меня весьма интересен.
- Не отдают Ругодив вороги, - пожаловался Годунов.- Сами ж Олав-крепость вернуть требуют, да новоустроенные острожки срыть, а выкуп сулят нищенский - десять тыщь угорских золотых. Рубеж хотят по старому новгородскому докончанию, а мне дьяки список с того договора принесли - там Каянская землица-то нашей обозначена. Оне ж в ней городков своих наставили, и Каян, и Улео, и молчок о том. Главное- вольного мореплавания не дают, иноземным кораблям токмо к свейским пристаням приставать дозволено. Сами ж хотят беспошлинно и безнадзорно плавать по Ладожскому и Чудскому озёрам до самых дальних берегов.-
