Александр Афанасьев - Год колючей проволоки
В армии США есть изначально два пути — сержантский и офицерский, сержанты непосредственно командуют людьми, офицеры осуществляют менеджмент (в армии это важно!) и работают на сложной технике — в ВВС например на тяжелом бомбардировщике пилотский и штурманский состав — это не ниже, чем офицеры среднего звена, за штурвалом может быть офицер в звании от майора до бригадного генерала. Существует одиннадцать сержантских званий и каждый волен выбирать
Мусью Табуреткин же за каким то чертом ликвидировал прапорщиков (профессионалов!), резко сократил количество офицеров, сделав невозможным командование отмобилизованной армией, и увеличил количество сержантов — но не дал им перспективы карьерного роста! Нужно было не меньше семи рангов сержантских званий — он так и оставил три.
Слов нет.
Обучение сержантов, по словам полковника должно было вестись в одном из десяти новых учебных центров, где и гостиницы как казармы и интернет, и современные методы обучения. На деле же — обычный полигон Советской армии, косметически отремонтированные казармы (интересно было бы узнать, сколько в ремонт грохнули) и дико выглядящие плазменные панели на стенах, которые вроде как полагалось смотреть в свободное от службы время. Учили их в принципе тому, чему и должны учить обычного сержанта в армии — стрелять на полигоне, водить боевую технику из тех, которая была на полигоне. Повезло только в том, что в составе офицеров полигона попались люди, прошедшие Чечню и хорошо понимающие, чем оборачивается плохая подготовка личного состава. По собственной инициативе и в свободное время эти люди учили совсем не тому, чему положено учить по спущенной сверху программе. Нет, были совсем другие дисциплины — зачистка, штурм помещения, снятие и установка растяжек, выявление боевиков по визуальным признакам при фильтрации, размещение личного состава при передвижении на бронетехнике, действия при подрыве, действия при попадании колонны в засаду. Учили жестко, бывало что и с рукоприкладством — но по иному в армии не учат. Больше пота — меньше крови.
И здесь товарищу Табуреткину не повезло с референтами. Судя по тому, как выглядит сейчас подготовка американской армии — ее им ставили офицеры вермахта, которые первыми внедрили эту систему подготовки, и с ней дошли до Волги и Москвы. В Пруссии, а потом и в Германии не было военных училищ, как таковых. Были курсы. На каждом курсе учили чему-то своему — где водить машину, где организовывать противотанковую оборону и лично поражать цели из противотанковой пушки, где-то вести бой в городе. Не было училищ, которые образовывают от и до и выпускают готового офицера с соответствующей военно-учетной специальностью. В каждом полку и дивизии Вермахта существовал список курсов, которые должен окончить той или иной военнослужащий для присвоения очередного звания или назначения на какую-то должность. Совершенно необязательно было проходить эти курсы враз — их проходили постепенно, часто даже не отрываясь от повседневной службы. Например, для того, чтобы научиться водить машину совершенно необязательно куда то ехать — нужно просто несколько машин в части и несколько внештатных инструкторов, которые сами умеют водить машину.
В армии США сейчас внедрена точно такая же система — на каждой базе существует учебный центр, специализирующийся на чем-то одном. Например, на базе амфибийных сил в Коронадо готовят боевых пловцов для флота — но еще и преподают курс легких водолазов разведчиков для армии, который в принципе может закончить любой желающий, завизировав рапорт у командира и сдав физические тесты. Нет, есть конечно и общеподготовительные центры — такие как Пэрис Айленд для морской пехоты, но там обучение длится месяцами, а не годами как у нас. И потом, морской пехотинец добирает необходимые курсы. А в каждом экспедиционном корпусе морской пехоты командование формирует особые роты и взводы — например взвод боевых пловцов, взвод глубинной разведки, обученный затяжным прыжкам с парашютом, взвод по борьбе с терроризмом, прошедший курс подготовки у специалистов по антитеррору ФБР. Таким образом, в руках командующего американским экспедиционным корпусом морской пехоты находится универсальное подразделение, в котором найдутся люди и команды, способные выполнить любую возможную и невозможную задачу.
Увы… мсье Табуреткин разогнав военные училища предложил взамен только их ухудшенные аналоги, разгромил учебную базу, разогнал преподавателей — и на этом успокоился.
Как бы то ни было — на сержантском уровне сержант Юрьев был подготовлен неплохо, даже более чем неплохо. Но почему-то в учебке никто не научил его, что отвечать на вопрос старшего по званию «И чо?»
— Ну, я это… служить приехал — не менее глупо сказал он
Чуть потянул носом воздух — перегара не почувствовал. Видимо, этот майор и трезвый такой, что-же бывает, когда он пьяный…
— Вижу. Тут все служить приехали.
Майор странно шмыгнул носом
— Ты в какой бригаде?
— В одиннадцатой.
— А служить где?
— В Ташкенте, сказали
Майор расхохотался — неожиданно заливисто, весело
— Ну ты, мил человек дал. В Ташкенте… — и мгновенно посерьезнев лицом и понизив голос, спросил — есть?
Увы… типичный вопрос. Одиннадцатая бригада стояла по всему Узбекистану, осуществляла миротворческие функции, боролась с бандами и поддерживала штаны местной армии и милиции, из которой что ни день, так если не дезертир — то беглец. Самые «теплые» места были в Ташкенте, тут были и казармы нормальные, и девочки, да и вообще — миллионный, вроде как цивилизованный город. Но естественно — не бесплатно.
— То есть, товарищ майор?
Майор махнул рукой.
— То и есть. На, держи бумаги свои. Как только подойдет кто — я тебе маякну.
— Есть. А когда… подойдет?
— Скоро подойдет. Скоро. Без места службы не останешься.
«Подошли», когда новоиспеченный сержант Российской армии уже устал сидеть и смотреть. Здесь и в самом деле были жесткие стулья, какие обычно бывали в школах — вот он и сидел на них напротив кабинета, а никто не обращал на него никакого внимания. Его поразило, что все что-то тащили — почти половина из числа прошедших мимо него что-то тащили либо из кабинета, либо в кабинет, что — он не мог понять. В одном случае точно — ковер, а что в сумках?
Непонятно…
Когда терпение его лопнуло, и он решился таки опять зайти в кабинет к майору, сказавшему «и чо?» — из кабинета майора вышел офицер, который зашел туда раньше. Юрьев как раз поднимался, офицер с капитанскими погонами мгновенно оглядел коридор и шагнул к нему. Капитанские погоны на едва ли не на сорокалетнем мужике значили много — обычно они были или на совсем плохих офицерах, или на совсем хороших, которых нельзя уволить, потому что кому то надо и службу служить, но кто не выслуживался, не лебезил, не заносил и имел отвратительную привычку говорить начальству в лицо неприятную правду. Этот, судя по всему, относился ко второй категории — неопределенного цвета, застывшие глаза и плавные, но точные движения, выдающие человека, не год и не два помотавшегося по горячим точкам.
— Юрьев?
— Так точно.
— Капитан Белый. Одиннадцатая мотострелковая?
— Так точно — Юрьев протянул предписание, капитан небрежно сложил его, и сунул в карман даже не посмотрев.
— Вещи твои все здесь?
— Так точно.
— За мной.
На заводской стоянке, огороженной железобетонными блоками и колючей проволокой, их ждал новенький трехосный Медведь, машина, устойчивая к взрывам и теоретически держащая «по кругу» 12,7, как на практике было — сержант не знал. Их учили на стареньких восьмидесятках, там личный состав почти всегда передвигался не под броней, а на ней, потому что с боков мог пробить даже пулемет. Здесь же можно было ездить и под броней — высокая, крепкая, совсем как американская машина с противогранатными решетками со всех сторон и башенкой от БТР-82 на крыше.
У машины стоял часовой — похвальная предосторожность, не все офицеры выставляют часового на своей территории, а между тем магнитную мину могут прилепить где угодно, только зазевайся. Часовой был совершенно колоритным типом — здоровяк, голый по пояс (удивительно при не такой уж и жаркой погоде), на голове вместо уставного головного убора черная бандана с пиратским флагом, в руках пулемет Печенег, длинная лента идет назад, за плечо и скрывается в рюкзаке — получается, это две сцепленные ленты на двести пятьдесят, пятьсот патронов, готовых к немедленному применению. На носу у здоровилы были противосолнечные очки, на теле — татуировки, не уголовные, а скорее «понтовые» типа терминатора с пистолетом. Как минимум две свастики.
— Зиг хайль! — поприветствовал своего командира здоровяк, вскинув руку в фашистском приветствии.
