Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий
Тяжёлая шлюпка плавно и почти бесшумно проползла – на четверть корпуса – по белоснежному песку низкой косы. Наступила ночь, но на небо уже высыпали бесчисленные звёзды, возглавляемые великолепным созвездием Южного Креста и неправдоподобно-крупной, жёлто-яркой Луной, так что, с ориентацией на местности всё было более-менее нормально.
«Полнолуние, мать его!», – незлобиво ругнулся грубоватый внутренний голос. – «Видимо, туземцы к этому знаменательному событию и приурочили свой кровавый праздник…».
– Вёсла вынули из уключин, аккуратно и бережно сложили их на дно лодки, – негромко приказал Егор, стараясь, чтобы его голос только на самую малость был громче океанского прибоя. – А, вон, под теми разлапистыми деревцами, нависающими над водой, мы нашу лодочку и спрячем…
Ещё через семь-восемь минут они были уже готовы к выходу на маршрут.
– Идём – по возможности – бесшумно, внимательно смотрим под ноги, чутко прислушиваемся ко всем подозрительным и незнакомым звукам, – давал последние наставления Егор, перебрасывая через шею бухту Санькиной верёвки. – Я следую первым, за мной идут новобранцы Васильев и Ерохин, подполковник Ухов – замыкающим. Вань, ты, уж, там посматривай – за тылами…
Егор уверенно зашагал чуть наискосок – относительно побережья, намериваясь выйти к деревне маори с тыла. Миновав густой прибрежный кустарник, они вышли на идеально ровное поле, густо заросшее невысокой (чуть выше колен) и очень мягкой травой, тут же напомнившей Егору его далёкое-далёкое детство. Пионерский лагерь был расположен где-то в Псковской области, а рядом с лагерем простирались бескрайние поля, на которых тамошние трудолюбивые колхозники выращивали небесно-голубоватый лён, такой же мягкий на ощупь…
А, вот, продвигаться бесшумно совершенно не получалось – из-за многочисленных птиц, которым эта мягкая трава тоже приглянулась и они решили в ней заночевать. Поминутно птицы – и поодиночке, и небольшими стайками – с громкими и возмущёнными криками вылетали прямо из-под ног путников и исчезали, растворяясь в таинственном ночном сумраке…
«До чего же шумные, заразы!», – недовольно ворчал чрезмерно осторожный внутренний голос. – «Визуально – куропатки (только очень большие и жирные!), вальдшнепы, бекасы и кулики…».
Впрочем, буквально через полкилометра «льняное» поле закончилось, и ему на смену пришёл густой и колючий кустарник – высотой почти по пояс. Пришлось, расчищая дорогу, от души поработать длинным и широким ножом, купленным хозяйственной Санькой в припортовой лавочке Буэнос-Айреса.
«Прямо-таки классическое кубинское мачете, предназначенное для рубки сахарного тростника!», – заявил непривычно бодрый внутренний голос.
– Привал – на пять минут! – объявил Егор, присаживаясь на чёрную корягу.
Рядом, тяжело дыша, опустились на колени Васильев и Ерохин, за плечами которых – в специальной кожаной упряжи – размещалось по двухпудовому бочонку с порохом.
«Ничего, справятся!», – уверенно заверил строгий внутренний голос. – «На Димке-бугае и пахать можно запросто. Антип-то, конечно же, помельче будет, но жилистый и упорный, чернявый такой, видимо, и татарской крови в нём намешено немало…».
Подошедший следом Ухов-Безухов любезно предложил тихим – без малейших следов отдышки – голосом:
– Александр Данилович, давайте поменяемся местами. В том смысле, что вы уже подустали, а во мне здоровья – Тихий океан отдыхает. А?
– Спасибо, Ваня! – душевно прохрипел в ответ Егор. – Но пока я первым пойду… Надо так, извини…
«Правильно, братец!», – котом Матроскиным – из мультфильма про деревню Простоквашино – промурлыкал внутренний голос. – «Негож ещё Ванька – первым идти! Негож… Сперва учудит чего в горячке, и только уже потом подумает…».
Ещё через полчаса количество ярких звёзд, видимых впереди, вдруг, значительно сократилось, визуально стало чуть темнее (если эта фраза, конечно же, приемлема для описания глухой новозеландской ночи), Егор тут же остановился и, обернувшись назад, тихо известил:
– Похоже, пришли. Руками, попрошу, ничего не трогать…
Дальнейший путь им преграждал высокий трёхметровый забор: тщательно вкопанные в землю – с полутораметровым интервалом друг от друга – толстые колья были очень плотно переплетены тонкими ветками, густо усеянными длинными шипами. Примерно каждый третий кол был увенчан человеческим черепом. Некоторые черепа были уже серыми от «старости», но попадались и относительно «свежие» – с длинными прядями чёрных волос…
«Да, эти маори – ребята серьёзные!», – уважительно объявил внутренний голос. – «По крайней мере, отсутствием аппетита они точно не страдают…».
Ухов-Безухов тут же предложил:
– Господин командор, я тут с собой предусмотрительно прихватил отличную шведскую пилу. Спилим сейчас – практически бесшумно – парочку столбов, расчистим проход, да и тронемся дальше. Делов-то!
– Очень плохая идея, – недовольно покачал головой Егор. – Во-первых, я железно уверен, что за первой линией забора находится вторая, а за второй, наверняка, и третья. Бог, как всем нам известно, он Троицу любит.… А, во-вторых, шипов на горизонтальных ветках – ну, слишком много. Кто-нибудь точно оцарапается… Вполне возможно, что эти шипы сами по себе ядовитые, или становятся ядовитыми (со временем) после того, как ветки, на которых они растут, срубят. Короче говоря, есть у меня чёткое ощущение, что данный забор непроходим… Взорвать его – к такой-то матери? А, что, дельное такое предложение, разумное даже! Ладно, Ваня, ты не суетись, решим мы все вопросы… Короче, пустые разговоры на сегодня закончены. Все встали и несуетливо пошагали за мной. Только, прошу, забора ладонями не касаться! Спрятали все руки за спину – на всякий пиковый случай…
Забор, как Егор и предполагал, скоро уперся в чёрную скалу.
«Понятное дело!», – обрадовался сообразительный внутренний голос. – «Непроходимый трёхметровый забор ограждает поселение маори с трёх сторон, а четвёртой стороной и является чёрная скала-табу. Нормальное такое решение, ёлы-палы, ну, чисто по-нашему! Но со всех ли сторон данная отвесная скала – такая неприступная? Сейчас мы это и проверим…
Скала оказалась половинкой обычного конуса. Ну, в том смысле, что стоял когда-то на данном острове чёрный базальтовый конус, образовавшийся в период очередной вулканической активности. Стоял себе, никому, скорее всего, не мешал.… Вдруг, какая-то сука – не иначе, планетарного масштаба – рассекла этот конус (лазером, надо думать) на две совершенно равные части. То бишь, ровно посерёдке. Одну половинку конуса эта тварь уволокла куда-то – по своей сучьей надобности – а другую благородно оставила на прежнем месте…
Как бы там ни было на самом деле, но взобраться на скалу – со стороны противоположной океану – не составляло особого труда. Склон в этом месте был и не особенно крут – всего-то градусов сорок пять по отношению к линии горизонта. Только, вот, всё подножие склона было многократно обведено толстыми белыми линиями, местами украшенными белыми же руническими знаками, а чуть выше белых линий располагалась широкая, примерно пятнадцатиметровая полоса, тускло мерцавшая – в ярко-жёлтом лунном свете – всеми цветами радуги.
– Может, тут нечистая сила наследила малость? – неуверенно покряхтев, спросил сержант Васильев. – Боязно как-то, Александр Данилович…
Егор остановился возле радужной полосы, присел на корточки, осторожно взял двумя пальцами маленький осколок-обломок неизвестной горной породы и, поднеся к глазам, всмотрелся.
«Обыкновенное вулканическое стекло, только тщательно измельченное!», – дисциплинированно доложил всезнающий внутренний голос. – «Ты, братец мой, будь осторожнее, у осколков вулканического стекла очень острые края. Порезаться – раз плюнуть! Не, а эти вожди маори, мать их! Знать, не до конца доверяют хвалёному «табу». Вон, целую «полосу препятствий» насыпали – для пошлой перестраховки… Это дело понятное. Простой-то народ ходит босиком, ему через эти осколки очень сложно перебраться, а у властной элиты завсегда обувка – на толстой подошве – найдётся в загашнике. Логика железобетонная и надёжная, ей и в двадцать первом веке умные пацаны пользуются – с неизменным успехом…
– Обычное стекло! – объявил Егор и начал неторопливо подниматься вверх по склону, негромко хрустя вулканическим стеклом, крошащимся под каблуками его сапог.
Егор лежал на вершине чёрной скалы и очень внимательно, используя для этого подзорную трубу, наблюдал за всем происходящим в деревне маори. Благо восемь-девять десятков ярких и больших костров, горящих внизу, очень действенно способствовали эффективному наблюдению.
«Территория, обнесённая забором, очень приличная по площади», – увлечённо комментировал увиденное наблюдательный внутренний голос. – «Порядка двух-трёх километров квадратных будет. Та сторона поселения, что ближе к океану, явно жилая: хижины – большие и маленькие – под соломенными конусообразными крышами. Сотни полторы-две, может, и больше. Если допустить, что в каждом таком строении проживает семья из пяти-шести человек, то это получается… Очень большая деревня – получается… За жилой зоной располагается складская: длинные такие сооружения – барачного типа – под низкими двухскатными крышами, покрытыми всё той же соломой и пальмовыми листьями. За складской зоной имеет место быть нечто, что можно с некоторой натяжкой назвать громким термином – «городская площадь». Практически квадратная площадка общей площадью как, наверное, футбольное поле из двадцать первого века. Сейчас там присутствует порядка семи-восьми сотен дикарей разного пола и возраста… Орут что-то радостное, некоторые даже пританцовывают, мать их… Так, а где же здесь располагается местный острог для содержания пленных?
