Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные
В тот самый день, когда я овладел городом, два турецких фрегата явились в Арабатском заливе и уничтожили гребные суда. Люди, спасшись на берегу, присоединились к нашим главным силам, а флотилия изначально была в моей партии жертвенной пешкой, предназначенной к размену: ценность ее сравнительно невелика. Однако, если бы струги уцелели, скорее всего мы отступили бы тем же путем - по песчаной косе. Спасибо капудан-паше, он развязал мне руки.
Известия о хаосе, в который погружался Крым после истребления лучших воинов ханских, побудили задуматься о продолжении похода. По косе отправились на север только нагруженные татарской амуницией иррегуляры. Не более как через неделю новые отряды калмыков и донских казаков, влекомых завистью к добыче, в утроенном числе явились на их место. Солдаты как раз успели отдохнуть после трехсотверстного марша по жаре и двух тяжелых баталий.
Хитрые генуэзцы, вечные соперники моих венецианских компатриотов, не зря основали колонии на этих берегах. Окрестности Кафы удивительно похожи на Италию - только турки здесь лишние. Впрочем, все магометане и добрая половина христиан бежали вместе с гарнизоном. Напрасно они так испугались: мне удалось сохранить дисциплину, не допустив грабежей и насилий. Единственное, чем пришлось поступиться жителям - тягловый скот и повозки, двуколки на громадных колесах. Не на себе же тащить солдатам воду и провиант в страшную летнюю жару!
Не без внутреннего трепета отдал я приказ готовиться к дальнему походу по вражеской территории, в самую глубь осиного гнезда. Если действовать правильно, никто не сможет нас одолеть - однако любая оплошность грозит гибелью. Что помогло преодолеть сомнения? Ненависть? Месть? Нет, я постарался исключить чувства. Скорее - теоретические соображения о наивыгоднейшей стратегии. Манера большинства современных полководцев (за всем известными исключениями) представлялась мне слишком академичной, слишком вялой, дающей неприятелю время и возможность восстановить силы. Разбитый враг должен получать новые удары с такой стремительностью, которая не позволит оправиться от беспрерывных конфузий. Ничего, если победоносные войска терпят лишения: лишь бы врагу было еще хуже.
Меня влекло, конечно, южное побережье. Но соваться в двухсотверстное дефиле между горами и морем, где придется ожидать засады в каждой долине и обстрела с кораблей на каждом приморском карнизе - чистое самоубийство. Господство на море и сопровождение флота суть необходимые условия такого марша, независимо от численности войск. К тому же это султанские владения: мне представлялось более полезным разорить земли, состоящие под властью хана. Как иначе внушить ханским подданным мысль о неизбежной расплате за воинственную политику Девлет Гирея?
...Пахнет дымом. По ночам дальние огни охватывают половину горизонта. Всё горит: пустые аулы, сухая трава в степи, местами даже сады. Я уже видел похожее в России при вторжении шведов - теперь знаю, у кого государь заимствовал эту беспощадную тактику. Только нас пожарами не проймешь: кров нам не нужен, провиант с собой, а кони пасутся на зеленом ячмене, едва пошедшем в колос и полном земными соками. Будь он спелее, татары выжгли бы и его, тем более что земледелие у степняков считается презренным занятием. Копаться в земле - удел рабов или самых опустившихся соплеменников. Грань между ними занимают потомки русских невольников, ради избавления от рабства принявших магометанство. Нет худших ненавистников России, чем эти ренегаты. Попался один такой в плен, в зеленой чалме и с чисто рязанской рожей - так и продолжал до конца славить аллаха. Не любят солдаты предателей, поскупились на легкую смерть. Проткнули ему брюхо багинетом и бросили.
Что не успели поджечь татары перед нами, уничтожают казаки и калмыки. Сии дети природы ухитряются ежедневно отбивать и пригонять к армии тысячные гурты скота. Запас мяса иметь неплохо, но перспективы меня пугают: бредущее за армией стадо растет угрожающе. Я сюда пришел не баранов воровать! Пришлось разочаровать добытчиков, повернув от Ак-Мечети не сразу домой, к Перекопу, а на юго-запад, к Бахчисараю. Нельзя же в одном переходе от ханской столицы пройти - и не сделать визит гостеприимным хозяевам!
Это единственный город, где хан с оставшимися верными ему людьми оказал сопротивление. Нелепой сказкой показался бы мне раньше рассказ, что пятнадцатитысячный корпус, коего две трети - иррегулярная конница, может пройти половину Крыма почти без боя. Только неприятели наши далеко не глупы. Уклоняться от прямого столкновения, бить по тылам, нарушать коммуникации - эта метода войны приносила им успех на протяжении столетий. Четвероногое богатство пасется на крымской Яйле, добыча наших конников - ничтожные крохи, мелочь. Лачуги подлого сословия тоже не жаль. Вот ханский дворец и городские дома знатных беев и мурз крымцы защищали всерьез: тяжелый уличный бой длился почти сутки. Многочисленная артиллерия, своя и захваченная в Кафе, решила дело. Саманные стены легко сокрушались выстрелами в упор, взорвавшейся в доме гаубичной бомбы хватало на всех защитников. 'Дворец-сад' превратился в обугленные руины.
Будь у меня возможность, я б еще каждую головешку в порошок растер. Есть за что.
Девлет Гирей с небольшой свитой и гаремом бежал в Инкерман, был отрешен султаном от престола и сослан на Родос. Лучший татарский полководец последних полутора веков провел остаток дней ничтожным изгнанником, в разочаровании и тоске. Его грандиозные планы возрождения ордынского могущества и оттеснения России от крымских рубежей не увенчались успехом. Поделом вору мука: не ставь перед собой нереальные цели. Установи прочный мир, карай подданных смертью за набеги - и даже в самой отдаленной перспективе стремления царя не пойдут дальше пары приморских крепостей и свободного мореплавания на юге. Безопасность границ - ключевой пункт: ни одно государство не станет терпеть такую кровоточащую язву на своем теле. Я пробовал однажды подсчитать - и вышло, что за последние два столетия с Украины сведено в неволю больше людей, нежели сейчас на ней осталось. А если спустимся дале в глубь веков? Ответьте, высоконравственные мудрецы, порицающие русских за то, что живут во мраке рабства: почему в новых европейских языках слова, обозначающие раба, восходят к племенному имени славянскому? Потому ли, что славяне - рабы по природе, или в память о канувших в Лету бесчисленных караванах невольников, удобривших своими костями почву Европы? Что, давнее дело? А когда последний раз христианнейшие французские короли покупали у турок ясырь для галер, успокаивая свою католическую совесть тем, что схизматики - не настоящие христиане? Почему русских людей магометане продают перекупщикам у подножия бастионов, возведенных учениками Вобана?
Сто двадцать верст раскаленной степи между долиной Салгира и Перекопом стали самой трудной частью похода. Колодцы испорчены, вода в бочках и бурдюках протухла - и той не хватает. Трофейная скотина от жажды падает тысячами, обозных коней вот-вот постигнет та же участь. Ночью идти нельзя: при свете ни один татарин не осмеливается приблизиться к нам, но в темноте превосходство стрелков обесценивается. Враги наглеют, атакуя удаленные посты и пикеты. Отсиживаемся за рогатками. Кстати, очень быстро крымцы освоились с минами, придумав свой способ обезвреживания: прежде чем самим идти, в опасное место гонят скот, если его нет под рукой - рабов, в самом крайнем случае пускают заводных коней. В порядке, обратном ценности ходячего имущества.
Перекопскую линию тысячи работников обновляли несколько лет, на случай русского вторжения с севера. Если бы не пересохшее горло - впору расхохотаться, глядя на земляные укрепления с открытой горжей. Турецкий гарнизон - как пробка в бутылке: можно мучиться, продавливая внутрь, но лучше вышибить молодецким ударом по донышку. Начальник его Ибрагим-ага попробовал остановить нас, засев в наскоро сделанном ретраншементе у Армянского Базара, но это была попытка с негодными средствами: у него не хватало сил для столь протяженного фрунта. Линия-то рассчитывалась на присутствие хана с большим войском. Турки в обороне, как правило, держатся стойко - но если уж побегут, не остановишь. Выбитые из траншей, они не стали защищать ни обратную сторону вала, ни крепость (довольно бесполезную при ширине перешейка восемь верст), а сразу отступили на запад, в направлении Очакова. Даже не успели засыпать колодцы.
Эти две ямы с дрянной солоноватой водой чуть не привели к катастрофе. Остервенелые от жажды и жары люди рвались к ним - но если один колодец Ефим сразу взял под свою жесткую руку, у другого врукопашную схватились юрьевцы со сводным полком.
Раздвигая конем толпу, в которую превратились потерявшие строй солдаты, я застрял саженях в десяти от центра драки. Меня никто не слушал. Крики офицеров тонули в реве тысячеглавого зверя, удары не действовали. Свирепое белое солнце яростно выжигало мозги беспощадными лучами. Безумие волнами катилось к краям, охватывая подбегающих из соседних проулков.
